— Разумеется.
— Я хотел бы еще спросить…
— Спрашивайте.
— Сколько времени вы работали на мистера Рейни? Долго?
— Всего несколько недель.
— Значит, вы его почти не знали?
— Да, почти не знал.
— Он был женат?
— Нет.
— А семья у него была?
— Нет, — ответил я. — У него не было абсолютно никого.
Коулз задумался, но врожденная порядочность в конце концов возобладала.
— Это довольно грустно, правда?
— Пожалуй.
Коулз поднялся и протянул мне руку:
— Надеюсь, вы меня простите?… Как отец, я не мог поступить иначе. Ведь когда дело касается твоего ребенка, поневоле становишься…
— Вам не за что извиняться.
Мы вместе вышли в большой зал. Салли сидела за одним из компьютеров и что-то печатала. Заметив, что мы уходим, она встала. У нее были такие же, как у Джея, широкие плечи, темные глаза и длинные ноги, но Коулз, к счастью, этого не заметил.
— До свидания, — вежливо сказала она.
— До свиданья.
Потом дверь офиса закрылась за мной, и я никогда больше не видел ни Дэвида, ни Салли. Но я их слышал, потому что задержался на пороге и прислушался.
— Папа!..
— Что?
— Мне скучно.
— Хочешь, поедем домой?
— Ты обещал купить мне новую клюшку для хоккея!
— Хорошо, лапа, купим. Дай мне только убрать на место бумаги. Это недолго.
— Ах, папа! — капризно воскликнула Салли. — Мне та-ак скучно!..
Это было именно то, что я надеялся услышать, поэтому я не стал больше задерживаться. Спустившись вниз, я покинул здание. Погода была теплой, и я почти час бродил по улицам, чувствуя странную пустоту внутри. Джей, говорил я себе снова и снова, я сделал это, чтобы защитить ее. Салли незачем знать, кто был ее родной отец, потому что это может разрушить ее отношения с человеком, которого она считает отцом, к тому же настоящий отец теперь все равно для нее потерян. Была ли это истина в обертке из лжи, или наоборот, — этого я не знал, и все же мне казалось, что я поступил правильно. Во всяком случае, эта проблема перестала меня тяготить. Пусть я солгал, но солгал во имя добра, и хотя моя ложь не могла вернуть Уилсона Доуна-младшего, мне казалось, что я хотя бы частично искупил свой грех.
Неожиданно я обнаружил, что иду по Тридцать третьей улице мимо стейкхауса, но внутрь заходить я не стал. Разбитый керамический горшок с декоративной туей был заменен новым, но он не совсем подходил по цвету и к тому же выглядел вызывающе новым. И все же однажды, когда вечера стали совсем теплыми, я толкнул тяжелую дверь с золотыми буквами на стекле и вошел в ресторан. Здесь все было по-прежнему: панели красного дерева, цветные олеографии на стенах. Все как всегда, словно ничего не случилось. До начала вечернего наплыва посетителей оставался примерно час, и в дальнем углу главного зала орудовал пылесосом уборщик, а метрдотель проверял список зарегистрированных на сегодня столиков. Я сразу заметил, что дверь к Кубинский зал была открыта настежь, и, прежде чем кто-то успел меня остановить, я шагнул к ней и спустился вниз по крутой мраморной лестнице, ожидая снова увидеть обнаженную красотку над баром, пыльные книжные полки, древнего бармена, протирающего тряпкой стойку, и тусклые светильники на стенах.
Но подвальная комната оказалась выкрашена в неправдоподобно яркий желтый цвет — приветливый и солнечный, словно в детской спальне. Картины, книги — все исчезло. Кафельный пол был застелен новеньким ковровым покрытием, кабинки — снесены, мужской туалет с разобранной стеной сделался продолжением комнаты. Вместо бара я увидел два длинных банкетных стола, накрытых льняными скатертями. На каждом из них красовалась табличка: «Женщины ведут диалог: ежемесячный ужин со знаменитостью». Мгновение спустя я услышал голоса и, повернувшись ко входу, оказался лицом к лицу с группой из полутора десятков профессиональных женщин, которые спешили занять места за столами.
— Будьте добры, поставьте на каждый стол еще по три бутылки газированной воды, — бросила мне на ходу одна из них.
Я не стал объяснять, что она ошиблась. Кивнув, я повернулся и поднялся по лестнице в главный обеденный зал. Впрочем, и там я не стал задерживаться, а прошел прямо в кухню, надеясь увидеть Элисон.
Мне попадалось много знакомых — официанток, раздатчиков, поваров, уборщиков посуды, но ее нигде не было.
— Чем я могу вам помочь, сэр? — спросила меня одна из официанток.
— Я ищу Элисон Спаркс.
— О, она только что была здесь.
— Может быть, она в своем кабинете?
— Нет, скорее она сейчас внизу, в одной из кладовок.
— Вы не проводите меня к ней?
— Простите, сэр, это…
— Да, это срочно. И очень важно.
Мы спустились вниз и долго шли по длинному, обрамленному трубами коридору, пока не добрались до мясохранилища. Дверь хранилища была открыта.
— Элисон?! — позвала официантка.
— Я здесь.
Официантка кивнула мне и упорхнула.
— Ну, что там еще? — снова послышался раздраженный голос Элисон.
Я вошел в хранилище. Как и в прошлый раз, на крюках висело около пятидесяти говяжьих туш со штампами поставщиков и чернильными датами на заиндевевших розовых мускулах. Элисон стояла среди них спиной ко мне и внимательно разглядывала пачку накладных. Услышав мои шаги, она обернулась:
— Билл?
Я кивнул.
— Я собиралась тебе звонить.
— Ты перекрасила Кубинский зал, — сказал я.
— Я бы сказала иначе.
— Как?
— Я уничтожила его, Билл.
— Стерла в порошок.
— Почти. Мне не нравится, как он теперь выглядит — правда не нравится, но…
Последовала неловкая пауза.
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
— Что, например?
— Например, ты могла бы рассказать, как все было на самом деле.
Элисон покачала головой:
— Право, не знаю… Я ведь тебе рассказывала! Ха позвонил каким-то своим друзьям, они приехали
