ВОПРОС КРОВИ

захочешь это записать. Записать — это тоже помогает.

— Да, понимаю.

— Нам еще раз захочется с тобой поговорить.

Голос Худа:

— Так же, как и журналистам захочется. Но тебе решать — будешь ли ты общаться с ними или нет. Я могу помочь тебе, если хочешь.

— Яне хотел бы ни с кем разговаривать день-два. А насчет журналистов не беспокойтесь. Я знаю, как с ними разговаривать.

— Ну, спасибо еще раз, Джейми. По-моему, за дверью ждут твои папа с мамой.

— Видите ли, я немножко устал после всего этого. Не могли бы вы сказать им, что я задремал?

На этом месте кассета замолчала. Еще несколько секунд Шивон дала ей крутиться, потом отключила магнитофон.

— Первое интервью окончено. Послушаешь еще какое-нибудь? — Она кивнула в сторону шкафа с картотекой. Ребус покачал головой.

— Нет, не сейчас, но потом я обязательно к этому вернусь, — сказал он. — Он утверждает, что знал Хердмана. И значит, он нам нужен.

— Он также утверждает, что не знает, почему Хердман это сделал.

— И все-таки.

— Голос звучит так спокойно.

— Может быть, следствие шока. Худ был прав, когда сказал, что нужно время, чтобы все осознать.

Шивон задумалась:

— Почему он не захотел видеть родителей, как ты считаешь?

— Ты что, забыла, что собой представляет его отец?

— Нет, конечно, но все равно… Когда случается нечто подобное, то, независимо от возраста, хочется родственного участия.

Ребус стрельнул в нее глазами:

— Ты это о себе?

— Большинству людей хочется. Я имела в виду нормальных людей.

Раздался стук в дверь. В приоткрывшуюся щель всунулась голова констебля.

— С чаем не удалось, — сказал он.

— Мы, так или иначе, уже закруглились. Спасибо за хлопоты.

Оставив констебля запирать записи в шкаф, они вышли, щурясь на яркий дневной свет.

— Джеймс не слишком-то много нам поведал, правда? — сказала Шивон.

— Правда, — согласился Ребус. Мысленно он проигрывал беседу, ища, за что бы они могли в ней зацепиться. Единственное сколько-нибудь ценное — это то, что Джеймс Белл знал Хердмана. Ну и что такого? Масса людей в городке знала его.

— Поедем по Хай-стрит, поищем там какую-нибудь кафешку.

— Я знаю место, где мы сможем выпить чайку.

— Где?

— Там же, где и вчера.

Аллен Реншоу не брился со вчерашнего дня. Он был один, потому что отослал Кейт к подругам.

— Сидеть со мной взаперти ей не на пользу, — сказал он, провожая их в кухню. Гостиная осталась в том же виде, что и была, — фотографии не разобраны, не рассортированы и не убраны. Ребус заметил, что к фотографиям прибавились и сувенирные открытки. Взяв с дивана пульт, Реншоу выключил телевизор. Там шло видео — какой-то семейный праздник. Ребус решил не заговаривать об этом. Волосы Реншоу были всклокочены, и Ребус подумал, уж не спал ли он одетым. Реншоу тяжело опустился на стул в кухне, предоставив Шивон хлопотать с чайником. Боэций растянулся на кухонном прилавке, и Шивон хотела его погладить, но кот спрыгнул на пол и удалился в гостиную.

Ребус сел напротив кузена.

— Я просто заехал узнать, как ты, — сказал он.

— Прости, что вчера оставил тебя с Кейт.

— Не надо извиняться. Спал хорошо?

— Слишком хорошо. — Реншоу невесело усмехнулся. — Способ забыться, что ли…

— Что с похоронами?

— Нам не выдают тело, все тянут с этим.

— Скоро выдадут, Аллен. Скоро все это кончится.

Реншоу вскинул на него покрасневшие глаза.

— Обещаешь, да, Джон? — и дождавшись кивка Ребуса: — А чего телефон не умолкает, репортеры одолели? Они, кажется, не считают, что скоро все кончится.

— Считают, считают. Потому и лезут к тебе. А через день-другой перекинутся еще на кого-нибудь, вот увидишь. Хочешь, я отошью особенно надоедливого?

— Там есть один парень, с которым Кейт говорила. Вроде бы он очень ее разозлил.

— Как его фамилия?

— Где-то мы ее записывали…

Реншоу поискал глазами вокруг себя, словно записка с фамилией могла находиться непосредственно у него под носом.

— Может быть, это возле телефона? — предположил Ребус. Аппарат стоял на полочке между дверями. Ребус поднял трубку — глухо. Он увидел, что шнур выдернут из розетки — это уже Кейт постаралась. Рядом с аппаратом лежала ручка, но бумаги не было. Он кинул взгляд подальше, к лестнице, и увидел блокнот. На первой странице были нацарапаны фамилии и номера телефонов.

Ребус прошел назад в кухню и положил блокнот на стол.

— Стив Холли! — возгласил он.

— Правильно. Он самый, — подтвердил Реншоу.

Разливавшая чай Шивон застыла с чайником в руке, потом переглянулась с Ребусом. Они оба знали Стива Холли, репортера одного из таблоидов Глазго; репортер этот славился своей настырностью.

— Я скажу ему пару теплых слов, — пообещал Ребус, а рука его поползла в карман за обезболивающим.

Разлив чай по кружкам, Шивон присела.

— Ты как? — спросила она Ребуса.

— Отлично, — солгал тот.

— Что это у тебя с руками, Джон? — спросил Реншоу.

Ребус лишь мотнул головой:

— Пустяки, Аллен. Как тебе чай?

— Очень вкусный. — Но к кружке он даже не притронулся. Ребус глядел на своего двоюродного брата и вспоминал кассету с записью и хладнокровный рассказ Джеймса Белла.

— Дерек не почувствовал боли, — негромко сказал Ребус. — Может быть, даже и не понял ничего.

Реншоу кивнул.

— Если ты мне не веришь… что ж, скоро ты сможешь расспросить Джеймса Белла. Он это подтвердит.

Еще один кивок.

— Мне кажется, я не знаю такого.

— Джеймса?

— У Дерека было много друзей, но такого я что-то не помню.

— Ну а с Энтони-то Джарвисом он дружил? — спросила Шивон.