Достопочтенное товарищество рыботорговцев приняло сироту на свое попечение и позаботилось о том, чтобы мальчик освоил ремесло в одном из цехов. Из соображений безопасности сына казненных отправили в Лондон не стоило оставлять его в той северной рыбацкой деревне, где работали его родители. Инек оказался хорошим учеником, он быстро научился высматривать подходящий товар и заключать выгодные сделки с подплывавшими к Рыбной гавани рыболовами, сразу же отличал несвежую или несъедобную рыбу, и его осведомленность по части рыбы, водившейся в Темзе и Северном море, можно было смело назвать непревзойденной. Кроме того, Инек с необычайной ловкостью управлялся с большим ножом треугольной формы — его употребляют для разделки крупной рыбы. К сожалению, немота помешала Инеку сдать установленный экзамен и сделаться полноправным членом гильдии, поэтому он оставался наемным работником. То ли он был недоволен такой участью, то ли унаследовал строптивый характер от родителей так или иначе, Инек не прижился в Лондоне, весьма дорожил своей независимостью и переходил из одной английской гавани в другую, прислушиваясь лишь к собственному настроению. Он всегда был готов помочь всякому, в ком видел отщепенца, парию, гонимого или еретика, подобного его родителям.
Куда бы Инек ни направлялся, он повсюду носил с собой длинные, до блеска начищенные ножи, орудия своего ремесла. Кроме того, треугольного, у него еще имелось закаленное лезвие длиной примерно девять дюймов, цвета изморози, истончившееся до толщины травяного листа — бывают травы, от одного прикосновения к которым на ладони выступает кровь.
— Он отправится с вами куда угодно, лишь бы к Пепельной среде оказаться неподалеку от свежей рыбы, — сказал Абрахам.
— Что такое «Пепельная среда»? — спросил я.
— Начиная с этого дня никто не будет есть мясо одну лишь рыбу. Для рыботорговцев пост — лучшее время в году. Они хорошо зарабатывают в эти сорок дней. Когда наступит Пепельная среда? До нее осталось десять дней. В пост Инек может просить за работу три пенса в день, если не больше.
Вот что я могу поведать тебе об Инеке, который намазал Уме и мне лицо и открытые части тела салом и мелом, чтобы превратить нас в прокаженных. Наша темная кожа, проступавшая там и сям, должна была изображать пятна, страшную примету этого недуга.
Нам требовались еще кое-какие детали, чтобы достоверно сыграть свою роль. Закон предписывал прокаженным ходить повсюду с деревянной трещоткой. Это небольшой ящичек, внутри которого находится неплотно прикрепленная планка.
Если потрясти это устройство, раздается громкий треск. Таким способом больные оповещают всех встречных, чтобы те избегали соприкосновения с ними и возможного заражения. Инек купил нам трещотки в небольшой лавочке возле Лудгейта, у подножия холма, что между воротами и мостом через Темзу. То была странная лавочка, тесное логово, заваленное стульями, кастрюлями, разбитой утварью, никуда не годным оружием там было все, что могло бы понадобиться человеку, но по большей части уже превратившееся в хлам, за исключением трещоток, которые как раз оказались вполне исправными.
Мы скоро оценили гениальную идею Абрахама: как только кто-нибудь приближался к нам, достаточно было пару раз тряхнуть трещоткой, чтобы этот человек поспешно удалился. Мы обнаружили также, что в облике прокаженных можем довольно легко найти себе убежище на ночь: специально для прокаженных на окраинах городов и даже многих больших деревень отводились так называемые лазареты. По большей части это были сараи, рассчитанные на десяток прохожих, которые могли бы устроиться вповалку на полу. Возле такого барака выделялся клочок земли для огорода с овощами, стояли клетушки для домашних животных. Были здесь и могилы, поскольку прокаженные должны были сами хоронить своих мертвецов.
Мы не боялись останавливаться в таких местах, поскольку большинство лазаретов пустовало, если же какой-нибудь оказывался занят, мы устраивались на свежем воздухе или шли до следующей деревни и там находили пустой сарай. Мы пытались расспросить Инека, зачем понадобилось столько лазаретов, если прокаженных в Англии почти нет. Инек умел довольно красноречиво объясняться с помощью жестов и мычания, однако этого хватало лишь для обсуждения простых повседневных дел, когда же от него требовались какие-то рассуждения, его немота и наше недостаточное знание английского языка становились непреодолимым препятствием. Он изо всех сил старался что-то нам объяснить, но я не уверен, точно ли мы его поняли. Через несколько месяцев я задал тот же вопрос ученому монаху, но даже этот эрудированный человек отвечал с неуверенностью — это лишний раз подтверждает, что в пору гражданских раздоров и беззакония человеческая память ослабевает и прерывается связь между поколениями. Монах сообщил мне, что число прокаженных пошло на убыль еще до его рождения, а к тому моменту, как он достиг юности, их почти не осталось в стране, и он полагал, что причиной тому была чума — ведь прокаженные оказались первыми жертвами этого недуга, унесшего каждого третьего жителя Англии.
