положил трубку, пошел было в ванную, чтобы принять душ, и тут только сообразил, что так и не снял пиджак, как будто забежал в собственную квартиру на минутку и только и ждет сигнала, чтобы снова пуститься в путь. Когда он резким движением снял пиджак, его мобильный телефон выпал из кармана и нырнул прямо в унитаз. Врюс попытался реанимировать его с помощью фена, но трубка приказала долго жить. Он с удивлением почувствовал, что это его огорчает. Непонятно почему, но грусть была совершенно искренней. Без сомнения, определенную роль в этом играло то, что аппарат был запрограммирован на то, чтобы при выключении говорить «до свидания».
Раздеваясь, Брюс снова вспомнил о собаке-роботе, придуманной японцами, и о том, что можно испытывать нежность и к кибернетической машине. Какое-то время он размышлял об этом, стоя под душем, но постепенно его разморило от тепла. Майор в полубессознательном состоянии натянул пижаму и провалился в сон, как будто соскользнул по черному ледяному желобу.
Сотрудница социальной службы позвонила, когда он брился. Она только что нашла одну старушку, которая утверждала, что бывала у Амели Куаньяр. «Но ее послушать, так она знает всех на свете, даже Патрика Пуавр д'Арвора. Так что разбирайтесь сами». Последовала пауза, как будто Марта Ламбрези ожидала чего-то большего, чем простое «спасибо», например, приглашения на ужин. Перед тем как повесить трубку, она сказала, чтобы он не стеснялся звонить ей в любое время, если этого потребуют интересы следствия. Брюс стер пену для бритья с телефонной трубки и быстро закончил свой туалет, а затем позвонил администратору «Больших ив». Тот соединил его со своей подопечной.
Старая дама рассказала ему чуть ли не всю свою жизнь, причем некоторые события— по нескольку раз. У нее был сын его возраста, живший за границей. На острове вблизи от экватора, где у людей возникало ощущение, будто они дышат сырой ватой. Она не могла поехать к сыну, потому что не вынесла вы такого климата. После многих подробностей дошло и до Амели Куаньяр.
— Только я с ней и разговаривала, другие ее не любили. Мне это было безразлично. Я лажу со всеми на свете.
— У нее ведь тоже выл сын, как и у вас, верно?
— О нет. Совсем не как у меня. Вовсе не как у меня, господин инспектор.
— В каком смысле?
— Мой сын очень милый. Мы с ним в чудных отношениях. А у Амели с ее сыном все было по- другому. Мальчик создавал ей проблемы. И у меня есть свое мнение по этому поводу.
— Какое же, мадам?
— Старая Амели никого не любила. Никого, вы меня слышите? О своем сыне она рассказывала, что он ел за четверых, что он плохо говорил. Однажды его забрали люди из мэрии. И она этому обрадовалась. Да, она мне так и сказала, что обрадовалась, инспектор. Старая Амели никого не любила, и ее никто не любил, но мне это было безразлично. Я лажу со всеми на свете. А за разговорами с ней и время быстрее летело.
Время шло к десяти. Майор позвонил в институт речи в Тулузу. Его связали с оториноларингологом, специализирующимся на лечении расстройств речи, и тот объяснил, что проблемы такого рода связаны прежде всего со слухом. С помощью соответствующих методик переобучения можно вернуть нормальную речь большинству заик. Однако наибольшие шансы имеют те, кто способны говорить нормально в полный голос, когда их никто не слышит. Специалист перечислил имена некоторых известных актеров, которые в начале карьеры страдали заиканием и научились преодолевать его благодаря «обучению навыкам владения телом в целом». Брюс спросил о роли материнского голоса. Специалист ответил:
— До рождения ребенок плавает в околоплодной жидкости, но и после рождения на него влияет ритм дыхания матери. Позже мать питает его не только своим молоком, но еще и звуками. Голос матери оказывает большое влияние на развитие ребенка. Болезнь, какие-то потрясения могут нарушить нормальный ход освоения ребенком звука. В нашем институте мы творим чудеса, чтобы вернуть голоса языковым инвалидам— для этого мы учим их владеть собственным телом, но обучение требует от них железной дисциплины.
