он встречается. Полковник Путнис просто-напросто занервничал, и сержант Зидс получил приказ убить майора. Что он и сделал.
Наступила продолжительная пауза. Валландер заметил, что Мурниерс устал и чем-то угнетен.
— А что будет теперь? — в конце концов спросил комиссар.
— Я, конечно, основательно изучу бумаги майора Лиепы, — ответил Мурниерс. — А там посмотрим.
Этот ответ обеспокоил Валландера:
— Завещание, конечно, должно быть обнародовано, — сказал он.
Мурниерс не ответил, и внезапно Валландер понял, что для полковника это неочевидно. Его интересы не обязательно совпадают с интересами Байбы Лиепы и ее друзей. Возможно, ему довольно и того, что Путнис разоблачен. А насчет необходимости дальнейшей огласки этой истории у Мурниерса могла быть совсем иная точка зрения. Подумав, что завещание майора Лиепы могут снова спрятать, Валландер разволновался.
— Я бы хотел получить копию расследования майора, — сказал он.
Мурниерс тотчас разгадал его замысел.
— А я и не знал, что вы читаете по-латышски, — отозвался он.
— Всего знать невозможно.
Мурниерс долго молча рассматривал его. Валландер встретился с ним взглядом и подумал, что не должен уступать. Сейчас, когда он первый раз мерился силами с Мурниерсом, самым важным было не дать себя победить. Это был его долг перед маленьким близоруким майором.
Внезапно Мурниерс принял решение. Он нажал на кнопку звонка под столешницей. Вошел человек с синей папкой. Через двадцать минут Валландер получил копию, не подлежащую регистрации, копию, существование которой Мурниерс всегда будет отрицать. Эту копию забрал себе шведский полицейский Валландер, без разрешения и вопреки практике, принятой между дружественными странами, а затем передал людям, не имеющим права доступа к этим секретным документам. Действия вышеназванного шведского полицейского Курта Валландера заслуживают, несомненно, всяческого порицания.
Вот так все и произойдет, если напишут правду. Если она когда-нибудь будет написана, что куда менее вероятно. Валландер подумал, что никогда не узнает, почему Мурниерс отдал ему копию. Ради майора? Ради страны? Или в самом деле считал, что Валландер заслуживает этот прощальный подарок?
Разговор иссяк, больше сказать было нечего.
— Ваш теперешний паспорт имеет очень сомнительную ценность, — сказал Мурниерс. — Но я позабочусь о том, чтобы вы без проблем вернулись в Швецию. Когда вы хотите ехать?
— Во всяком случае, не завтра, — ответил Валландер. — Через день.
Полковник Мурниерс проводил его до машины, которая ждала во дворе. Валландер неожиданно вспомнил свой «пежо», оставленный в сарае в Германии, где-то на границе с Польшей.
— Не знаю, как мне вернуть мою машину, — вздохнул он.
Мурниерс с недоумением посмотрел на него. И Валландер понял, что никогда не узнает, насколько Мурниерс близок к тем людям, которые считали себя гарантами лучшего будущего Латвии. Сам он лишь едва царапнул по той поверхности, с которой ему позволили соприкоснуться. Весь этот огромный камень он никогда не перевернет. Как бы то ни было, Мурниерс просто-напросто не знает, как Валландер попал в Латвию.
— Да это я так, — сказал Валландер.
Проклятый Липпман, зло подумал он. Интересно, есть ли у латышских эмигрантских организаций тайные фонды, выплачивающие шведским полицейским компенсацию за машины, которые они никогда больше не увидят?
От этой мысли он почувствовал обиду, но списал ее на страшную усталость, по-прежнему руководившую его мозгом. Пока он не отдохнет, он не может доверять собственному рассудку.
Они простились у машины, которая должна была отвезти Валландера к Байбе Лиепе.
— Я провожу вас в аэропорт, — сказал Мурниерс. — У вас будет два билета, один из Риги до Хельсинки, другой из Хельсинки до Стокгольма. Насколько я знаю, для передвижения между скандинавскими странами не надо паспортов. Так что никто не узнает, что вы были в Риге.
