— Мне нравится делать записи… — Он выдержал многозначительную паузу. — Записи всего. И какое-то время спустя Одри это стало раздражать. — Риордан сунул руки в карманы бесформенной кофты. — Что еще я могу сделать для вас, господа?
Шивон огляделась.
— Нас вы тоже записываете, мистер Риордан?
Риордан неожиданно хихикнул и указал на тонкий черный микрофон на пульте.
— А когда мы были у вас в студии?
Он кивнул.
— Я использовал кассеты датовского стандарта.[7] Впрочем, пора, наверное, переходить на современный формат, на цифру.
— Но ведь ДАТ — это и есть цифровая лента, — удивился Гудир.
— Именно что лента! — кивнул Риордан. — А я имел в виду запись непосредственно на жесткий диск.
— Не будем вдаваться в технические подробности, — вмешалась Шивон. — Мистер Риордан, не будете ли вы так добры выключить запись? — Она постаралась придать голосу металла, чтобы ее слова прозвучали как требование.
Риордан пожал плечами и щелкнул чем-то на микшерном пульте.
— Хотите еще раз расспросить меня насчет Алекса?
— Да, у нас появилась пара новых вопросов.
— Кстати, вы получили компакт-диск?
Шивон кивнула:
— Да, спасибо.
— Он был настоящим артистом-декламатором, не так ли?
— Не могу не согласиться, — сказала она. — Но я хотела расспросить вас о том вечере, когда он погиб.
— Я слушаю.
— Вы сказали, что расстались после ужина в индийском ресторанчике. Вы поехали домой, а мистер Федоров отправился на поиски выпивки.
— Именно так.
— Еще вы сказали, что, по вашему мнению, он пошел либо в «Мадерс», либо в бар отеля «Каледониан». Почему именно туда? Он что, предпочитал эти места другим?
Риордан задумался.
— Просто эти два находились сравнительно недалеко.
— И добрый десяток других пабов тоже, — возразила Шивон.
— He помню, с чего я так решил… — Риордан пожал плечами. — Возможно, Александр что-то говорил, но…
— Но точно вы не помните?
— А это важно?
— Может быть и важно.
Шивон незаметно поглядела на Гудира.
Тодд убедительно играл свою роль: плечи развернуты, спина прямая, подбородок выпячен, ноги слегка расставлены, руки сложены перед собой. И он молчал. В целом зрелище было весьма внушительное: полицейский при исполнении. Картину не портили ни слегка оттопыренные уши, ни светлые ресницы, ни кривые зубы. Впрочем, Шивон сомневалась, что Риордан обратит внимание на такие мелочи. Перед ним был представитель Закона, что неминуемо должно было наводить на мысль о серьезности ситуации.
Риордан задумчиво потер подбородок.
— Я почти уверен, что Алекс упоминал эти два места раньше, — сказал он.
— Но не в тот последний вечер, когда вы встретились?
Он отрицательно качнул головой.
— То есть он не торопился на встречу с кем-либо?
— Что вы имеете в виду? Я что-то не совсем понимаю…
— Сразу после того, как вы расстались, мистер Федоров отправился в гостиницу «Каледониан». У нас есть сведения, что там он с кем-то разговаривал. Я хотела узнать, может быть, он регулярно ходил туда на подобные встречи?
— Алекс был человеком общительным: он любил, когда люди угощали его выпивкой и слушали его рассказы. А он, в свою очередь, выслушивал их истории.
— Никогда бы не подумала, что «Каледониан» — подходящее место для общения.
— Вот тут вы ошибаетесь. — Риордан тонко улыбнулся. — Бары отелей подходят для откровенных разговоров как нельзя лучше. Посудите сами: в гостиницах обычно живут люди, оторванные от семьи, от друзей, от привычного окружения. Одиночество с одной стороны, тяга поделиться своими проблемами с другой… Вы не поверите, какие сокровенные вещи один человек может рассказать случайно встреченному им в баре незнакомцу, и все это только потому, что оба знают: они никогда больше не встретятся.
— Перед посторонним человеком легче открыть душу, — согласился Гудир, и Риордан взглянул на него с одобрением.
— Констебль совершенно прав, — сказал он.
— Но откуда вы все это знаете? — спросила Шивон. — Или, может быть, вы осуществляли скрытую звукозапись в барах отелей и гостиниц?
— И не один раз, — признался Риордан. — В отелях, в поездах, в автобусах… Я записывал, как люди храпят, как разговаривают сами с собой или планируют свержение правительства. Я записывал проституток на скамейках в парке, парламентариев на предвыборных митингах, разговоры людей на катке, на природе, в транспорте, просто на улице. — Он повернулся к Гудиру: — Это мое хобби, понимаете?
— И когда оно переросло в навязчивую идею? — вежливо осведомился Гудир. — Вероятно, незадолго до того, как вас оставила жена?
Улыбка исчезла с лица Риордана, и Гудир, поняв, что сделал что-то не так, покосился на Шивон. Та только головой покачала.
— У вас есть еще вопросы? — холодно осведомился Риордан.
— Постарайтесь все же вспомнить, с кем мистер Федоров мог встречаться в баре «Каледониан»? — не отступала Шивон.
— Я не знаю.
Риордан двинулся к выходу, и детективам волей-неволей пришлось последовать за ним.
— Извините, сержант. Сам не понимаю, что это на меня нашло, — сказал Гудир, когда они снова оказались в машине, но Шивон велела ему не беспокоиться.
— У меня такое чувство, что он действительно ничего не знает, — сказала она.
— И все равно, мне не следовало вмешиваться.
— Что ж, будем надеяться, что урок не прошел даром, — вздохнула Шивон, включая зажигание.
13
— А что здесь делает этот юноша? — осведомился Ребус. Он сидел откинувшись на спинку стула и закинув ноги на стол и держал в руке пульт от видеомагнитофона. Перед ним подрагивала на экране телевизора остановленная картинка.
— Прикомандирован к нам из Торфихена, — ответила Шивон, старательно избегая его взгляда.
Тодд Гудир застыл с протянутой для рукопожатия ладонью, и Ребус внимательно посмотрел на него, но руки так и не подал. В конце концов Гудир опустил руку.
— Что там интересненького по ящику? — спросила Шивон.
— Это та запись, которую ты заказывала у Би-би-си. — Ребус, похоже, забыл о появлении новичка. — Взгляни сама…
