вскрытие! Он никогда ничего подобного не видел, хотя присутствовал на вскрытиях довольно часто.
— Вот так, — сказала Биргит, доставая кассету с надиктованным протоколом из магнитофона. — Пройдем ко мне, поговорим. Не забудьте его барахло, мне этот мусор здесь не нужен. — Она кивнула на пакеты с одеждой Эрикссона, там лежали брюки, сорочка, сетчатая майка, трусы, носки и ботинки.
— Чай? Кофе? — спросила Биргит.
На маленьком столике рядом с письменным стояла кофеварка. Она уже налила себе черный кофе и уселась в рабочее кресло, положив ноги на стол.
— Нет, спасибо, — отказался Вийнблад.
Это не человек, подумал он, это какая-то камнедробилка в человеческом образе.
— Ну и ладно, — отрубила Биргит. — Протокол получите на следующей неделе, когда придут результаты анализов. Однако вы, наверное, хотели бы услышать предварительные выводы.
— Разумеется… если это возможно. — Тут Вийнблад почему-то вспомнил Ярнебринга, хотя перед инспектором находился экземпляр как минимум вдвое меньшего размера, чем этот опасный для общества сумасшедший из следственного отдела.
— Возможно, — сказала Биргит. — Я буду говорить на обычном языке, чтобы вы все поняли.
— Спасибо, — бледно улыбнулся Вийнблад. — Спасибо.
Эрикссон умер от проникающего ножевого ранения в спину, или, вернее, от колотого проникающего ножевого ранения, нанесенного сверху под углом. Удар пришелся между левой лопаткой и позвоночником, нож прошел между двумя ребрами в грудную полость, повредив сердце, левое легкое и аорту. Такие ранения сопровождаются обильным кровотечением, резким падением давления, потерей сознания и остановкой дыхания, что приводит к смерти в течение нескольких минут. Лезвие ножа находилось в наклонном горизонтальном положении, что как раз и говорит в пользу колотой раны: при рубленой ране, как правило, лезвие расположено вертикально или слегка наклонно по отношению к вертикали.
Убийство совершено с помощью большого и очень острого ножа с одной режущей кромкой, прямым лезвием длиной как минимум двадцать пять сантиметров и шириной около пяти сантиметров в основании, то есть это вполне может быть тот нож, фотографию которого Вийнблад послал утром по факсу.
— Я понимаю, что вы это сделали с добрыми намерениями, — сказала Биргит, пристально глядя на Вийнблада, — но в дальнейшем прошу воздержаться от подобного типа информации, пока я ее не запрошу. Я обычно стараюсь сначала составить собственное представление. Я, знаете, судебный медик, а не гадалка.
— Конечно-конечно, — промямлил Вийнблад.
— Что-нибудь еще? — Она смерила его взглядом.
— Вы можете сказать что-нибудь насчет времени наступления смерти?
— В момент звонка свидетельницы — около восьми. Ничто этому не противоречит. Это вы мне послали факс? Подписано, во всяком случае, вами.
— Я вот все размышляю, — осторожно начал Вийнблад. — Рост Эрикссона метр семьдесят два… Я представляю убийцу как человека высокого роста, намного выше Эрикссона, к тому же незаурядной физической силы. Я имею в виду направление раны и ее глубину, — уточнил он.
Это-то она должна сообразить, подумал он. Наверное, институт окончила.
Она почему-то улыбалась, и Вийнблада это встревожило.
— Значит, вы его так себе представляете, — сказала Биргит.
— Ну да. Преступник высокого роста, примерно метр девяносто, очень сильный… и удар, так сказать…
— А-а, вот оно что… — спокойно произнесла Биргит, разглядывая коротко подстриженные ногти. — Я-то предполагала, что Эрикссон сидел на диване, — видела диван на вашей фотографии. А что касается ранения, тут особой силы не надо. Острый нож прошел точно между ребер. Преступник подкрадывается сзади и наносит удар. Если б я была на его месте, я бы очень удивилась, как все ловко вышло.