Часы показывали десять сорок пять. Брюс позвонил Шефферу на работу и попросил его опросить всех нотариусов в районе между Сен-Дени и Понтуазом, чтобы найти того, кто вел дела Амели Куаньяр. Сам майор связался с мэрией Сен-Дени и узнал номер телефона общества, ведавшего наймом помещений в здании, где размещалась «Beyond Humanity».
В отсутствие начальства секретарша Восточно-Парижского агентства не решалась рассказывать о звукозаписывающей фирме. Брюсу удалось вытянуть из нее лишь то, что владелец, личность которого оставалась ей неизвестной, уже много лет не интересовался своей собственностью и даже забывал оформить доверенности на ведение дел. Видимо, он обладал «большой силой инерции», поскольку директор агентства в конце концов перестал заниматься этим зданием. Потом о нем заговорили снова, когда в агентство пришли полицейские «в связи с похищением своей сотрудницы». После скандала к директору явился помощник мэра и потребовал найти какое-то решение и предотвратить самовольное заселение. Секретарша не знала, как именно шеф договорился с владельцем, но помещение снова стало сдаваться внаем. В течение двух лет его снимало общество, занимающееся информатикой, а после того, как оно переехало в Понтуаз, — «Beyond Humanity». Секретарша помнила имя сотрудника агентства, подписавшего договор об аренде: Жан-Макс Батисти. Недавно он ушел с работы в Париже и переехал в Прованс.
Брюс нашел Жана-Макса Батисти в агентстве недвижимости в Гарданне. «Типичный парень из музыкального бизнеса, обесцвеченный блондин, бриллиант в ухе, одежда такого размера, что туда двое таких, как он, влезут». Агент помнил молодого человека из «Beyond Humanity», но совершенно не помнил его имени, а копий договора не осталось. Что же касается владельца, то это был «маленький старичок из Сен-Дени, с виду не очень деловой», и он умер за месяц до того, как Батисти перебрался на юг. Судя по всему, у него не было наследников, или же он решил ничего не оставлять потомкам, потому что помещение перешло в ведение мэрии. Брюс вспомнил слова комиссара Дантренава: шеф Левин тоже охарактеризовал владельца как «маленького старичка».
После этого комиссар позвонил в коммерческий суд. Напрасный труд, название «Beyond Humanity» не фигурировало ни в одном реестре. Как только он положил трубку, телефон зазвонил. Шеффер сообщил, что нашел мэтра Эрика Сфаза, жившего в Энгиене. Среди клиентов нотариуса значилась Амели Куаньяр, но его сотрудник не желал ничего рассказывать по телефону. Брюс сказал Шефферу, что поедет на место и перезвонит ему, как только появятся новости.
Мэтр Сфаз уехал на встречу. Брюса принял его помощник. После того, как майор упомянул о связи своего запроса с делом Вокса, он согласился показать дело Куаньяр. Старушка действительно продала свой дом в Кормей-ан-Паризи, на опушке леса Монтиньи, художнику по имени Дамьен Рок. Она никогда не упоминала о наследнике.
— Вы не припоминаете ничего странного в связи с этой сделкой?
— Ну, дело особого рода, поскольку покупатель в конце концов умертвил бывшую владелицу.
— Да, конечно, но кроме этого? Подумайте. Любая деталь может иметь большое значение.
— Нет, ничего не припоминаю.
— А вы скажите первое, что придет, не фильтруйте. Все, что придет в голову.
— Ну, конечно, были забавные детали, но ведь она уже болела и иногда говорила странные вещи. Я по многу раз повторял ей тексты. Это было довольно сложно.
Майор на минуту задумался. Клерк дружелюбно смотрел на него, постукивая ручкой «Монблан» по портфелю из красивой кожи. Казалось, он был удовлетворен беседой, но не понимал, насколько она действительно важна. Тогда Брюс внезапно спросил:
—И она принимала решения самостоятельно, несмотря на свое состояние?
Клерк сглотнул. Брюс понял, что он вспомнил еще одну забавную подробность. Неожиданную, как пощечина. Клерк немного покраснел и сказал:
— Да, кое-что припоминаю. Она подписала доверенность. В самом конце.
— На кого?
— На двоюродного брата. Фамилия та же, что у нее, но имени не помню. Извините.
Тон клерка стал суше. Ему вовсе не понравилось, что его поймали на крючок. Брюс сразу принял
