заставит его тверже держаться версии о невиновности. А истолковать это можно двумя способами: либо он — крепкий орешек и сообразил, что если не отступать от своих показаний, то у полиции на него ничего нет, либо — что вполне возможно — он все-таки говорит правду. — Кеннеди сообщал очевидное, но преподносил это как гениальное открытие.
— И все-таки, твое мнение — он тот, кого мы ищем? — настаивала Стил, глядя на Кеннеди, словно надеясь, что он развеет все сомнения.
И опять Кеннеди погрузился на минуту в раздумье, потом задумчиво покачал головой:
— Невозможно пока сказать с уверенностью. Да и вопрос этот чисто теоретический, вы ведь не можете его арестовать.
Вздохнув, Стил сцепила пальцы и вытянула перед собой руки, словно пыталась снять напряжение:
— Но и отпустить пока не можем. Он — все, что у нас есть. Если не желает говорить, придется сделать обыск в квартире. Может, там повезет. Ник, сумеешь организовать?
Миндередес уже приготовился отвечать, но тут раздался стук в дверь и в комнату заглянула Хэрриет Уилсон, поймала взгляд Тартальи:
— Инспектор, мистер Эшер желает с вами поговорить. Конфиденциально. Не для протокола.
— Ничего себе! — вскинулась Стил. — Он что, воображает, что у нас тут бесплатная юридическая консультация?
Уилсон пожала плечами:
— Не стреляйте в курьера. Я даже не знаю, о чем он собирается сказать. Но он предупредил, что говорить будет только с инспектором. Наедине.
— Со мной? — переспросил Тарталья.
— Да, — подтвердила адвокат. — Не желает даже, чтобы я присутствовала. Думаю, он на самом деле хочет помочь вам, — добавила она, видя, что Стил неодобрительно качает головой. — Примите для разнообразия его невиновность как данность. Почему бы не попытаться найти к нему подход?
— С какой стати? — бесцветно поинтересовалась Стил. — Эшер задержан по подозрению в убийстве, а он нами пытается манипулировать!
— Я знаю, это не мое дело, — сказала Уилсон, — но время уходит, и вам прекрасно известно: держать его дольше у вас нет никаких оснований.
— Мы еще не произвели обыск в его квартире.
— Но если он не виновен, как утверждает, а вы ничего там не найдете, вряд ли после обыска он пожелает с вами разговаривать. — Уилсон оглядела внимательные лица. — Послушайте, что вы теряете? Разговор отнимет у инспектора всего несколько минут. Если ничего не узнаете, то всегда сможете вернуться к плану «А» — разумеется, если он у вас есть.
После небольшого торга пришли к компромиссу: никаких диктофона и видео, Тарталье, сидевшему в одиночестве напротив Эшера, разрешается делать записи. Если в конце концов окажется, что чутье все- таки подвело его и Эшер — на самом деле Том, то игра — страннее не придумаешь. Тарталья прихватил для Эшера сэндвич и чашку кофе, но и то и другое осталось на столе нетронутым.
— Мы говорили с ней по телефону пару раз, — тихо начал Эшер. — Сначала она держалась с опаской и все старалась подловить меня на вранье. Я стал уже думать, а стоит ли с ней связываться? Но потихоньку Келли чуток успокоилась.
— Почему, как думаешь?
Эшер с минуту помедлил, стараясь вспомнить:
— Ага, вот! Сказала, что говорю я по-другому.
— В каком смысле?
— Не знаю. Может, интонации другие. Как я понял, тот, другой парень говорил гладко и красиво, вроде дикторов, что читают новости по телику. Сначала-то ей показалось, будто я специально говорю с акцентом.
— А ты убедил ее, что нет?
— Не сразу. Она все расспрашивала меня, откуда я, всякое такое. Про семью, про школу. Точно на работу нанимала и проводила собеседование. Пришлось даже признаться, что на самом деле меня зовут не Крис. Это ее опять отпугнуло. Но потом она позвонила и давай снова вопросы задавать!
