– Я в тот момент и представить себе не мог, что эта ножка имеет какое-то отношение к смерти Густава Торстенссона, – стал оправдываться Валландер. – Я и сейчас не знаю, что она, эта ножка, сама по себе доказывает.
– Если я правильно понял ход твоих мыслей, – сказал Бьорк, не обращая внимания на оправдания Валландера, – в момент гибели Густава Торстенссона здесь был кто-то еще. Но это вовсе не значит, что его убили. Может быть, кто-то увидел стоящую в поле машину и решил поживиться – а вдруг что-то есть ценное в багажнике? В том, что этот некто не связался с нами и выбросил ножку, тоже ничего удивительного нет. Мародеры не жаждут публичности.
– Это, конечно, верно, – согласился Валландер.
– Но ты же сказал, что берешься доказать, что старый Торстенссон был убит?
– Ну, может быть, я погорячился. Я просто имел в виду, что все не так просто, как казалось.
Они пошли к дороге.
– Машину надо осмотреть еще раз, – сказал Мартинссон. – Криминалисты наверняка удивятся, когда получат грязную ножку от венского стула. Ничем помочь не можем – пусть удивляются.
Бьорку явно хотелось закончить эту импровизированную оперативку побыстрее. Снова пошел дождь, то и дело налетали сильные порывы ветра.
– Завтра решим, что делать дальше, – сказал он. – Придется проверить все возможные версии… к сожалению, их не так много. Вряд ли сегодня мы к чему-либо придем.
Они разошлись по машинам. Анн Бритт Хёглунд остановилась в нерешительности.
– Могу я поехать с тобой? – спросила она. – У Мартинссона везде детские стульчики, а у Бьорка машина набита рыболовными принадлежностями.
Валландер кивнул. Они уехали последними и долго молчали. Валландеру было странно, что кто-то сидит с ним рядом – он отвык. Ему пришло в голову, что он ни с кем не разговаривал по душам с того самого летнего дня два года назад. Разве что с дочерью.
Наконец она прервала молчание:
– Мне кажется, ты прав. Наверняка есть связь между гибелью сына и этой аварией.
– Во всяком случае, это надо проверить.
Слева появилось море. Волны с пеной разбивались о берег.
– Почему люди идут в полицию? – спросил он.
– За других не скажу. А про себя знаю. Еще в школе полиции говорили, что нет двух людей, мечтающих об одном и том же.
– А разве полицейские мечтают о чем-то?
– Все мечтают. Даже полицейские. А у тебя разве нет мечты?
Валландер не знал, что на это ответить. Она, конечно, права – мечтают все. «А я? О чем мечтаю я? – подумал он. – То, о чем мечтаешь в юности, в конце концов бледнеет и испаряется или превращается в некую путеводную звезду, за которой потом следуешь. Что осталось от того, о чем я когда-то мечтал?»
– Я стала полицейским, потому что не хотела идти в священники, – вдруг сказала Анн Бритт. – Я долго верила в Бога. Мои родители принадлежали к евангелистской церкви. Но в один прекрасный день я проснулась и обнаружила, что вера моя исчезла. Долго не знала, что теперь делать. Но потом кое-что произошло, и я сразу решила пойти в полицию.
Валландер скосил на нее глаза.
– Расскажи, – попросил он. – Мне очень важно знать, почему люди до сих пор стремятся в полицию.
– В другой раз, – сказала она уклончиво. – Не сейчас.
Они уже подъезжали к Истаду. Анн Бритт жила на западной окраине города, в одном из только что построенных светлых кирпичных особняков с видом на море.
– Я даже не знаю, есть ли у тебя семья, – сказал Валландер, когда они свернули на узкую, еще не до конца благоустроенную улочку.
– У меня двое детей. Муж монтажник. Он устанавливает и ремонтирует насосы по всему миру, все время в командировках. Но на дом он заработал.
– Наверное, интересная работа.
– Я тебя как-нибудь приглашу, когда он будет дома. Сам и спросишь.
