На мониторе «В» мужчина чуть ли не боком шел к кассе.
— Если им известно, где находятся камеры, значит, они бывали там раньше.
Ингвар говорил тихо, завороженно глядя на монитор «С», где расплывчатое, зернистое изображение мало-помалу набирало четкости. Мужчина был снят сзади, наискось. Козырек бейсболки закрывал большую часть лица, оставляя на виду подбородок и массивный нос. Ингвару показалось, что он различает контуры коротко подстриженной бородки.
— А коль скоро они заранее провели рекогносцировку, — продолжил он, — то, наверно, найдутся кадры получше, от предыдущих визитов.
— Вряд ли, — уныло сказал Франк Ларсен, словно от одной мысли, что придется просматривать еще кучу материала, у него испортилось настроение. — На автозаправках обычно стирают записи через неделю-другую. Это всем известно. И тамошние ребята наверняка тоже так делают. В общем, на старые записи рассчитывать никак нельзя. И, кстати говоря, ему, — толстым пальцем он ткнул в монитор «С», — об этом явно известно.
Широкоплечий мужчина на экране в самом деле носил короткую холеную бородку. Переносица и глаза не видны, но из-под козырька торчал массивный кривой нос. Волосы под бейсболкой стрижены под машинку. В правом ухе широкое золотое кольцо.
— Где-то я его видела раньше, — сказала Силье. — И интуиция подсказывает, что он имеет отношение к уголовному миру. Только…
— Он подстриг волосы, — сказал Ингвар, придвигая стул поближе. — И отпустил бороду. Кольцо в ухе тоже новое. Однако ж… — он широко улыбнулся и щелкнул пальцем по экрану, — носяра у него очень уж заметный.
— Ты знаешь, кто этот хмырь? — Франк Ларсен скептически хмыкнул. — Видно-то здесь не больно много, черт побери.
— Это Герхард Скрёдер. — Ингвар откинулся на спинку стула. — Кличка Канцлер. В свое время мы было решили, что он причастен к ограблению НОКАС, очень уж много он болтал об этом в городе. Но, как выяснилось, приврал из хвастовства. А вот в кражах Мунка…
Слушая Ингвара, Франк Ларсен работал пальцами. В углу зажужжал принтер.
— Улик против него не нашлось. Но лично я думаю, он был замешан.
Силье выхватила из принтера распечатку и секунду-другую разглядывала ее, а потом передала Ингвару:
— Ты уверен, что это он?
Кадр, конечно, не самый удачный, но после умелой цифровой обработки хотя бы отчетливый. Ингвар кивнул, провел пальцем по бумаге. Здоровенный нос, один раз сломанный в тюремной разборке в 2000 году и второй раз через два года в схватке с полицией, не узнать невозможно.
Семья, казалось бы, вполне порядочная, но Герхард Скрёдер вырос отъявленным бандитом. Отец его возглавлял крупное государственное ведомство. Мать заседала в Стортинге. Сестра была адвокатом по коммерческим делам, а младший брат недавно вошел в национальную сборную по легкой атлетике. Сам же Герхард с тринадцати лет только улепетывал от полиции, как правило, безуспешно.
Прошлогодний налет на НОКАС в Ставангере стал крупнейшим в норвежской истории и унес жизнь одного полицейского. Никогда еще на раскрытие дела не бросали такие ресурсы, и не зря. Уже после Рождества материалы передали в суд. Герхард Скрёдер долго находился под пристальным вниманием, однако к концу зимы опять сумел вывернуться. Но, поскольку в ходе расследования по делу НОКАС полиция перетряхнула весь уголовный мир, имя его всплыло в связи с другими, не менее любопытными обстоятельствами. Когда в августе 2004 года средь бела дня были украдены «Крик» и «Мадонна» Мунка, Герхард Скрёдер отдыхал на Маврикии с восемнадцатилетней блондинкой, которая не имела «послужного списка». Железное алиби, подтвержденное проверкой. Ингвар, однако, не сомневался, что этот человек играл центральную роль в планировании дерзкой кражи. Но доказать это не удалось.
