— То есть я должен сделать вывод, что Луиза не была шпионкой? О чем, собственно, вы толкуете?
Валландер на вопрос не ответил.
— Теперь станьте у стены, — сказал он. — Стойте там и слушайте!
— Что слушать?
— Мой разговор с Хоканом фон Энке.
— Но зачем это прятанье в потемках?
— Если он узнает, что вы здесь, я рискую не услышать от него правду.
Стен Нурдландер покачал головой. Но ничего больше не сказал, не протестовал, пошел к дому. Валландер не шевелился. Фон Энке благодаря своей системе сигнализации знал, что на острове кто–то есть, это ясно. Теперь главное, чтобы он не обнаружил, что возле охотничьего домика не один человек.
Стен Нурдландер добрался до стены дома. Не знай Валландер, что он там, нипочем бы его не заметил. Сам он по–прежнему не шевелился, выжидал. Испытывая одновременно странную смесь огромного спокойствия и тревоги. Финал истории, думал он. Я прав или же сделал самую большую в жизни ошибку?
С досадой он подумал, что зря не объяснил Стену Нурдландеру, что все может затянуться.
Пролетела мимо и исчезла ночная птица. Валландер вслушивался в темноту, старался уловить звуки, свидетельствующие о приближении Хокана фон Энке. Стен Нурдландер замер у стены. Из открытого окна сочилась музыка.
Он вздрогнул, когда почувствовал на плече руку. Обернулся и оказался лицом к лицу с Хоканом фон Энке.
— Вы опять здесь? — тихо сказал фон Энке. — Мы ведь не договаривались. Я мог принять вас за чужака. Чего вы хотите?
— Поговорить.
— Что–то случилось?
— Много чего случилось. Вам наверняка известно, что я ездил в Берлин, встречался с вашим старым другом Джорджем Толботом. Должен сказать, он вел себя именно так, как, по моему разумению, должен себя вести высокопоставленный сотрудник ЦРУ.
Валландер подготовился к разговору. Знал, что нельзя перестараться. Говорить надо достаточно громко, чтобы Стен Нурдландер все слышал. Но не настолько громко, чтобы Хокан фон Энке заподозрил присутствие свидетеля.
— Он считает, вы хороший человек.
— Никогда не видел такого аквариума, как тот, какой он мне показал.
— Да, аквариум замечательный. Особенно поезда, снующие в туннелях.
Внезапно налетел сильный порыв ветра. И опять все стихло.
— Как вы сюда добрались? — спросил фон Энке.
— На той же лодке.
— Один?
— А почему нет?
— Не доверяю вопросам, на которые отвечают вопросами.
Хокан фон Энке неожиданно включил карманный фонарик, который прятал под курткой. Направил его прямо в лицо Валландера. Свет для допроса, подумал Валландер. Только бы он не осветил дом и не обнаружил Стена Нурдландера. Тогда пиши пропало.
Фонарик погас.
— Нам незачем стоять на улице.
Валландер шагал по пятам за фон Энке. Когда вошли в дом, он выключил радио. В доме все осталось без перемен, все как во время первого его приезда.
Хокан фон Энке держался настороженно. Валландер затруднялся сказать, инстинктивно ли он чуял опасность. Ведь он не просто испытывал естественную подозрительность по поводу внезапного появления Валландера на острове.
— У вас определенно есть мотив, — негромко сказал Хокан фон Энке. — Неожиданный визит, среди ночи?
— Я просто хочу с вами поговорить.
— О поездке в Берлин?
— Нет, не о ней.
— Тогда объясните.
Валландер надеялся, что Стен Нурдландер, стоя под окном, слышит разговор. Но что, если Хокан фон Энке вдруг надумает закрыть окно? Времени у меня немного, думал он. Я должен все сказать, ждать некогда.
— Объясните, — повторил фон Энке.
— Речь о Луизе, — сказал Валландер. — О правде про нее.
— Разве она уже нам не известна? Мы же недавно говорили о ней.
— Да, говорили. Однако вы не сказали почти ни слова правды.
Хокан фон Энке смотрел на него все так же бесстрастно.
— Мне вдруг показалось, что–то здесь никак не сходится, — сказал Валландер. — Я словно бы стоял и смотрел куда–то вверх, в воздух, хотя на самом деле мне следовало присмотреться к земле под ногами. Случилось это во время поездки в Берлин. Внезапно я заметил, что Джордж Толбот не только отвечает на мои вопросы. Он еще и зондирует, очень осторожно и ловко, что, собственно, мне известно. Обнаружив это, я внезапно уразумел кое–что совсем другое. Кое–что ужасное, постыдное — предательство, преисполненное такой низости и презрения к людям, что поначалу просто не мог поверить. Все, что думал раньше я сам, что думал Иттерберг, что заявляли вы и рассказывал Джордж Толбот, — неправда. Я был орудием, меня использовали, и я покорно, с открытыми глазами, шел во все ловушки, расставленные на моем пути. Но это заставило меня увидеть и другого человека.
— Кого?
— Того, кого можно назвать подлинной Луизой. Она никогда не была шпионкой. Она не фальшивила, была самой что ни на есть настоящей. При первой нашей встрече меня поразила ее красивая улыбка. И в Юрсхольме я думал о том же. После я долго считал, что под этой улыбкой она прятала свой большой секрет. Пока не понял, что улыбка у нее неподдельная.
— Вы приехали сюда, чтобы говорить об улыбке моей покойной жены?
Валландер безнадежно покачал головой. Все эта ситуация вдруг вызвала у него такое отвращение, что он не знал, как с ней поступить. Ему бы надо рассвирепеть. Но не было сил.
— Я приехал сюда, потому что выяснил правду, которую искал. И правда эта такова: Луиза никогда не занималась шпионажем против Швеции. Мне следовало понять это гораздо раньше. Но я дал себя обмануть.
— Кто же вас обманывал?
— Я сам. Как и все, я привык считать, что враг всегда является с востока. Но больше всех меня обманывали вы. Настоящий шпион.
Все то же непроницаемое лицо, думал Валландер. Надолго ли?
— Я шпион?
— Да!
— Я что же, шпионил в пользу Советского Союза или России? Вы просто сошли с ума!
— Я ни словом не упомянул ни про давние Советы, ни про новую Россию. Я сказал, что вы шпион. И работаете вы на США. Много лет работали, Хокан. Как долго это продолжалось и с чего началось, ответить можете только вы сами. И каковы были ваши мотивы, я не знаю. Но не вы подозревали Луизу. Она подозревала вас в шпионаже в пользу американцев. Что в конце концов и привело ее к смерти.
— Я не убивал Луизу!
Первая трещина, подумал Валландер. Голос у него срывается на крик. Он начинает защищаться.
— Я и не думаю, что вы. Это наверняка сделали другие. Может, Джордж Толбот? Но умерла она, чтобы вы избежали разоблачения.