приемной. Заметив его, она поднялась и пошла ему навстречу. Она была так откровенно тронута, что у него подступил комок к горлу.
– Я даже не поверила, – сказала Эбба. – Ты и в самом деле вернулся?
– Как видишь…
– Мне кажется, я сейчас заплачу.
– Не надо, – попросил он. – Потом поболтаем.
Он поспешил по коридору. В его кабинете основательно убрались, на столе лежала записка – звонил отец. Судя по неразборчивому почерку, записку написал Сведберг – отец звонил вчера вечером. Он взял было телефон, но решил, что позвонит попозже. Вытащил блокнот, где накануне записал свои мысли, и внимательно прочитал. Вчерашнее чувство, что где-то во всем этом угадывается некий порядок, схема, исчезло. Он отодвинул блокнот. «Слишком рано, – решил он. – Я полтора года прогулял неизвестно где, но терпения не прибавилось». Почему-то это его раздражало. Он снова взял блокнот и открыл чистую страницу.
Надо было начинать все с начала. А поскольку никто не мог с уверенностью сказать, где это самое начало находится, придется копать как можно глубже, не отвергая ни одну версию. И лучше бы следствие возглавил Мартинссон. Он, разумеется, приступил к службе, но еще не готов взять на себя всю полноту ответственности.
Задребезжал телефон. Он, посомневавшись, взял трубку.
– Слышал потрясающую новость, слышал, – сказал Пер Окесон. – Должен сказать, что очень рад.
С Пером Окесоном, прокурором, у Валландера сложились очень хорошие отношения. Они, конечно, иногда спорили, не соглашались в трактовке материалов следствия, Валландер злился на него иной раз, когда тот отказывался подписать ордер на арест в случае, казавшемся Валландеру совершенно очевидным, но у них всегда находилось решение, потому что они одинаково относились к своей работе.
Оба терпеть не могли небрежности в следствии.
– Должен признаться, что чувствую себя пока не в своей тарелке, – сказал Валландер.
– Тут только и говорили, что ты уходишь на пенсию по болезни. Нужно бы сказать Бьорку, чтобы он объяснил людям, что сплетни полицейских не красят.
– Это не сплетни, – сказал Валландер. – Я и в самом деле решил уйти на пенсию.
– А что тебя заставило передумать?
– Кое-какие события, – уклончиво ответил Валландер.
Пер Окесон замолчал, ожидая продолжения. Но продолжения не последовало.
– В общем, я и в самом деле очень рад, что ты вернулся, – повторил Пер Окесон после долгой паузы. – Уверен, что и остальные тоже.
Валландеру уже немножко поднадоели изъявления дружеских чувств, тем более что он в эти признания не особенно верил.
«Цветущий луг и болото, – подумал он. – Так и живешь всю жизнь – одной ногой там, другой здесь».
– Догадываюсь, что ты возглавишь следствие по делу Стена Торстенссона, – сказал Пер. – Надо бы встретиться и обсудить, что и как.
– Не думаю, чтобы я его возглавил. Принять участие – да, но насчет возглавить – нет. Я попросил подключить меня к делу, но с условием, что отвечать за него будет кто-то другой.
– Не мое дело, как вы там решите, – сказал Пер Окесон. – Я просто рад, что ты вернулся. Осмотрелся немного?
– Не могу сказать.
– Насколько мне известно, ничего важного пока не всплыло… Бьорк считает, что следствие будет долгим. А ты сам как думаешь?
Валландер задумался, прежде чем ответить.
– Сам я пока ничего не думаю.
– В странное время мы живем, – сказал Пер Окесон, – жить стало опасно. Без конца анонимные угрозы. Власти раньше работали при открытых дверях, а теперь попрятались в какие-то бункеры… Надо покопаться среди его клиентов. Может найтись ниточка. Недовольный клиент, к примеру.
– Уже начали, – сказал Валландер.
Они договорились, что Валландер зайдет к нему после обеда. Он заставил себя вернуться к составлению плана следствия, но никак не мог сосредоточиться. В раздражении бросил ручку и пошел за кофе, опасаясь встретить кого-нибудь в коридоре. Было уже четверть девятого. Он выпил кофе, думая, когда же пройдет это его упорное нежелание встречаться с людьми. В половине девятого он поднялся, сгреб бумаги и направился в комнату для совещаний. По пути ему вдруг пришло в голову, что за те пять дней, что прошли после убийства Стена Торстенссона, почти ничего не сделано. Обычно первые дни бывают лихорадочными и приносят максимум информации.
Что-то в его отсутствие изменилось, только он не мог понять, что именно.
Без двадцати девять все были на месте, и Бьорк, как обычно, тяжело опустил ладони на стол, давая понять, что оперативка началась. Он сразу повернулся к Валландеру.
– Курт, – сказал он. – У тебя еще глаз не замылен, ты только что окунулся в это дело. Как двигаться дальше?
– Ну, это не мне определять. Я даже не успел толком ознакомиться с материалами.
– Может, ознакомиться ты и не успел, но зато сразу предложил что-то путное, – возразил Мартинссон. – Я-то тебя хорошо знаю и готов держать пари, что ты вчера весь вечер сидел и набрасывал план следствия. Так или не так?
Валландер кивнул. Вдруг он понял, что если ему позволят взять на себя руководство следствием, он не будет сильно возражать.
– Я попытался подбить итоги, если это можно назвать итогами. Но сначала мне хотелось бы рассказать, что произошло неделю… нет, теперь уже больше недели назад в Дании. По-хорошему, надо было это сделать еще вчера, но вчера был сумасшедший день.
И он, делая вид, что не замечает удивленные взгляды сотрудников, рассказал о визите Стена Торстенссона в Скаген, стараясь не пропустить ни одной детали.
Когда он закончил, все долго молчали. Наконец слово взял Бьорк. Он не скрывал раздражения.
– В высшей степени странно, – сказал он. – Не могу понять, почему именно Курт вечно попадает в такие ситуации!
– Я направил его к тебе, – возразил Валландер, чувствуя, что начинает злиться.
– Ладно, не о чем говорить, – продолжил Бьорк, словно не слыша замечания Валландера, – но согласись, что странно. А фактически это означает, что мы должны вновь поднять дело об автокатастрофе.
– Работать сразу в двух направлениях не только естественно, но и необходимо, – сказал Валландер. – И мы должны исходить из того, что убиты двое, а не один. Отец и сын. Нельзя упускать из виду ни того, ни другого. Конечно, ответ на вопрос может заключаться в их частной жизни. А может быть, и в профессиональной – у них была одна адвокатская контора. И то, что Стен Торстенссон не поленился приехать ко мне в Скаген, чтобы рассказать, что отец последнее время был не в себе, дает повод думать, что ключ к разгадке – Густав Торстенссон. Но абсолютной уверенности нет… Хотя бы потому, что Стен послал открытку фру Дюнер из Финляндии в тот день, когда он был в Дании.
– Это говорит еще кое о чем, – вдруг сказала Анн Бритт Хёглунд.
Валландер кивнул.
– Совершенно верно, – сказал он. – Стен Торстенссон догадывался, что и ему что-то угрожает. Иначе зачем бы он заметал следы?
Мартинссон поднял руку.
– Лучше всего будет, если мы разделимся, – сказал он. – Кто-то займется папой, кто-то сыном. А потом посмотрим, не найдется ли общий знаменатель.
– Это я и хотел предложить… – сказал Валландер. – И вот еще что: меня не оставляет чувство, что во всей этой истории есть какая-то странность, несообразность, что ли… Хорошо бы понять, какая.