Инек торопился проводить нас на западное побережье Британии до наступления поста, чтобы самому успеть наняться в работники к какому-нибудь рыботорговцу и заработать достаточно денег, ему предстояло еще содержать семью на протяжении не столь доходного для его ремесла лета, когда рыба быстро портится и любители этой пищи предпочитают употреблять ее копченой, сушеной или соленой, а не в свежем виде. Именно по этой причине мы продвигались не на север, а на северо-запад.
Я не собираюсь утомлять тебя, дражайший Ма-Ло, подробно описывая каждый день этого странствия, однако мне хотелось бы особо рассказать о школе, мимо которой мы проходили однажды, потому что именно тогда мы вполне убедились в сумасшествии царствовавшего монарха. Возле большой деревни, посреди заболоченной поляны (в ту пору года часть ее была покрыта водой, а другая часть льдом) мы увидели два высоких здания из красного кирпича. Оба строения имели форму квадрата, причем южная сторона одного из них, та, что ближе к реке, предназначалась под церковь, однако не была еще завершена.
Мы прошли по дороге вдоль этого здания. Дорога, хорошо утоптанная, явно часто использовавшаяся, была, однако, крайне неприятна грязный, смерзшийся в комья снег смешивался под ногами со столь же твердыми комьями глины. У реки росли ивы, вздымавшие к каменному небу короткие, обрубленные ветви, словно сжатые в гневе кулаки. На дальнем берегу, по ту сторону широкого, полноводного, медлительного темно-серого потока мы разглядели еще одну деревеньку, жавшуюся к замку. Замок показался нам даже издали довольно большим, его толстые приземистые башни своими пропорциями напоминали барабан. Над рекой тянулась стайка ворон. Имелся тут и мост, но нам не хватило времени, чтобы проверить, насколько он исправен.
Из церкви доносился скорбный напев. Голоса взмывали высоко, тянули бесконечно одну ноту, похожую на плач, на завывание больной или покинутой женщины. Мы остановились, прислушавшись из любопытства, но тут из-за угла выскочила стайка мальчишек их было по меньшей мере два десятка, все в черных бархатных одеяниях и таких же шапочках на голове, на плечах — белые отложные воротники. Юноши устремились прямо к нам.
— Смотрите, ребята! — выкрикнул один из них, худощавый, но высокий парнишка лет пятнадцати. — Трое прокаженных.
Как и большинство других людей, встречавшихся нам по пути, он принял за прокаженного также и Инека — за человека, заболевшего сравнительно недавно и потому не имеющего таких отметин, как у нас с Умой. Ведь здоровый человек не стал бы водить компанию с прокаженными, рискуя заразиться.
— Эй! — заорал мальчишка. — Убирайтесь отсюда, а то вам не поздоровится. Ну же, пошли прочь!
Мы не сразу разобрали его речь, а потому не успели подчиниться его приказу, и этот парень, подхватив с земли пригоршню снега с грязью, слепил тугой комок и бросил в нас. Не иначе, он долго тренировался в искусстве бросать мячи, ибо угодил мне прямо в лицо. Не думая о последствиях, я поднял посох и двинулся к нему. Ума попыталась остановить меня, но тут другой мальчишка из-за спины первого запустил снежком в Уму. Я еще больше разъярился и ринулся вперед.
Сперва мне показалось, что мой юный противник обратится в бегство, но все это происходило на глазах его приятелей, и перед ними он не мог показать себя трусом. Вместо того чтобы удрать, он слепил еще один ком грязи и бросил в меня. Этот снаряд (должно быть, внутри него были также мелкие камушки) угодил мне в грудь как раз в тот момент, когда я переходил большую замерзшую лужу. Я поскользнулся и рухнул на спину, да так сильно, что чуть дух не испустил. И тут все эти юные хулиганы (я слышал, в Англии принято именно так называть распущенную молодежь) поспешили вслед за вожаком, и на всех нас обрушился целый град снежных и глиняных комьев. Ума и Инек могли бы спастись бегством, если бы я не упал, а теперь самые отважные из этих наглецов подобрали палки и принялись тыкать ими в меня. Стоило мне подняться на ноги, как они, подцепив меня палками под колени, вновь опрокинули меня на снег и глину. Все это время они не
