подробностях описать вышеуказанный вечер. Она рассказала о радиопередаче, которую слушала по радио, когда в дом вошел Робинсон, и, разумеется, время этой передачи в точности совпадало с предполагаемым медицинским экспертом временем смерти жертвы, время это было известно и Моргану, который тут же не преминул представить суду напечатанную программу передач названной радиостанции. Там значилась и передача, на которую ссылалась миссис Макгуэйн. Свидетельство это было призвано подкрепить показания, полученные накануне от дружков-собутыльников Робинсона. По подсказке Моргана миссис Макгуэйн признавала даже, что Робинсон, возвратившись домой, мог быть несколько навеселе. Этот маленький грешок должен был несколько сгладить совершенный им большой грех, смягчить в глазах присяжных образ ответчика. Свою роль миссис Макгуэйн исполняла хорошо.
И, видя это, судья Скарлетти поглядывал на Питера. Ну, чем будешь крыть? – казалось, говорила его поднятая бровь. Судья, сам бывший прокурором в те дни, когда американское общество ошибочно полагало, что развращенность нравов достигла предела, был человеком честным, неплохо разбиравшимся в юриспруденции, тем не менее не любившим ни адвокатов – за то, что защищают всякую мразь, ни прокуроров – за неизбежные их ошибки. Таким образом, любимчиков у него не было, были лишь предпочтения.
Все время допроса Морган простоял возле свидетельской кафедры, что было необычно для адвоката, привыкшего постоянно то мерить шагами зал, прислоняясь время от времени к перильцам присяжных, то шелестеть бумагами, то крутить на пальце свое золотое кольцо. Видимо, на этот раз он старался проявить сдержанность. Присяжные замечали малейшее движение юристов, бормотание и шарканье ног, резкие взмахи, которыми они рассекали воздух на манер каратистов, желая подкрепить что-то, сказанное свидетелем, их незаметное почесывание, зевки в кулак. Когда Морган расспрашивал домоправительницу о каких-нибудь незначительных мелочах – о том, как, например, уходя спать, она налила воды в собачью миску, Питер думал о том, где сейчас может находиться Дженис. Помогает кому-нибудь другому, утешает, но не его. Так было уже давно, а Питер всегда был склонен к ревности, страстно желая ласки, пусть мимолетной, ненавидя, хоть и корил себя за эту ненависть, женщин в приюте, которым его жена отдавала время и силы. Всю их жизнь сопровождало и определяло его беспричинное недовольство – оба они знали это, но Дженис чувствовала себя слишком обиженной или была слишком великодушна, чтобы обращать на это внимание. Он же ненавидел в себе мелочность. Если б она сейчас вошла в зал суда и сказала: «Питер, давай уедем из Филадельфии куда глаза глядят!» – он сделал бы это сразу, без оглядки. Она сняла бы эти свои шикарные черные туфли на каблуках, аккуратно, носок к носку, поставила бы их в шкаф. У него в третьем ящике кухонного стола хранится карта автомобильных дорог. Они отправились бы колесить по дорогам Западной Виргинии – останавливаться на привалы, распевать песни, грызть в машине яблоки.
Морган закруглился, и наступила очередь Питера. Собираясь опровергнуть показания этой плачущей женщины до того, как она успела бы окончательно разжалобить присяжных и тем обвести их вокруг пальца, он мог разрушить выстроенное алиби, но заслужить неодобрение жюри.
– Итак, миссис Макгуэйн, у всех нас одна-единственная цель – это справедливость – начал он ровным голосом, глядя ей прямо в глаза.
– Да, сэр.
– Рассказывал ли вам когда-либо мистер Робинсон о Джуди Уоррен?
– Он упоминал о ней.
– Правда ли, что встречались они почти полгода?
– Ну… какое-то время.
– Правда ли, что он не раз приводил ее в дом и оставался с ней в своей комнате?
– Сказать это в точности не могу.
– Где они спали? – спросил Питер.
– В его комнате.
– А где она находится? – спросил он.
– На втором этаже.
Питер помнил план дома по составленному следствием чертежу.
– Где расположена эта комната?
– Комнаты мальчиков над кухней, на втором и третьем этажах.
– Мисс Уоррен бросила мистера Робинсона, не так ли?
– Вроде этого. Думаю, он был рад от нее избавиться.
– Я не просил вас давать оценку ее личности. А теперь скажите, говорил ли он вам когда-нибудь, что ревнует ее к новому дружку?
– Разумеется, нет.
Питер обернулся к присяжным проверить, слушают ли. Робинсон был полностью поглощен допросом – вздернув острый нос, он то и дело поднимал брови. Он казался почти довольным – возможно, наконец-то ему уделяли внимание, в котором он так нуждался в отрочестве. Вновь повернувшись к свидетельнице, Питер решил сменить темп задаваемых вопросов, так, чтобы у миссис Макгуэйн не было времени вспомнить все то, что она уже говорила.
– Жаловался ли когда-нибудь Робинсон на то, что знает о сексуальных отношениях Джуди с другим мужчиной?
– Нет.
– Вы ведь с мистером Робинсоном добрые друзья, можно даже сказать, давние друзья, не так ли?
– Ну, почти вся его жизнь прошла на моих глазах.
– Вы много делали для мистера Робинсона и его братьев, они привыкли полагаться на вас, верно?
– Наверно, можно так считать.
– И вы не против? Не против работать на них, постоянно им угождать? – не без ехидства спросил
