Пробуждение.
Александр приходит в себя, быстро моргает. Один кошмар рассеивается, уступая место другому, куда более реальному. Подвалы, тюрьма, заточение.
Боль.
Болят запястья, щиколотки, мышцы, суставы, связки…
Он сидит по-турецки, связанный. Толстая пеньковая веревка, охватывающая затылок, удерживает скрещенные впереди ноги, вынуждая его оставаться в согнутом положении, в позе абсолютного подчинения. Пересохший рот заткнут тряпкой, закрепленной изоляционной лентой.
Ужас.
Он не один. Еще три человека с обритыми головами, два мужчины и одна женщина, занимают остальные углы подвала. Они тоже одеты в черные комбинезоны. Они тоже измучены усталостью, холодом, голодом, жаждой, накачаны наркотиками. Один из них пользуется особым вниманием, потому что он привязан иначе. Стоя, в полуметре от известняковой стенки. Запястья онемевших рук, поднятых над головой, зажаты в металлических кольцах, прикрепленных к свисающим сверху цепям.
Это страшно.
В центре помещения лежит свернутый и закрепленный на концах клейкой лентой кусок черного брезента. В нем угадывается человеческое тело…
Из подземелья доносится шум отодвигаемой решетки. Потом шаги. Александру удается чуть лучше разглядеть, что его окружает. Он различает распятие, нарисованное на камне. В глубине стоят старые деревянные скамьи, разбухшие от сырости. А под списками имен — Маклорен, Томпсон, Кларкс, Натанс, — лики Христа.
Часовня… Подземная часовня.
В центре появляется фигура, человек, расставив ноги, встает над брезентовым свертком. Перед собой он кладет завязанный коричневый мешок. Мешок странным образом шевелится. На нем образуются выпуклости, впадины, внутри происходит какое-то движение.
Впервые с момента своего заточения Александр может кое-как разглядеть своего мучителя. Он невысок, на нем просторная плотная одежда, толстая куртка, черные перчатки и капюшон.
— Следователи в ЦРУ очень любят повторять: «Если они невиновны, бейте их, пока они не окажутся виноватыми». А вы отнюдь не невиновны. В этом вся разница.
Человек в капюшоне отступает, разрезает ножом клейкую ленту, удерживающую брезент, и резким движением разматывает слои пластика. Из свертка вываливается нечто черное и твердое.
Труп человека. Окоченевший в позе зародыша, напоминающий какое-то животное.
Жюстина Дюмец на северной стороне отводит глаза, бритый человек на западе дрожит, человек, подвешенный на востоке, выглядит насмерть перепуганным. Что касается Александра… он в шоке.
И вдруг из темноты, откуда-то сзади, слышится вскрик. Короткий, как икота.
Этот крик доносится не из камер. Незнакомый женский голос.
Кажется, что истязателя внезапно охватила паника. Он быстро оборачивается и убегает в темноту. Слышны голоса, сдавленные крики, как будто кричащему зажимают рот. Там кто-то был, кто-то наблюдал за происходящим.
Потом доносится звук удаляющихся шагов.
Александр не знает, сколько времени проходит после этого. Человек появляется снова. Он встает в центр квадратного помещения и нервным жестом сжимает перед собой руки в перчатках.
— Извините, небольшая помеха… Ну так вот, наше собрание преследует весьма простую цель. Я хочу, чтобы по его окончании хотя бы один из вас подписал письмо.
И сразу же трое из четырех опускают глаза. Александр понимает, что лучше последовать их примеру, и утыкается подбородком в грудь.
Человек в капюшоне встает перед ним. Ну конечно. Ему нужен один из них.
— Перечитаем письмо для новичка? Поехали. Попрошу смотреть на меня!
Все поднимают головы. Палач разворачивает лист бумаги:
— Итак: «Я, нижеподписавшийся, господин такой-то или госпожа такая-то, находясь в ясном уме и в твердой памяти, настоящим разрешаю третьему лицу лишить меня жизни любым способом по его выбору. Смерть должна наступить в самое ближайшее время после подписания настоящего соглашения. В оставшееся до нее время я буду получать хорошее питание и уход, включая одеяло, освещение и темноту по моему желанию».
Он складывает бумагу и кладет ее в карман.
— И разумеется, мне нужна ваша подпись. В противном случае это будет нечестно.
Он подходит к Александру и хватает его за подбородок.
— Ты меня хорошо расслышал, К.? Теперь, когда мы познакомились поближе, мы можем перейти на «ты»?
Александр, мыча, трясет головой. Как это он его назвал — «К.»? Что это значит? Что палач избавляется от одного пленника и берет вместо него другого? Что он — следующий в списке? Он никогда в жизни не подпишет свой смертный приговор! Никогда, никогда!
Палач выпрямляется, руки в кожаных перчатках сжаты в кулаки.
— Наш малыш К. хочет оказать сопротивление? Наш малыш К. думает, что может победить того, кто сильнее? Наш малыш К. хочет в очередной раз меня разозлить? А ты знаешь, что страху можно научиться? Что с помощью страха я могу сделать из тебя что захочу?
Потом он хватает Александра за локоть и подтягивает к висящему человеку.
— Посмотри на него! Он самым чудовищным образом убил мать и младенца. И никто его за это не наказал. Через неделю после этого он улыбался во весь рот и играл в гольф, а несчастный муж и отец пытался лишить себя жизни, наглотавшись лекарств. Могу сказать тебе, что теперь ему страшно!
Он возвращает Александра на прежнее место, волоча его за собой, как мешок картошки, и берется за шевелящийся мешок.
— Кто подпишет? Прошу просто кивнуть головой! Никто?
Почему? Почему он требует подписи, а сам похищает и пытает людей? Почему бы ему не поставить подпись, ведь это так просто — написать эти чертовы буквы. К чему этот маскарад? О господи… Он думает, что честен, он считает себя по-настоящему порядочным, законопослушным. Вот почему он не наносит ударов, вот почему он старается никогда не причинять боль своими руками, вот почему называет всех просто буквами. Он не хочет иметь дела с людьми, с существами, обладающими
