Ну ладно, подумал Альм, откинулся на стуле и поглядел на часы. Если успеть в «Системет» до ланча, не придется наживать аневризму, стоя в бесконечной очереди среди бездельников, которым нечем заняться.
5
Закончив пресс-конференцию, Бекстрём тут же улизнул в город, где в небольшом ланч-ресторане его ждал знакомый — корреспондент из большой вечерней газеты. Если оставить в стороне выбор профессии — вполне нормальный парень, к тому же имеющий доступ к газетной кассе. После пары кружек крепкого пива и хорошей порции жареной свинины с креветками и брусникой к Бекстрёму вернулось хорошее настроение, и в благодарность за хороший обед он немного приподнял завесу полицейской тайны.
— Только между нами, — сказал он, доверительно наклонившись к собеседнику. — Могу сказать, что его зарезали. Ножом.
— Приятного мало, — поддержал разговор репортер, ожидая продолжения.
Опрокинутый столик, немного крови и труп, ну и что, он повидал и похуже, но публику надо кормить тем, чего она требует.
— Признаться, картина была… ну скажем, не такая, как у меня дома или у тебя.
Вообще-то это чистая правда, подумал Бекстрём.
— А нож? Там что, была настоящая бойня? А нож большой?
— Опять-таки между нами… — Бекстрём понизил голос и наклонился еще ближе. — Настоящий мачете… чуть не самурайский меч. — Он развел свои жирные руки и показал, какой был нож.
— Вы не думаете, что есть какая-то связь с порноубийствами? — спросил репортер. Глаза его сияли.
— Что ты имеешь в виду? — осторожно спросил Бекстрём.
Этот парень явно не промах.
— Ну этот псих, который режет народ здоровенным ножом. Уже троих прикончил. Сначала негра на Сёдере,[13] потом еще двоих, те, кажется, дрочили в каких-то порнозабегаловках. Один в Васастане, другой прямо рядом с собственным домом. Подумайте только, Бекстрём, мы же имеем дело с серийным убийцей, и он на свободе!
— М-м-м… — задумался Бекстрём. — Возможно… Эта мысль мне тоже приходила…
Что я здесь делаю? — вдруг подумал он и вспомнил своего непосредственного начальника комиссара Фюлькинга. Нельзя сказать, чтобы это воспоминание его порадовало.
— А что, Эрикссон увлекался порнухой? — Репортер буквально сверлил его взглядом.
Увлекался ли Эрикссон порнографией? А кто ей не увлекается? — подумал Бекстрём с недоумением, но заставил себя собраться и энергично кивнул.
— Я убежден, что мотив убийства носит сексуальный характер, — заявил он.
Он и вправду был в этом убежден: достаточно было одного взгляда на то, как жил этот прохиндей. Так что против истины Бекстрём не грешил. А порнуху любят, почитай, все, кроме разве старух. Надо будет посмотреть повнимательней, нет ли у покойника видеофильмов или журналов… С такими девчонками в матросских костюмчиках верхом на колбасе, вспомнил он и вдруг почувствовал прилив бодрости.
— Потрясающе, Бекстрём, — выдохнул репортер. — Я понял, понял… Сделаем как всегда — наши источники в полиции дали понять… Не хочешь ли коньячку к кофе?
— Рюмочку, пожалуй, не больше, — согласился Бекстрём.
Инспектор Вийнблад провел почти весь день у судмедэкспертов в Сольне. Он присутствовал на вскрытии убитого Челя Йорана Эрикссона, потом принял и зарегистрировал вещественные доказательства — одежду убитого, в которой его привезли.
Обычно это бывало довольно приятное времяпрепровождение: можно было успеть обменяться профессиональным опытом, поговорить обо всем на свете с коллегами из уголовки и судебными медиками. Но не сегодня, с горечью подумал Вийнблад. Мало того что из полиции больше никто, кроме него, не явился, — а чего еще ждать, если следствием руководит психопат Бекстрём? — его подстерегало еще одно разочарование. Вскрытие, судя по всему, будет проводить новый врач, молодая женщина никак не старше тридцати пяти — он никогда раньше не встречал ее и даже не слышал о ее существовании. Низкорослая, с неприятным испытующим взглядом, зовут ее, судя по беджу на халате, Биргит X., точно как в том совершенно непонятном романе, который он получил на день рождения от своей мерзкой золовки. Впрочем, Биргит X., как выяснилось, предпочитала, чтобы ее называли просто Биргит.
— Меня зовут Биргит, — представилась она и протянула маленькую крепкую руку, — просто Биргит. А вы, как я догадываюсь, Вийнблад.
— Ну что ж, — сказал Вийнблад, когда они покончили с формальностями и заняли место у патологоанатомического стола. — Профессор, должно быть, уехал на какую-нибудь конференцию?
— Профессор? — недоумевающе спросила Биргит. — Вы имеете в виду доктора Энгеля? Вы его, по- моему, называете Труполюбом?
— М-м-м… разве? — уклончиво пробормотал Вийнблад.
Он терпеть не мог, когда людей называли кличками, особенно в их отсутствие. Но она была права: кличка доктора Энгеля была Труполюб. Или Ангел через «э». Интересный, в общем, мужик с каким-то неясным немецко-югославским происхождением, очень знающий, судя по рассказам тех, кто с ним работал, и с большим чувством юмора, правда, пока дело не касалось его лично.
Биргит отрицательно покачала головой.
— Он не уехал, — наконец-то ответила она на вопрос инспектора. — Он свалился с мостков.
— О боже! — испугался Вийнблад. — Как это произошло?
Она раздраженно пожала плечами:
— Несчастный случай на работе. Ему надо было в чем-то убедиться своими глазами. Думаю, на одном из его приработков — он обслуживает страховые компании, вместо того чтобы выполнять свои прямые обязанности. А поскольку он слепой, шел, шел и не заметил, что мостки кончились. Перелом в лучезапястном суставе и сотрясение мозга. Более благородные части тела не пострадали.
— Слепой? — полувопросительно повторил Вийнблад.
Что она имеет в виду?
— Именно слепой, — подтвердила Биргит, сверля его темными глазами, каждый зрачок — как зернышко черного перца. — У коллеги Энгеля тяжелая близорукость, но он из тщеславия отказывается носить очки. Потому-то он и натыкается постоянно на юкку в вестибюле. Кстати, молодые коллеги, подшучивая над ним, каждый раз ставят кадку с растением на новое место, только я этих шуток не понимаю. Если вы мне не верите, можете, когда заболит зуб, пойти к слепому дантисту.
— Мне это и в голову не приходило, — пробормотал Вийнблад примирительно.
Что она болтает? Как это может быть? Его старый приятель Милан — и вдруг ни с того ни с сего слепой!
— К тому же он никакой не профессор. Он называет себя профессором, но это не одно и то же. Если вы ничего не имеете против, я бы хотела приступить к делу, — сказала она без перехода.
— Конечно-конечно, — согласился Вийнблад. Боже, какая несимпатичная особа!
— Приятно слышать, — пробормотала она, окидывая взглядом ряд блестящих инструментов на столике. — Кстати, в отличие от доктора Энгеля я и в самом деле профессор, настоящий профессор, так что инспектор может не волноваться.
Мерзкая баба, пришел к окончательному выводу Вийнблад.
Но дело знает, неохотно признал он, снимая через два часа резиновые перчатки. Как она провела
