– Люди верят в криминалистику. Наука не лжет.
– Да, – согласился Рикмен. – Наука объективна. В этом ее сила.
Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга. Поверх плеча Андрича Рикмен заметил, что констебль уже дрожит в одной рубашке.
– Как Наталья? – спросил он.
– К сожалению, не могу вам сказать.
Рикмен был поражен. Андрич не сказал «К сожалению, не знаю» или «Не знаю», а именно «Не скажу». Для человека, нуждающегося в переводчике, Андрич довольно умело обращался с английским языком.
– Может, Теодор Попович нам расскажет.
– Хотелось бы надеяться. Это слишком страшный грех, чтобы носить его в душе.
Рикмен прищурился:
– Вы верующий человек, мистер Андрич?
– Да.
– Тогда вы должны верить в вечные муки…
– Для грешника – да.
«То есть он себя грешником не считает…» – подумал Рикмен, пристально вглядываясь в лицо Андрича.
Андрич, похоже, испытывал приступ душевного волнения. После недолгого замешательства он сказал:
– Я очень сожалею о докторе Грейс. Этого не должно было случиться. Жуткое несчастье, что она оказалась в этом месте в это время. – Это звучало бы как раскаяние, если бы он был на него способен. – Она была хорошим человеком, – закончил он.
– Да, – ответил Рикмен. – Была.
Андрич сунул руки в карманы:
– Ну… – Он сделал движение, собираясь уходить.
– Что вы теперь будете делать?
– Вернусь к моему бизнесу. Буду жить.
«Да, – подумал Рикмен. – Легко! С такими бабками Андрич без труда найдет другого солиситора, готового ему помогать».
Андрич повернулся уходить, и Рикмен испытал секундную панику. Он еще не закончил.
– Вы, конечно, понимаете, что мы были вынуждены вас арестовать? – задержал он Андрича, стараясь скрыть беспокойство в голосе.
Репортеры за воротами утихомирились, и стал слышен шум транспорта на Эдж-лейн, ритмичный, как сердцебиение.
Андрич повернул назад:
– Конечно. Теодор – мой служащий. Естественно, вы должны были подозревать…
Рикмен протянул ему руку в перчатке. Андрич с удивлением воззрился на нее. Затем все-таки пожал. Даже если бы он и подозревал ловушку, его привычная учтивость не позволила бы ему допустить подчеркнутую невежливость. Затем он повернулся и пошел к воротам.
На полпути через стоянку его заметила пресса, и началось безумие: крики, в которых угадывались вопросы, фотовспышки. Андрич еще раз обернулся и в замешательстве посмотрел на уходящего в противоположную сторону Рикмена.
Констебль без возражений пропустил инспектора в здание. Фостер все это время развлекал тюремный персонал анекдотами. Проходящего Рикмена он заметил краем глаза, хохоча на пару с тюремным сержантом.
Когда Рикмен исчез из поля зрения, он двинулся следом. Встретились они в кабинете, который делили на двоих во время следствия.
– Удачно? – спросил Фостер.
Рикмен поднял руки в перчатках:
– Будем надеяться, что для Андрича нет.
Фостер достал из ящика стола пакет для вещдоков и вскрыл его. Рикмен осторожно стянул с рук черные кожаные перчатки и бросил их в пакет. На руках остались перчатки хирургические. Фостер запечатал пакет и спрятал его в стол.
Рикмен сунул руки в карманы:
– Ты не обязан это делать, Ли.
– Да знаю.
– Я хочу сказать, еще не поздно дать задний ход.
– Без этой улики нас оттрахают по полной программе, – сказал Фостер, – а с ней – мы оттрахаем Андрича. Лично я предпочитаю активный процесс.
