Мужчина был одет в темный костюм, на ногах дорогие ботинки, здорово перепачканные грязью. Старая женщина чуть не плакала. Такой молодой, думала она, лет сорок, не больше. Лицо безмятежное, с красивыми бровями вразлет, словно крылья птицы, глаза большие, открытые. Губы, правда, синеватые. Наверно, надо бы сделать ему искусственное дыхание — вдруг очнется? Она распахнула его пиджак, чтобы добраться до сердца, хотя смутно представляла себе, что именно нужно предпринять. Из внутреннего кармана что-то выпало. Бумажник, подумала она и подняла его. Потом выпрямилась, будто наконец поняла, что холодное тело лежит здесь уже не один час и оживить его невозможно. Пулевого отверстия в виске она так и не заметила.
Резкая судорога пронзила ее. Она медленно подняла правую руку. Такое впечатление, что рука где- то далеко-далеко, чужая, неподвластная контролю. Ей стало страшно: надо уходить отсюда, выбраться на дорогу, на лесную дорогу, где все время ходят люди. Машинально сунув черный кожаный бумажник в карман, она полезла на взгорок. Теперь и правая нога толком не слушалась, онемела, и старая женщина вышла из зарослей на грейдер исключительно благодаря железной воле, которая восемьдесят лет и пять дней поддерживала в ней бодрость и энергию.
Потом она упала и потеряла сознание.
13
— Дискутировать мы не будем, — сказала Ингер Юханна.
— Но…
— Стоп. Я предупреждала тебя, Ингвар. Вчера вечером. И думала, ты понял, насколько все серьезно, однако ты пропустил это мимо ушей. Но звоню я по другому поводу.
— Нельзя же вот так просто…
— Ингвар, не вынуждай меня повышать голос. Рагнхильд пугается.
Чистейшее вранье. В трубке не слышно ни намека на детский голосок, а дочка, если не спала, всегда без умолку лепетала.
— Ты вправду уехала? Всерьез? Совсем с ума сошла, что ли?
— Есть немного, пожалуй.
Ему почудилось, что она смеется, и он вздохнул с некоторым облегчением.
— Я страшно разочарована, — спокойно проговорила Ингер Юханна. — И очень на тебя зла. Но об этом можно поговорить позднее. А сейчас слушай меня внимательно…
— Я хочу знать, где Рагнхильд.
— Со мной, и у нее все в порядке. Выслушай меня наконец, и я даю слово, что позвоню попозже и мы все обсудим. А мое слово понадежнее твоего. Мы оба это знаем.
Ингвар стиснул зубы, сжал кулак и замахнулся, словно для удара. Рядом оказалась только стена. Полицейский курсант, проходивший по коридору, замер как вкопанный метрах в трех от него. Ингвар опустил руку, пожал плечами и изобразил улыбку.
— Правда ли то, что сказала по телевизору Венке Бенке? — спросила Ингер Юханна.
— Не-ет, — тихо простонал Ингвар. — Только не начинай опять про нее. Пожалуйста!
— Выслушай меня в конце-то концов!
— Ладно.
— Не злись.
— Чего ты хочешь?
— Правда ли, что, судя по записям камер наблюдения, никто не входил в президентский номер и не выходил оттуда? С тех пор как она вернулась в отель и до той минуты, когда обнаружилось ее исчезновение?
— Не могу сказать.
— Ингвар!
— Я не вправе говорить об этом, ты же знаешь.
— Вы просмотрели записи, показывающие, что происходило после?
— Я вообще никаких записей не видел. Я — связной Уоррена, а не следователь по делу президента.
— Ты слышишь, что я говорю?
— Да, но я понятия не имею…
— Когда неразбериха на месте происшествия особенно велика, Ингвар?
Он прикусил большой палец. Сейчас ее голос звучал иначе. Обидные, непримиримые нотки почти совсем исчезли. Он слышал настоящую Ингер Юханну, ту, что неизменно вызывала у него восхищение своим прямо-таки сократовским умением заставить его взглянуть на вещи по-новому, под другим углом, а не так, как он привык за без малого тридцать лет работы в полиции.
— Когда обнаруживают преступление, — коротко ответил он.
— И?
— И сразу после этого, — помедлив, добавил Ингвар. — Перед тем как выставят ограждение и распределят, кто за что отвечает. До тех пор царит… сущий хаос. — Он сглотнул.
— Вот именно, — тихо обронила Ингер Юханна.
— Черт! — воскликнул Ингвар.
— Президент вовсе не обязательно исчезла ночью. Она могла исчезнуть и позже. После семи, когда все думали, что ее там уже нет.
— Но… ее же там не было! Номер стоял пустой, только записка от похитителей лежала…
— Венке Бенке и про записку знала. А теперь знает и вся Норвегия. Как по-твоему, какую цель преследовала эта записка?
— Сообщить…
— Такие записки подводят к вполне определенным выводам, — перебила Ингер Юханна и заговорила быстрее: — Заставляют думать, что что-то уже произошло. Смею предположить, что парни из Secret Service, прочитав ее, лишь мельком осмотрели номер. А он большой, Ингвар. Возможно, они проверили ванную, открыли шкаф-другой. Однако прежде всего записка предназначалась для того, чтобы выманить их из номера. И как можно скорее. И если уж на самом обычном происшествии царит неразбериха, то можно представить себе, что творилось вчера утром в отеле «Опера». Ведомства двух стран и…
В трубке повисла тишина.
Теперь Ингвар наконец-то услышал Рагнхильд. Она ворковала, и кто-то с ней разговаривал. Слов он не разобрал. И голос какой-то странный — не поймешь, мужской или женский. Грубый, хриплый, но, пожалуй, все-таки не мужской.
— Ингвар?
— Да, я слушаю.
— Пусть они проверят записи, сделанные в течение часа после того, как подняли тревогу. Думаю, в ходе пятнадцати-двадцати минут кое-что произошло.
Он не ответил.
— Ты слышишь меня?
— Да, — сказал он. — Ты где?
— Вечером я позвоню. Обещаю.
Она отключилась.
Несколько секунд Ингвар стоял, уставясь на телефон. О голоде он и думать забыл.
14
Файед Муффаса был на четыре года старше брата, и все же они очень походили друг на друга.
