и постепенно исчезает, он запечатлевал ее в памяти до мельчайшей детали. Он делал это очень тщательно, запоминал даже капельку семени, что скатилась по внутренней стороне ее бедра; достигнув колена, она попала в солнечный луч и загорелась, как янтарь. Потом Танжер исчезла из поля его зрения, и Кой услышал, как она прыгнула в море.
Ту ночь они провели на «Деи Глории», став на якоре.
Стрелка флюгера едва шевелилась рядом с лампочкой, горевшей на топе мачты, в спокойной воде, как в зеркале, отражались проблески маяка на мысе Палое в семи милях от них на северо-запад. На небе было столько звезд, что казалось, оно смыкалось с морем; их было так много, что найти известные не представляло никакого труда, и Кой сидел на корме, смотрел на них и проводил воображаемые линии, чтобы определить их точно. Летний треугольник начал подниматься к юго-востоку, и виден был след Волос Вероники – из всех весенних созвездий оно последним исчезало с летнего неба. В восточной стороне, на черном-черном фоне очень ярок был пояс Ориона, и если провести прямую к нему от Альдебарана через созвездие Большого Пса, эта прямая попадала в излученный восемью годами раньше свет Сириуса, двойной звезды, самой яркой на небе, расположенной там, где след Млечного Пути идет в южном направлении, через созвездия Лебедя и Орла. Весь этот мир небесных светочей и старинных мифов медленно вращался над его головой; и он, центр собственной сферы, был частью этого безмолвного и бесконечного мира.
– Больше ты меня не учишь различать звезды, Кой.
Он не слышал, как она подошла к нему. Не задев его, она села совсем рядом и опустила ноги на ступеньки лесенки на корме.
– Я научил тебя тому, что знал.
Она слегка пошлепала босыми ногами по воде.
Огонь маяка, в соответствии с заданными параметрами, периодически обрисовывал ее силуэт.
– Знаешь, мне хотелось бы знать, – сказала она, – что ты обо мне будешь вспоминать.
Она говорила совсем тихо, едва слышно. Это был даже не вопрос, а признание. Кой поразмышлял.
– Слишком рано, сейчас этого не узнаешь, – ответил он наконец. – Все еще не кончилось.
– Я спрашиваю, что ты будешь вспоминать, когда все кончится.
Кой пожал плечами, понимая, что она этого не увидит. Повисло молчание.
– Не знаю, чего ты еще ждешь, – через какое-то время сказала она.
Он по-прежнему молчал. Из каюты доносились радиошумы, было десять пятнадцать, и Пилото слушал метеосводку на завтра. Тень женщины не шевелилась.
– Есть дороги, – шепнула она, – которые мы можем пройти только в одиночестве.
– Дорогу к смерти, например.
– Об этом не надо, – попросила она.
– Умереть в одиночестве, помнишь? Как Зас…
Однажды ты мне сказала, что боишься, что так будет и с тобой…
– Не надо, помолчи.
– Ты просила, чтобы я был рядом. Я поклялся.
– Не надо.
Кой откинулся назад, лег на палубу; над ним простирался небесный свод. К нему склонился черный силуэт, заслонив собою часть звездной сферы.
– А что бы ты мог сделать?
– Дать тебе руку, – ответил Кой. – Проводить тебя, чтобы ты уходила не одна.
– Я же не знаю, когда это случится. Этого никто не знает.
– Поэтому я и хочу быть рядом. Чтобы выполнить свое обещание.
– Ты бы мог это сделать? Остаться со мной, чтобы выполнить свое обещание? Чтобы я уходила не одна, когда настанет мой час?
– Конечно.
Звездная сфера опять сияла перед ним целиком, Танжер выпрямилась и отодвинулась. Наверное, рассматривала черную воду. Или небесный свод.
– Что это за звезда?
Кой проследил направление черной вытянутой руки.
– Регул. Передняя лапа Льва.