— А про себя что рассказывала?
— Сказала, что юрист. И я совсем не удивился: вон с вопросами-то как приставала. Я, по правде, даже разозлился. Но когда она сказала, что муж у нее погиб в цунами, мне ее жалко стало. А потом она рассказала про того, другого парня. И я понял, почему она так проверяла меня.
— И все это по телефону?
Эшер кивнул.
— Для человека, который так осмотрительно вел себя вначале, она что-то очень легко дала себя убедить, как по-твоему? Откуда ей было знать, что ты все же не тот, другой?
— Нутро подсказало, думаю, — слишком поспешно ответил Эшер. — Человек просто решает, что верит другому, и все дела.
Пристальный взгляд Тартальи заставил Эшера отвести глаза.
— Есть ведь и еще что-то, так, мистер Эшер?
Эшер помолчал с минуту:
— Ладно, есть. Не хотел я говорить… — Он поднял глаза на Тарталью. — У вас есть закурить?
Наплевав на табличку: «Не курить», Тарталья протянул ему сигарету и затянулся сам. Первую затяжку Эшер сделал, будто последнюю в жизни, и так порывисто откинулся на стуле, что тот крякнул.
— Наверное, вам лучше узнать. — Он тяжело вздохнул. — Она ни за что не желала встречаться со мной, пока я не открыл, почему хочу порешить себя.
И опять Эшер умолк, словно на душе у него лежал тяжкий груз. Лицо у него расслабилось, рот приоткрылся, глаза стали пустыми — мыслями он был где-то далеко.
— Ну и? — вывел его из транса Тарталья.
Эшер вскинул глаза:
— До недавних пор я работал учителем физкультуры. Последнее место работы — шикарная школа для девочек в Суррее. — Он приостановился, жадно заглатывая дым. — Я совершил идиотскую ошибку — влюбился в девочку, свою ученицу. Нет, нет, никакой грязи, — поспешно добавил он, уловив изменения в лице Тартальи. — Ничего такого, инспектор. Я не педофил. Честно, нет. Так, поцелуйчики да пообнимались немножко, и все.
— Все так говорят.
— Понимаю, о чем вы думаете, но правда, вы ошибаетесь. Они все ошибались. Ее зовут Сара, и я любил ее, понимаете? По-настоящему. Хотел жениться, когда она станет совершеннолетней. Ей было пятнадцать, но можно было принять за двадцатипятилетнюю. Красивая девочка и умница. Она была куда мудрее меня, уверяю вас. — Эшер снова глубоко затянулся сигаретой и выпустил несколько колец дыма, которые одно за другим медленно поднимались к потолку — Короче, прознали ее родители, ринулись к чертовой директрисе, и меня выкинули из школы. Ведь несправедливо, верно?
— Что? Что тебя выкинули?
— Нет, это-то пускай. Подумаешь, велика печаль! Несправедливо, что человек не может выбирать, кого ему любить.
Тарталья увидел боль в глазах Эшера и согласно кивнул. Эшер, конечно же, прав. Погоня за любовью начисто лишена логики. Любовь — чувство, управлять которым невозможно, как ты ни старайся. Это сумасшествие, взлеты до небес, падения в бездну. Тарталья припомнил свои идиотские ошибки и промахи, пущенные в распыл силы и время, ярко вспыхивавшие надежды, а следом — глубокое разочарование, когда понимал, что гонялся он за миражами. Но безысходного отчаяния Тарталья никогда не испытывал. Его не покидала надежда, что жизнь — отличная штука и, несмотря ни на что, все будет хорошо. Может, он никогда не бросался в чувство очертя голову, не позволял себе дойти до края, скорее всего, он просто не относится к страстным натурам, но посочувствовать Шону, проникнуться его болью он мог.
— Ты из-за нее хотел покончить жизнь самоубийством? — уточнил Тарталья.
Эшер кивнул, яростно обкусывая кожу вокруг ногтя. Палец уже кровоточил, но Шон, похоже, не