Машина выехала со двора УВД. Валландер сидел в темноте и размышлял над словами Мурниерса. Никто не узнает, что он был в Риге. Внезапно он понял, что и сам никогда и никому не сможет рассказать об этом, даже родному отцу. Все случившееся останется тайной, особенно потому, что было слишком невероятным, нереальным. Кто ему поверит?
Он откинулся на сиденье и закрыл глаза. Теперь самым важным было свидание с Байбой Лиепой. О том, что будет, когда он вернется в Швецию, он подумает позже.
В квартире Байбы он провел две ночи и один день.
Все это время Валландер ждал наступления некоего особенного и трогательного момента, но момент так и не наступил. Он ничего не сказал о тех противоречивых чувствах, которые он к ней испытывал. Наибольшая близость возникла во второй вечер, когда он сидел рядом с ней на диване и рассматривал фотографии в альбоме. Когда он приехал к Байбе от Мурниерса, та встретила его сдержанно, как будто он опять стал для нее чужим. Он смутился, хотя до конца не понял почему. А чего он на самом деле ожидал? Она приготовила ему ужин, какую-то кашу, где основным содержимым была жесткая курица, и ему стало ясно, что Байба Лиепа не очень-то хороший кулинар. «Я не должен забывать, что она интеллектуалка — подумал он. — Она человек, который, возможно, лучше умеет мечтать о лучшем будущем, чем готовить. А ведь нужны и те и другие, даже если они не всегда уживаются друг с другом».
На Валландера напала тихая меланхолия, которую, однако, он успешно скрыл. Ведь он принадлежит к той части человечества, что готовит лучше, чем мечтает. Полицейскому вряд ли можно предаваться мечтам, его взор обращен на грешную землю, а не на высокое небо. Но вместе с тем невозможно отрицать, что он влюбился в Байбу, и это было причиной его меланхолии. И на этой печальной ноте ему придется закончить самое странное и опасное в своей жизни задание. Ему было очень больно. Когда Байба сказала, что его машину доставят в Стокгольм к его возвращению, он едва прореагировал. Ему вдруг стало жалко самого себя.
Она постелила ему на диване. Он слышал ее спокойное дыхание, доносившееся из спальни. Несмотря на усталость, ему не спалось. Время от времени он вставал, ходил по холодным половицам и смотрел на пустынную улицу, на которой майор встретил свою смерть. Сыщиков больше не было, их похоронили вместе с Путнисом. Осталась только огромная пустота, отвратительная и мучительная.
За день до его отъезда они побывали на братской могиле, где были похоронены Инесе и ее друзья. Оба не прятали слез; Валландер рыдал как брошенный ребенок, будто впервые осознав, в каком ужасном мире живет. Байба принесла цветы, замерзшие чахлые розы, и положила их на могильный холмик.
Валландер отдал ей копию завещания майора. Но до его отъезда она так его и не прочла.
Утром в день его отъезда в Риге повалил снег.
Мурниерс сам приехал отвезти шведского полицейского в аэропорт. В дверях Байба обняла Валландера, они прижались друг к другу, как двое только что переживших кораблекрушение, и он ушел.
Валландер стал подниматься по трапу самолета.
— Счастливого пути! — прокричал ему Мурниерс.
«И все же он рад, что я уезжаю, — подумал Валландер. — Вот уж кто не будет по мне скучать».
Самолет Аэрофлота заложил широкий вираж над Ригой, а затем взял курс на Финский залив.
Еще до того, как самолет набрал высоту, Курт Валландер уснул, свесив голову на грудь.
В тот же вечер 26 марта он прилетел в Стокгольм.
По громкоговорителю зала прилетов его попросили подойти к стойке информации.
В конверте лежали его паспорт и ключи от машины. Машина стояла сразу же за стоянкой такси. К своему удивлению, Валландер обнаружил, что ее недавно помыли.