— Дайте взглянуть, — попросил Франк Ларсен, протягивая руку за распечаткой. Долго всматривался. Потер глаза. — Пожалуй, я поверю тебе. Но объясни мне в таком случае, как уголовник оказался замешан в операции прикрытия, связанной с похищением американского президента? — Воспаленные глаза в упор смотрели на Ингвара. — Объясни, а? Похищение американского президента выходит далеко за рамки обычных делишек этих парней, верно? Ведь у них только одно на уме — деньги. Насколько я знаю, ни единого требования не выдвинуто, черт побери…
— Тут ты ошибаешься, — перебил Ингвар. — Они думают не только о деньгах. Но и о… престиже. Впрочем, в одном ты прав. Похищение американского президента не их рук дело. Думаю, Герхард Скрёдер вообще ни хрена об этом не знает. Просто ему предложили дельце и посулили жирный куш, вот он и согласился. Да вы можете спросить у него самого. Эти ребятишки… — Он снова взял распечатку. — При той жизни, какую они ведут, мы считаем необходимым точно знать, где они обретаются. В любое время. Часа не пройдет, как вы его повяжете. — Ингвар скривился, похлопал себя по животу и добавил: — А сейчас я должен закусить. Желаю удачи!
В кармане загудел телефон. Он бросил взгляд на дисплей и, не сказав больше ни слова, выскочил в коридор.
12
Ну, вот наконец и озеро. Она ругала себя, что оделась не по погоде. Низкое серое небо нависало над водой, а всего в сотне метров от берега бурлили белогривые волны. Утро сулило солнечный день, и она не стала надевать шерстяное белье. До самого Уллеволсетера все было замечательно, но сейчас она жалела, что пошла обратно кружным путем, мимо Эйюнгена.
Ей нужно в Скар, где припаркован маленький «фиат», от поездок на котором сын тщетно пытался ее отвадить. Совсем недавно она отпраздновала свое восьмидесятилетие. А когда гости разошлись, обнаружила, что ключи от машины, обычно висевшие на крючке в передней, исчезли. Сын, понятно, хотел как лучше. Тем не менее ее возмутило, что он вздумал решать за нее и вообразил, будто способен правильнее судить о ее здоровье, нежели она сама. К счастью, в шкатулке у нее нашлись запасные ключи.
Чувствовала она себя бодрой и энергичной, как жеребенок, но в форме ее держали именно вылазки в леса и поля. Из-за нескольких легких инсультов память стала чуток похуже, однако ноги были в полном порядке.
Она сильно замерзла и, как назло, хотела по-маленькому
Вообще-то пописать в лесу не проблема, но мысль о том, что придется на холодном ветру снимать брюки, заставила ее прибавить шагу — может, перетерпится.
Нет, не выйдет. Надо поискать укромное местечко.
Не доходя до запруды, она взяла на север, продираясь сквозь густой березняк, покрытый свежими клейкими листочками и увешанный желтыми сережками. Впереди поднимался крутой взгорок — идти трудновато. Старая женщина осторожно стала обеими ногами на кочку, уцепилась рукой за ветку и спустилась в полутораметровой глубины ложбину. Собралась расстегнуть брюки и тут увидела его.
Он мирно лежал на земле, вроде как спал, локтем прикрыв лицо. Мох под ним был мягкий, глубокий, а низенькие березки походили на одеяло.
— Алло! — окликнула женщина, забыв, зачем пришла. — Эй!
Мужчина не отвечал.
Она протиснулась мимо валуна, увязла в грязи. Ветка хлестнула по лицу, она вскрикнула и тотчас осеклась, словно опасаясь потревожить этого человека под деревьями. Подошла ближе, перевела дух.
Пульс участился, голова кружилась. Она осторожно отвела руку, закрывавшую его лицо. Карие глаза, неподвижные, широко открытые, в одном копошилась мошка.
Господи, что же делать? Мобильника у нее не было, хотя сын постоянно твердил, что без телефона нельзя. Однако ж она считала, что эти новомодные штуковины на природе ни к чему, а вдобавок грозят раком в голове.
