без прежнего воодушевления. Кое-кто из зрителей расстроился до слез.
Зрелище завершает комедия: молодая жена, обманув старика, залезла на грушу и там совокупляется с юношей. На самом деле эта история не так примитивна, как кажется на первый взгляд. Старик — это зима, груша — древо любви, юноша весна, а жена земля. Подходящий спектакль для праздника, отмечающего столкновение зимы с весной. И вообще, учитывая, что актеров в представлении заменяли всего лишь тени, отбрасываемые куклами на занавес-экран, это был действительно хороший театр, исполнявший свое предназначение — наставлять развлекая.
Я собиралась уходить, но, услышав сердитый вздох у себя за спиной, обернулась и увидела невысокого человечка с редеющими седыми волосами, в очках, с приятным открытым лицом. Он проталкивался сквозь толпу, держа в руках открытый ящичек, а другой рукой опираясь на трость с изогнутым набалдашником.
— Пенни за веселье! — взывал он. Стоявший рядом со мной крестьянин, поглощавший воздушные хлопья ячменя, поспешно удалился, расталкивая соседей. Я бросила в ящик пенни — эту монету и еще четыре я вытащила из кошелька сбежавшего крестьянина.
— Великодушный дар! — сказал пожилой человек. — Вполне хватило бы и фартинга.
— Вы же просили пенни.
— Так принято. — Он подхватил меня под локоток и, оглянувшись через плечо, произнес: — Судя по вашей речи и смуглой коже, я заключаю, что вы иноземец, прибывший в наши края с далеких берегов?
Я кивнула в ответ.
Толпа понемногу рассеивалась. Джеф Рив — несомненно, это был он, собственной персоной — мрачно поглядел вслед уходящим зрителям.
— Из них уже ничего не выжмешь. Не откажетесь пропустить со мной по стаканчику? — Он призадумался и уточнил:— Скажем, в «Белой Лошади»?
Он встряхнул коробочку с монетами, и я охотно последовала за ним к театральной повозке. Сзади этот человек немного смахивал на священника: лысина на затылке напоминала тонзуру, а подпоясанный веревкой плащ одеяние монаха. Возможно, он был членом одного из меньших братств. На это указывали и его образование, и хорошие манеры — я уже знала, что в Ингерлонде их можно обнаружить только у людей, принадлежащих к церкви (и то далеко не у всех).
— Дженни? — позвал он. — Я тут повстречал славного парня, он иностранец. Мы с ним пойдем выпьем по кружечке в «Белой Лошади». Присоединяйся к нам, если ты не против.
Красивая блондинка, намного моложе мужа, убирала в глубину повозки подушки, на которых еще недавно сидели, таращась на экран, дети. Она приветливо улыбнулась мне.
— Рада познакомиться, — сказала она. — Скоро приду.
Джеф Рив вытряхнул монеты из деревянного ящичка, оставил себе пару пенни, остальные протянул жене. Он снова подхватил меня под руку, и мы вместе пошли по булыжной мостовой мимо креста в таверну «Белая Лошадь», напротив кабачка «Прекрасная Леди».
В таверне моего спутника все знали.
— Что подать вам, мистер Рив? — окликнула его веселая девчушка, всем своим видом выражая готовность обслужить его вне очереди и не обращая внимания на других клиентов.
— Две пинты подогретого зимнего эля, Бесс, — пожалуйста, подай в оловянных кружках — и пару дюжин устриц из той партии, что прибыла вчера. Скажи Питеру, что мы сядем у камина. — Он увлек меня к большом камину, возле которого был удобный уголок со скамьей и трехногим столом.
— Здесь мы хотя бы согреемся. От холода у меня все кости болят, особенно бедро, — с этими словами он подтянул повыше полы плаща, выставив наружу колени, вытянул ноги и руки поближе к камину. В стеклах очков замерцали отблески огня.
— Так откуда вы приехали? — спросил он. Я не видела причины лгать ему.
— Из Бхаратаварша. — Я воспользовалась санскритским названием страны. — Вы называете всю эту местность Индией.
— В самом деле? Напомните мне, пожалуйста, это с какой стороны от Африки?
