– Может быть, он был неизлечимо болен?
– Не знаю.
– Но вы, должно быть, много размышляли по поводу его самоубийства.
– Это было очень тяжелое для меня время. Во всяком случае, это событие омрачило последние месяцы.
– Можете рассказать о его последнем рабочем дне?
– Он повесился в воскресенье, так что последний раз я его видел в пятницу после обеда. Как раз было совещание по экономике. Довольно шумное и сумбурное, к сожалению.
– Почему?
– Взгляды разошлись. Надо было решить одну проблему, и мы никак не могли прийти к соглашению.
– Какую проблему?
Мартин Оскарссон задумчиво на него поглядел:
– Я не уверен, что обязан отвечать на этот вопрос.
– Почему нет?
– Во-первых, я на пенсии. Во-вторых, есть деликатные вопросы, и у нас существуют предписания, что мы имеем право говорить, а что нет.
– В нашей стране, между прочим, существует принцип прозрачности, – сказал Валландер.
– Этот принцип не касается сведений, которые по особым причинам не могут быть обнародованы.
Валландер задумался:
– Значит, в свой последний рабочий день Ларс Борман принял участие в совещании по экономике?
Оскарссон кивнул.
– И на этом совещании обсуждалась, в шумной и сумбурной обстановке, какая-то экономическая проблема, которую вы расцениваете как не подлежащую обнародованию? Это значит, что протокол засекречен?
– Не совсем, – сказал Мартин Оскарссон. – Никакого протокола не велось.
– Тогда это было не обычное управленческое совещание, – сказал Валландер. – Обычно ведется протокол.
– Это было сугубо конфиденциальное совещание… Давайте закончим с этим. Не думаю, чтобы мне захотелось отвечать еще на какие-то вопросы. Я уже старик. Я забыл, что там было.
Как раз наоборот, подумал Валландер. Ты ничего не забыл. Это становится интересным – что же за деликатные вопросы обсуждались в ту пятницу?
– Я, разумеется, не могу заставить вас отвечать, – вслух сказал он. – Но я могу обратиться к прокурору. Могу пойти в управление ландстинга. В общем, у меня достаточно путей, чтобы узнать, что было тогда на повестке дня.
– Я больше не буду отвечать ни на какие вопросы, – повторил Оскарссон и поднялся со стула. Валландер продолжал сидеть.
– Сядьте, – резко сказал он. – У меня есть предложение.
Оскарссон, посомневавшись, уселся снова.
– Давайте сделаем точно так, как в ту пятницу. Я не буду ничего записывать, проведем доверительную беседу – свидетелей у нас нет. Некому даже подтвердить, что наш разговор вообще имел место. И я даю слово никому и никогда на вас не ссылаться. Если будет необходимо, я могу получить эту информацию и другим путем.
Мартин Оскарссон помолчал, обдумывая его слова:
– Тумас Рундстедт знает, что вы меня искали.
– Он не знает, о чем будет разговор.
Валландер выжидал. Мартин Оскарссон тоже молчал, но Валландер чувствовал, что тот в конце концов согласится с его предложением – он же явно не глуп.
– Хорошо, – сказал Оскарссон наконец. – Я согласен. Но не гарантирую, что смогу ответить на все ваши вопросы.
– Мочь и хотеть – разные понятия.
– Это мое дело.
Валландер кивнул. Соглашение было достигнуто.
– Итак, что за проблема обсуждалась на том совещании?
– Ландстинг крупно надули. Тогда мы еще не знали, о какой сумме идет речь.
– А теперь знаете?
– Теперь знаем. Четыре миллиона крон налоговых денег.
– Что произошло?
– Чтобы господин следователь лучше понял, о чем идет речь, мне надо немного рассказать, как вообще работает ландстинг, – сказал Мартин Оскарссон. – У нас многомиллиардный годовой оборот, множество отделов и видов деятельности. Но экономическое управление централизовано и полностью компьютеризировано. Встроенные системы безопасности на всех уровнях вроде бы должны предотвратить возможность растрат и тому подобных пакостей. Есть даже система предотвращения злоупотреблений в высшем звене руководства, но я не буду сейчас в это углубляться. Важно подчеркнуть, что происходит непрерывный контроль за всеми выплатами. Если кто-то задумает преступление, он должен досконально знать систему трансфертов между различными банковскими счетами. Это, так сказать, фон, на котором все произошло.
– Мне кажется, я понял, – сказал Валландер и стал ждать продолжения.
– Случившееся показало, что система безопасности трансфертов никуда не годилась. Теперь, естественно, все радикально изменилось. Сейчас подобное мошенничество было бы невозможно.
– Не торопитесь. Мне хотелось бы знать все подробности.
– Еще и до сих пор не все ясно. Господин следователь, без сомнения, знает, какой перестройке подверглась за последние годы вся система управления. Это похоже на операцию без наркоза. Особенно трудно было нам, старшему поколению государственных чиновников. Перестройка еще не закончена, и последствия ее пока оценить нельзя. Новые требования гласят, что государственные учреждения должны подчиняться тем же законам, что и частные предприятия: требования рынка, конкуренция и тому подобное. Некоторые отделы стали называться компаниями, другие сдали в подряд, неизмеримо повысились требования к эффективности. В нашем ландстинге, например, образовалось специальное предприятие, занимающееся конкурсом поставщиков. Иметь ландстинг в качестве заказчика – лучше не придумать, чего бы это ни касалось – стиральных порошков, пылесосов или газонокосилок. В связи с образованием этого предприятия мы наняли консалтинговую фирму, которая среди всего прочего должна была заняться подбором кадров на вновь образовавшиеся руководящие посты. Тут-то нас и надули.
– Как называется фирма?
– СТРУФАБ. Не помню, что означает это сокращение.
– А кто стоит за этой фирмой?
– Это подразделение инвестиционной компании «Смеден». Известная компания, представлена на бирже… да вы, наверное, знаете.
– Почти ничего не знаю, – признался Валландер. – А кто хозяин?
– Насколько мне известно, «Вольво» и «Сканска» тогда имели там довольно солидные пакеты акций. Теперь не знаю.
– Мы к этому еще вернемся. Давайте продолжим про мошенничество.
– В конце лета и начале осени было множество совещаний, связанных с образованием нового предприятия. Консультанты работали очень эффективно, наши юристы и руководство экономического отдела высоко оценивали их вклад. Мы даже предложили управлению заключить с ними долговременный контракт.
– А вы помните имена консультантов?
– Эгиль Холмберг и Стефан Фьелльшё. Был еще кто-то, но я забыл его имя.
– Значит, эти люди оказались мошенниками?