Танжер, судя по всему, тоже откинулась назад, разыскивая царя зверей среди огоньков, что мигали в небе. Минуту спустя она снова зашлепала ногами по воде.
– Наверное, я тебя не стою, Кой.
Она сказала это едва слышно. Он закрыл глаза и медленно-медленно выдохнул.
– Это мое дело.
– Ошибаешься. Это как раз не твое дело.
Она умолкала, слышался только плеск воды. Она опять стала шевелить ногами в море.
– Ты хороший человек, – вдруг сказала она. – Правда хороший.
Кой открыл глаза, чтобы наполнились они звездами, помогли справиться с острой тоской, стеснившей грудь. Внезапно он почувствовал себя совсем больным. Он боялся шевельнуться, казалось, от малейшего движения боль станет невыносимой.
– Лучше меня, – говорила она, – и лучше многих, кого я знала. Жаль, что…
Она оборвала фразу, а когда заговорила вновь, тон был совсем иным. Жесткий, сухой, решительный.
– Жаль.
Снова молчание. Далеко, где-то на севере, упала звезда. Желание, подумал Кой. Я должен загадать желание. Но светлая искорка исчезла, прежде чем он успел точно сформулировать свою мысль.
– Что ты делал, когда я выиграла кубок по плаванию?
Чтобы она осталась со мной, попросил он наконец. Но на холодной тверди больше не было падающих звезд. Все они стояли на своих местах и неумолимо смотрели на него.
– Жил, – ответил он. – Готовился к встрече с тобой.
Сказал он это очень просто и умолк. На лицо Танжер падал отблеск света. Двойного, нежного света. Она смотрела на него.
– Ты хороший человек, – повторила она.
Тень ее наклонилась ниже, и он почувствовал ее влажные губы на своих.
– Надеюсь, – шепнула она, – скоро ты найдешь свой корабль.
Он вытащил свинцовый фонарь с осколками стекол, немного отодвинулся, чтобы улеглась муть, и продолжил работу. Он добрался до того угла, где песок, который Кой разгребал, снова и снова затягивал расчищенное пространство, проникая через дыру в обшивке. Ему приходилось брать песок на лопату и перебрасывать через борт. Это отнимало много сил и кислорода, пузырьков было больше, и поднимались они чаще, чем положено; Кой отложил лопату, подошел к обломку шпангоута, оперся на него спиной, чтобы отдохнуть и убедить свои легкие быть не столь требовательными. У его ног лежало пушечное ядро с цепью, такие применялись для того, чтобы срывать снасти и повреждать рангоут неприятеля;
Пилото отрыл его в прошлое погружение. Сохранилось ядро очень хорошо благодаря тому, что два с половиной века его укрывал слой песка; быть может, оно было выпущено из пушки шебеки, повредило такелаж и паруса бригантины и наконец оказалось на дне морском. Он немного наклонился, чтобы рассмотреть его – чего только не напридумывали люди, чтобы уничтожать друг друга, думал он, – и тут в дырку у основания переборки увидел совсем рядом голову мурены. Мурена была большая, в ладонь толщиной, противного темного цвета. Недовольная вторжением странного существа, выпускающего пузырьки, она шевелила жабрами. Кой благоразумно отодвинулся от разинутой пасти: эти зубы одним укусом могут лишить его половины руки, и направился за подводным ружьем, которое лежало вместе с запасными буями и прочими инструментами. Он вставил гарпун, натянул резину и вернулся к мурене.
Он терпеть не мог убивать рыб, но работать среди сгнившего дерева, имея с тыла крючковатые ядовитые зубы, это не дело. Рыба караулила вход в свой родной дом: мой дом, уютный дом, как поется в мюзикле Ларсона. Злобные глазки уставились на Коя, когда он вставил ружье между раскрытыми жабрами.
Поверь, подружка, против тебя лично я ничего не имею. Просто тебе не повезло. Он нажал спусковой
