пьяную ссору, реже сопровождал приступ ревности или сумасшествия. Как бы то ни было, им обычно хватало недели, чтобы сложить такой пазл и взять преступника. Но как только дело касалось денег, все сразу усложнялось, и Ярнебринг больше всего желал, чтобы убийство Эрикссона никак не было связано с его финансами.
— Все образуется, — произнес он вслух с улыбкой, стараясь говорить убедительно, но при этом непроизвольно поерзал на стуле.
— В понедельник, — сказала Хольт и тоже улыбнулась.
— В понедельник перекопаем квартиру, и ставлю месячную зарплату, что мы вычислим убийцу. У нас будут списки телефонов и все, что нужно из базы данных, просмотрим все записные книжки, бумажки, фотоальбомы, старые письма… Не знаю, что еще…
— А не лучше ли заняться этим сейчас? — Она по-прежнему улыбалась, но вопрос прозвучал серьезно. — Ты же слышал о правиле двадцати четырех часов?
— Ты смотришь слишком много американских детективов. Вот что я тебе скажу: коллега Бекстрём, конечно, не свет в окошке, однако инстинкт самосохранения у него точно есть. К тому же его шеф кое-что повидал и не будет сидеть сложа руки.
— Ты имеешь в виду Фюлльскалле?
— Ну да. Я понимаю, что ты хочешь сказать, но представь себе, что мы нашли Эрикссона не в его квартире, а, скажем, на улице. Тогда был бы совсем другой коленкор, все бы забегали, и могу тебя уверить, что следствием руководил бы не Бекстрём, а кто-то другой.
— А что, убийство Эрикссона проще?
— Думаю, да. Во всяком случае, у меня такое ощущение. Незапланированное убийство, состояние аффекта, преступник наверняка наделал кучу ошибок… А если это его знакомый, такие случаи обычно не представляют большой сложности. Даже может повезти, и преступник сам явится — совесть замучает.
Хотя чертовски жаль, что нет Ларса Мартина, подумал он. Тогда бы как пить дать преступник уже рыдал в кутузке, а Ярнебринг наслаждался бы выходными, поскольку допросы арестованных не входили в круг его обязанностей.
— Ты меня убедил, — согласилась Хольт. — Тогда я повидаюсь со своим парнем.
— А кто он? — спросил Ярнебринг. Почему-то от ее слов у него испортилось настроение.
— Самый видный парень в городе, — ответила она. — Никлас Хольт, шесть лет. В обиходе — Нике.
— Передай ему привет, — попросил Ярнебринг, и они пошли по домам.
Надо было попытаться заключить мир со своей нареченной, прежде чем осенняя темень окончательно упадет на город и его обитателей — тех, что пока еще живы.
6
Закончив дискуссию со своим другом-доктором, Вийнблад позвонил домой — не надо ли купить чего к обеду, но жена его либо уже ушла куда-то, либо просто не брала трубку. Торопиться было особо некуда, поэтому он еще раз завернул на работу и на своем письменном столе обнаружил вонючее заблеванное полотенце, небрежно затолканное в бумажный пакет от «Лизы Элмквист» в Эстермальмсхаллен, дорогом продуктовом рынке в престижном районе Стокгольма. Рядом с пакетом лежала наглая, мягко говоря, записка от Бекстрёма, так что Вийнбладу пришлось задержаться на работе далеко за полночь.
Сначала надо было заполнить новый протокол: как-никак поступило новое вещественное доказательство. Потом, произведя предварительный осмотр заблеванного вещдока, он написал направления на различные криминалистические анализы, что потребовало заполнения целой кучи бланков. Наконец он упаковал полотенце по всем правилам криминалистики. Теперь можно все это посылать в Центральную криминалистическую лабораторию в Линчёпинге.
Закончив, он сварил кофе и съел сэндвич. Сэндвич был куплен еще для ланча, но он про него просто-напросто забыл. Есть ему особенно не хотелось, но зачем он вообще тогда покупал этот сэндвич?.. В конце концов Вийнблад собрался с силами, дошел до метро и в вагоне предался привычным мыслям.
С этим надо что-то делать, подумал он. Так жить нельзя. Просто нельзя. Он, разумеется, имел в виду жену, которая открыто ему изменяла и лишала таким образом всякой возможности жить достойно.
Ярнебринг, придя домой, позвонил невесте, намереваясь заключить мир, но начало не предвещало ничего хорошего. Он услышал в ответ ледяной голос.
— Привет, малышка. Твой малыш еле добрался до дому после долгого дня неустанной борьбы с преступностью. Скоро уже сутки, как мы ищем убийцу.
— Надо понимать, что малыш проголодался и хочет, чтобы я что-нибудь приготовила. — Она сказала это так холодно, что на трубке выступила изморозь.
— Ничего подобного! — возмутился Ярнебринг, ожидавший подобной реакции. — Малыш хочет, чтобы ты попудрила носик и была готова. Через полчаса заеду. Я заказал столик в твоем любимом ресторане, три блюда, свечи и живая музыка. Я заказал ансамбль танго, они, думаю, уже в дороге.
— Ты безнадежен, — уступила она. — Ну ладно.
И что-то было в ее голосе, что сулило надежду на светлое будущее. Вот так, подумал Ярнебринг, проще пареной репы, надо только найти галстук, который она подарила ему на следующий день после знакомства.
Насчет ансамбля танго, он, конечно, выдумал, зато все остальное было правдой. Кому нужен оркестр, когда поет сердце, подумал Ярнебринг, накрывая ее маленькую руку своей огромной лапой.
— Бу… — начала она. Он прекрасно знал, что за этим последует, и не дал ей закончить фразу. Вместо этого он заграбастал ее вторую руку и примерил свою знаменитую волчью улыбку.
— Через несколько недель, — сказал он задумчиво, — ну да ты знаешь… ровно четыре года.
Что за бред, зачем я это говорю? Сказано же — не буди спящего сурка.
— Да. — Она серьезно кивнула и посмотрела ему в глаза.
— Я предлагаю уехать куда-нибудь, чтобы не было никаких родственников и приятелей, им интересно только выпить на халяву. Я бы пригласил только Ларса Мартина… А ты, наверное, Карин? Ведь она твоя лучшая подруга?
— Это что, предложение руки и сердца? — спросила она вслух, а про себя подумала: «Которое по счету?»
— М-м-м… разумеется, — кивнул Ярнебринг. У него было чувство, что в горле что-то мешает. — Я понимаю, звучит глупо… Ну да, это предложение.
— В таком случае я согласна, — еще раз кивнула она.
О шампанском они не подумали. Поехали к ней и прокрутили весь фильм их отношений в обратном направлении, до самого первого дня. Когда Ярнебринг наконец провалился в сон, у него было чувство, что за плотно задернутыми гардинами уже всходит солнце. Однако скорее всего это ему только показалось, потому что красная стрелочка на будильнике показывала три часа. Она лежала, прижавшись спиной и задом к его груди и животу. Как чайная ложечка с половником, подумал он с удовольствием… Так и должно быть в правильно устроенном мире: ее голова на его правой руке, он обнимает ее левой, а кисть мирно лежит на ее животе. И ему почудился запах кофе, свежевыжатого апельсинового сока и яичницы с беконом.
Все образуется, подумал он, засыпая. И никогда он не спал так сладко и спокойно, разве что когда был мальчиком, а летние каникулы только что начинались.
7