Он остановил машину у ее дома.
– По-моему, все рады, что ты вернулся, – сказала она на прощанье.
Валландеру показалось, что это вовсе не так, что она просто старается его подбодрить, но все же пробормотал что-то вроде благодарности.
Он поехал домой на Мариагатан, бросил мокрую куртку на стул и, даже не сняв ботинок, плюхнулся на постель. Ему снилось, что он бродит по песчаным дюнам Юланда.
Через час он проснулся и не сразу сообразил, где находится. Потом снял ботинки, вышел в кухню и сварил кофе. За окном на ветру качался уличный фонарь.
«Скоро зима, – подумал он. – Снег, завалы, метели… И я снова в полиции. Жизнь кидает меня из стороны в сторону… Есть ли у меня вообще какая-то власть над собственной судьбой?»
Он долго сидел, уставившись на чашку с кофе. Когда кофе окончательно остыл, он стал рыться в кухонном ящике в поисках ручки и блокнота.
«Я должен взять себя в руки. Я снова в полиции, мне платят за то, чтобы я думал и анализировал, чтобы находил и ловил преступников, а вовсе не за то, чтобы я сидел и оплакивал свою личную жизнь».
…Когда он отложил ручку и потянулся, было уже за полночь. Он снова склонился над столом и прочитал написанное. У ног его лежала куча скомканных бумажек.
Не видно системы. Ясной связи между автокатастрофой и убийством Стена Торстенссона пока найти не удается. К тому же вовсе не обязательно, что смерть Стена – прямое следствие гибели отца. Может быть, все наоборот.
Он вспомнил слова Рюдберга, сказанные тем незадолго до смерти. Они тогда занимались следствием по делу о ряде поджогов с целью убийства. «Причина может возникнуть после того, как следствие уже в разгаре, – сказал Рюдберг. – Полицейский всегда должен уметь прокручивать события в обратную сторону».
Валландер встал, пошел в гостиную и лег на диван. Туманное октябрьское утро. Пожилой человек в машине на поле. Он мертв. Он возвращается от одного из своих клиентов и попадает в аварию. Но сын немедленно начинает сомневаться, что это была обычная авария, – во-первых, отец никогда не ездил быстро в тумане, а во-вторых, в последнее время было видно, что его что-то гнетет, хотя он и старался этого не показывать.
Он резко поднялся и сел. Интуиция подсказывала ему, что решение где-то рядом. Что какая-то система все же есть. Вернее, антисистема, подделка, скрывающая истинный ход событий.
Итак, Стен Торстенссон не имел никаких доказательств, что это была не обычная автомобильная авария. Он не видел ножку стула в мокром поле, не знал про сломанный стул в багажнике отцовской машины. Именно потому, что он не мог найти никаких доказательств, он и обратился ко мне. Не поленился разузнать, где я нахожусь и приехал в Скаген.
Но он в то же время оставляет ложный след. Открытка из Финляндии. И через пять дней его убивают в конторе. И нет никаких сомнений, что это убийство.
Валландер почувствовал, что теряет нить. С таким трудом нащупанная схема, вернее две схемы, одна наложенная на другую, ускользали. Додумать эту мысль до конца он был не в состоянии.
Он просто-напросто устал. Дальше этих простых выводов двинуться этой ночью не удастся. По опыту он знал, что еще не раз вернется к этим догадкам – если только они имеют какое-то значение.
Он пошел в кухню, вымыл чашку из-под кофе и собрал с пола обрывки бумаги.
Надо начать с начала. А где начало? Густав или Стен Торстенссон?
Он долго не мог уснуть, несмотря на усталость. Интересно все же, что заставило Анн Бритт выбрать профессию полицейского? Когда он последний раз поглядел на часы, было половина третьего утра.
Валландер поднялся в начале седьмого, невыспавшийся и уставший, со странным чувством, что проспал. Около половины восьмого он уже был в управлении. Эбба сидела на своем обычном месте в
