– Карен умерла. Передозировка.
У него затуманились глаза. Не знай она его так хорошо, то решила бы, что ему действительно грустно. Эта мысль ее раздосадовала. «Опять ревность?» – подумала она.
– Я живу в Венис, – сказал он. – Ты засмеешься, когда узнаешь где.
Он поднял овальный резиновый брелок для ключей с выдавленной цифрой «6». На стальном кольце висел один ключ.
– Что? Снова в Тортилья-Флэт? Там столько счастливых воспоминаний!
– Кое-какие есть, ты не сможешь это отрицать. По правде говоря, я уже несколько дней не был дома.
– Стало слишком жарко? – спросила она.
Он улыбнулся той самой, хорошо знакомой, приводящей ее в ярость улыбкой, словно бы говорящей: «Знаю, я вел себя нехорошо, но, наверное, поступлю так снова». Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы удержать расплывающиеся губы. Глаза у него так и сияют. Как можно научиться заставлять глаза светиться?
– Кто сейчас присматривает за твоей дочкой? – спросила она.
– Соседка.
– Как вы назвали девочку?
Черт! Зачем она лезет в эту историю? «Забудь про ее имя, – сказала она себе. – Забудь о неуместной преданности старым товарищам». Она уже не принадлежит этому миру. Война закончена. Она сдалась.
– Эйша.
– Эйша? – переспросила она, качая головой. Ну и имечко! Она отвернулась. Надо работать.
Вся эта дурь ей ни к чему.
Манч направилась к «кадиллаку», который ремонтировала, – у него подтекал водяной насос. Слизняк шел за ней, и она невольно подумала о своей походке – о том, что не качает бедрами. Ботинки со стальными носками – неподходящая обувь для сексапильной походки.
– На самом деле, – сказал он, – я хочу не только показать тебе ребенка. Надо еще кое-что сделать.
– Не сомневаюсь.
Она решительно сунула руки за радиатор, пытаясь добраться до четырех болтов, державших вентилятор. За эту поспешность позже ей придется расплачиваться. Водой с мылом не удастся полностью смыть кусочки стекловолокна, которые вопьются в кожу. Руки будут зудеть несколько дней.
Слизняк облокотился на крыло и подсунул голову под капот.
– Тебе всего-то и надо отвезти малышку к моей сестре и захватить в комнате кое-какие вещи. В основном детские – одежду, сиденье для машины, пару игрушек.
Она приостановилась, охваченная противоречивыми чувствами: прошлое поманило ее к себе. Ностальгически вспомнился Венис-Бич – она жила там так долго! Привычные места: тротуар, круг, Хукер- Хилл, «Такси Саншайн». То был ее дом; то были годы, когда она знала, кто она и что делает, «Подумай еще, – велела она себе. – Вспомни, сколько неприятностей было в той прежней жизни: необходимость скрываться, постоянный страх, безнадежность».
– Я не бываю в Венис, – заявила она.
– Я не прошу тебя там поселиться, – сказал он. – Просто заскочи ненадолго. Ты пробудешь там всего пару минут.
– А что твоя сестра? Пусть в Венис едет Лайза.
– Она вроде как закрыла мне кредит.
– Ты хочешь сказать, ей надоели твои истории.
– Нет, – возразил он. – Видишь ли, те типы…
– Не надо мне ничего рассказывать. Мне не интересно.
Она зажала сигарету зубами – руки должны быть свободны, пока она станет заниматься храповиком. Дым попал ей в глаза, она сощурилась, нахмурила брови и в конце концов, чтобы перестать гримасничать, выбросила окурок.
– Но ты ведь съездишь? – спросил он, поигрывая ключом.
Она смотрела на него молча, подбирая слова для ответа.
– Ты моя единственная надежда, – добавил он.
– Не морочь мне голову! Я не желаю быть ничьей единственной надеждой! Не для того я завязала, чтобы вытаскивать идиотов из болота. Во что бы ты ни влип, это – твоя проблема. Я ни во что ввязываться не стану.
– Ты изменилась.
– Вот это я и пытаюсь тебе объяснить.
– Раньше ты не была такой бессердечной.
Манч хотелось возразить, что дело не в этом. Вовсе она не бессердечная. Пока она пила и ширялась, она скрутила все чувства в тугой узел и спрятала глубоко в себе. В такое темное и пустынное место, что никто до них добраться не мог. Она надеялась, что когда-нибудь все, что было в ней ранимого, засохнет и