— По ту сторону.
— Так-так. Что же привело вас на наш край земли?
На этот вопрос было труднее ответить. Если бы я сказала, что в поисках мудрости покинула ту самую страну, которая является источником всей мудрости, столь образованный господин мог бы и посмеяться надо мной. Но тут, к счастью, нам подали еду, и это прервало разговор.
Устрицы были просто великолепны. Их уже открыли, так что нам оставалось только высасывать их из блестящих перламутровых раковин. Раковины были тоньше и более округлые, чем те, что встречаются на побережье Малабара, и вкус этих устриц был изысканнее. Эль оказался темным густым напитком с привкусом фруктов. Он сразу же ударил мне в голову, возможно потому, что мы его пили горячим. У края кружки плавало маленькое дикое яблочко.
— Ваш спектакль повествует о нормандцах, — заговорила я, — о племени, которое правит вашей страной.
Очки сверкнули, за ними — умные, многое повидавшие глаза.
— Ублюдки! Нет, не о них. О Гарольде. Он был славный парень, ему не повезло.
— Ему угодила в глаз стрела.
— Вот именно. Он проиграл битву. Вильгельм[28] стал королем, власть досталась нормандцам. Ублюдки! — повторил он.
— Они в самом деле чем-то отличаются от вас?
Мой собеседник наклонился вперед, положил руку мне на колено.
— Да, — ответил он. — Завоеватели так и не стали частью английского народа, хоть им и пришлось жениться на дочерях датчан и саксов, поскольку среди них не было женщин. Их короли происходят из семьи французских герцогов Анжу, они носят имя Планта-Генет, потому что основатель династии украшал свой шлем вместо перьев веточкой цветущего дрока, называемого по-французски «gent».
Произнесенное им имя что-то расшевелило на дне моей памяти — так краб, пробираясь по дну, взрывает верхний слой песка, но я не сообразила, о чем оно мне напомнило. Джеф продолжал свой рассказ:
— Прошло четыре столетия, и только теперь, в последние шестьдесят лет, они начинают учить английский язык. Да они вовсе не англичане, надменные ублюдки, не думающие ни о чем, кроме сана и званий, озабоченные соблюдением ритуала и сохранением внешних отличий от местной знати.
Я припомнила, как в Кале Уорик и его приближенные издевались над Вудвилом, потому что он не был нормандцем.
— Они держатся друг за друга, они любят состязания в силе и ловкости, но только самые воинственные. Те, кто недостаточно силен физически, становятся епископами. Друг с другом они могут общаться вроде бы и небрежно, но по отношению к чужакам всегда держатся заносчиво.
— А их женщины? — спросила я.
— Они полностью подчинены мужчинам, служат им, словно рабыни, выходят замуж по родительскому приказу, приносят ребятишек каждый год, точно скот, и даже больше, чем мужчины, блюдут свои звания и привилегии.
— А каковы же настоящие англичане?
— Есть два вида англичан те, кто согласился подчиниться, и те, кто не уступил. Подчинившиеся стали послушными и услужливыми, они готовы на все, лишь бы не голодать. Видите ли, нормандцам было не так просто править страной, им требовались писцы, чиновники, шерифы, констебли, таможенники. Нормандцы с удовольствием предоставили эту работу саксам.
Он вздохнул и продолжил свой рассказ: — Эти люди, эти предатели, научились быть очень точными и исполнительными, чтобы угодить своим хозяевам. Они признали нормандцев своими господами по праву и в силу традиции, они готовы на все, лишь бы хозяева были ими довольны, они тянутся за ними и пытаются подражать их обычаям. Чаще всего на сотрудничество с пришельцами соглашались саксы, даны более независимы, но до прихода завоевателей оба народа жили душа в душу и звались англичанами.
Джеф поменял позу, поднес к губам опустевшую свинцовую кружку, встряхнул ее. Оглядевшись, я подозвала мальчика, принесшего нам эль и устрицы, и заказала еще две пинты. На этот раз платила я.
Теперь Джеф говорил неторопливо, словно обдумывая каждое слово, которое собирался сказать.