— Может быть, профессионал? — предположил Вийнблад. — Если вспомнить, насколько точно нанесен удар, можно предположить изрядные анатомические познания.
— Откуда вы все это берете? — вздохнула Биргит. — Могу себе представить, о какой чепухе вы тут болтаете с Миланом. Это чистое везение или невезение — как хотите. Откуда он мог знать, где у убитого ребра? Бедняга же был в рубашке. Вы ведь не думаете, что преступник подошел к нему и ощупал ребра, перед тем как нанести удар?
— Нет, конечно, — выдавил Вийнблад.
Она совершенно невыносима! — подумал он. Его даже пот прошиб.
— Что-нибудь еще? — спросила она и выразительно посмотрела на стенные часы. — У меня еще много работы.
Точно как Бекстрём, с ненавистью вспомнил Вийнблад. Он с трудом преодолел желание немедленно уйти, но ему надо было задать еще один вопрос, хотя он с удовольствием предоставил бы эту честь жирному прохвосту из уголовки.
— Еще одно… — промямлил он. — Хотелось бы знать… На вскрытии вам не бросилось в глаза что-то, что могло бы навести на мысль, что Эрикссон… то есть убитый… не был ли он, так сказать, гомосексуалистом?
— Вы что имеете в виду, не нашла ли я у него хвост? — весело спросила Биргит.
— Нет. — Вийнблад нервно улыбнулся. — Ну… вы же наверняка понимаете, что я имею в виду.
— Не очень, — сказала Биргит. — Могу только догадываться. Вы интересуетесь, не нашла ли я каких-либо следов пенетрации в прямую кишку в связи, скажем, с постоянными анальными сношениями?
— Именно. Да… например, с анальными.
— Или следов спермы в прямой кишке? Не сделала ли я еще каких-нибудь ужасающих открытий касательно, допустим, его пениса?
— Да-да, именно так, — пробормотал Вийнблад, чувствуя, как пот стекает у него между лопаток. — Что-нибудь вы нашли?
— Нет, — твердо сказала она. — Так что вы и ваши ребята, на Кунгсхольмен можете спать спокойно.
— Значит, нет… Ну хорошо, позвольте вас поблагодарить…
— Не за что, — холодно откликнулась Биргит.
Из Центрального статистического управления Ярнебринг и Хольт направились в головную контору САКО — профсоюза, объединяющего работников с высшим образованием, — что расположена на Эстермальме: в конце разговора начальник Эрикссона вспомнил, что накануне, то есть в день убийства, Эрикссон был на конференции по правам трудящихся, которую проводил САКО.
— Да-да, мы послали ему приглашение, как представителю академиков [14] ЦСУ, они объединены в ТСО, профсоюз служащих, — подтвердила женщина, отвечавшая за организацию конференции.
Полицейским дали программу конференции и список участников. Это было однодневное мероприятие, началась конференция в девять утра и закончилась в пять вечера, с перерывом на ланч между двенадцатью и часом. Проходила она как раз здесь, где они сейчас находятся, обсуждались, как уже было сказано, вопросы прав трудящихся, что всегда интересно для профсоюза. Кроме Эрикссона присутствовало еще около пятидесяти человек.
— А вы уверены, что Эрикссон был на конференции? — спросил Ярнебринг.
Да, он зарегистрировался утром и получил все материалы, однако она не может ответить на вопрос, оставался ли он до конца. Ничего странного, люди приходят и уходят, сказала она, давая понять, что у нее, кроме того, чтобы следить за присутствием Эрикссона на конференции, были и другие дела.
Пришлось опросить еще двоих ее сотрудников, и постепенно картина прояснилась.
Эрикссон сидел на конференции до ланча. Сначала собирался остаться на весь день, но, когда вышли покурить, сказал, что у него завал на работе, он вынужден уйти в двенадцать, даже поесть не успевает.
