— Шкаф плотно закрыт?
— Да. Но вообще-то не совсем. Между створками осталась вертикальная щель.
— Малака плохо прикрыла дверцы?
— Ну, скажем, не до конца.
— Вы можете видеть сквозь эту щель?
— Да.
— Что вы видите?
— Сначала кухню, потом… потом, дальше, крохотную гостиную, где набросаны куски железа и меди. Я вижу сиденье от «мерседеса», угадываю силуэты отца Малаки и братьев, которые перестали играть с банками из-под пива.
— Больше никого? Где Наджат и Малака?
— Недалеко. У окна. Они волнуются.
— Подходят солдаты?
— Я слышу их голоса с улицы. И еще слышу, как проезжают джипы и легкие бронемашины.
— Что происходит, когда военные выламывают дверь?
Сидя в кресле психиатра, Алиса грызет ногти. Из магнитофона слышится взволнованное дыхание отца. Она ненавидит, когда он дышит вот так, словно какой-то зверь.
— Я боюсь.
— Чего?
— Что они сделают со мной что-то плохое.
— Они вошли?
— Да.
— Что вы видите сквозь щель?
— Фалангистов. У них на плече вытатуирован кедр, и они… у них в руках ножи. Боже мой, они… они покрыты кровью!
— Не волнуйтесь, вы в укрытии, никто не может вас увидеть.
— Нет, меня никто не увидит.
— И что делают фалангисты, войдя в дом?
Алиса представляет себе, как искривилось лицо отца, она угадывает его реакции, его выражения. Она дрожит. Она больше не хочет слушать, но что-то удерживает ее на месте.
— Они поднимают ножи. Автомобильное сиденье падает набок, старик валится на пол. Его глаза широко открыты и неподвижны. Из раны на горле течет кровь. Я… Я слышу вопли, мальчики кричат, я… я вижу, как двое из них падают, потом…
Застывшая Алиса впивается зубами в свой кулак. Отец рассказывает, как жестоко солдаты обращаются с женщинами. Клод безостановочно всхлипывает. Психиатр вмешивается:
— Клод, Клод, давайте вернемся назад, хорошо? Успокойтесь, успокойтесь, дышите поглубже… Вот так… Ничего этого нет, Малака просто просит вас спрятаться в глубине стенного шкафа. Она приподнимает скатерть, велит вам скорчиться, а потом аккуратно опускает скатерть на место. Подумайте о том, как вам спокойно в этом шкафу, припомните все жесты Малаки, это очень важно. Вы их помните?
— В точности.
— И вы слышите, как закрываются дверцы?
— Да.
— Дверцы закрыты. Они хорошо закрыты, не так ли?
— Да.
— И как же вы видите, что творится снаружи? Подумайте, прежде чем ответить, Клод.
Клод задумывается.
— Нет, все темно. Совершенно темно.
— Очень хорошо. Значит, вертикальной щели нет?
— Нет…
— И значит, вы ничего не видите.
— Совершенно ничего. Щели нет.
— Ее нет… Ее никогда не было… Когда солдаты входят в дом, вам очень страшно. Вы не осмеливаетесь пошевелиться.
— Я забиваюсь еще глубже в дыру, я не касаюсь скатерти. У меня замерзли ноги.
— Что вы слышите?
Клод издает негромкие неразборчивые звуки, можно подумать, что он вот-вот заплачет. Наконец он отвечает:
— Крики, удары ножей. Все кричат.
— Вы что-то различаете?
— Нет-нет… Абсолютно ничего.
— Через несколько секунд, когда всех мужчин в доме уже убили, один из фалангистов открывает дверцу шкафа. Вы слышите скрип.
— Я слышу… Я… Я не могу пошевелиться.
— Вы видите, как под скатерть пробивается луч света, вы видите, как появляется щель. Припомните каждую деталь. Запах вяленого мяса, запах спиртного, исходящий от солдата. Потом Наджат… Наджат кричит… Наджат не умерла. Еще нет.
Алисе становится холодно, она трет плечи. Вся дрожа, она смотрит в потолок.
— И что происходит в этот момент, Клод?
— Внезапно становится светло. Мои волосы! Солдат тянет меня за волосы, а я умоляю, чтобы он не убивал меня!
Алисе плохо, она страдает вместе с отцом, но она чувствует на своих волосах не чужие руки, а руки Клода. Она отбивается непонятно от кого.
— Ко мне подходят остальные, они кричат что-то, чего я не понимаю! Они бьют меня бутылками. Они бьют меня ногами! Связывают мне спереди руки ремнем!
Внезапно перед глазами Алисы возникают ее собственные стянутые ремнем запястья, она видит пар, окутывающий ей грудь, чувствует обжигающие струи, бьющие по плечам. Ее пытают, отец втолкнул ее под горячий душ! Сквозь пар она различает его глаза, она кричит, но он не двигается, напротив, он не спускает с нее глаз…
