удается уговорить ее сходить в подвал, но вам и это никак не по силам. Что же до…
— Вот и я, — запыхавшись, сказала Ингер Юханна. — На улице совсем летняя погода, между прочим!
Она поставила на стол ноутбук. Привычными движениями подсоединила внешнюю мышь, достала коврик, воткнула шнур в розетку и включила компьютер.
— Voila! — Она вышла в Интернет. — Прошу вас, госпожа президент! Компьютер, который сразу не отследишь!
От волнения она не заметила озабоченной мины Ханны, когда та отъехала от стола, развернулась и медленно покатила в глубь квартиры. Резиновые колеса тихонько повизгивали по паркету. Звуки умолкли, только когда где-то далеко в огромной квартире хлопнула дверь.
11
Молодой человек, сидевший перед монитором в крохотном закутке поблизости от Ситуационной комнаты Белого дома, заметил, что буквы и цифры перед глазами начали плясать. Он крепко зажмурился, тряхнул головой, снова взглянул на дисплей. Но по-прежнему никак не мог сосредоточиться на одной строчке, на одной колонке. Помассировал затылок. Кислый запах застарелого пота ударил из-под мышек, и он смущенно поспешил прижать руки к телу, в надежде, что никто в комнату не сунется.
Не ради этого он получил университетское образование. Когда ему, инженеру-электронщику, после всего двух лет практической работы предложили место в Белом доме, он едва поверил собственной удаче. Но сейчас, по прошествии девяти месяцев, уже умирал со скуки. Он добросовестно трудился в маленькой компьютерной фирме, куда устроился после университета, и полагал, что приглашением в Белый дом обязан своим неоспоримым способностям программиста.
Почти полгода его фактически использовали как мальчика на побегушках.
А теперь он уже двадцать третий час сидел здесь, в тесном закутке без окон, потный, вонючий, и глазел на коды, мелькавшие на экране в полной неразберихе, которую ему надлежало привести в порядок. По крайней мере, неусыпно за ней следить.
Он приложил пальцы к векам, нажал на глазные яблоки.
От усталости ему даже спать расхотелось. Мозги попросту отказали. Не желали работать. Собственный его жесткий диск отрубился и плевать хотел на весь остальной организм. Руки онемели, поясницу уже несколько часов терзала острая боль.
Он медленно вздохнул, широко открыл глаза, пытаясь выдавить хоть капельку влаги. Вообще-то надо бы пить побольше, но перерыв только через пятнадцать минут. Хорошо бы принять душ.
На дисплее что-то происходило.
Да, в самом деле.
На миг он зажмурился, пальцы молниеносно пробежали по клавиатуре. Пляска на экране прекратилась. Помедлив, он поднял руку, указательным пальцем провел по строчке, слева направо, и снова ударил по клавишам.
Появилась новая картинка.
Быть не может.
Нет, может, и именно он это увидел. Он разом перестал сожалеть, что поменял работу, ведь он первый это обнаружил. Пальцы снова промчались по клавишам. Затем, нажав на кнопку «печать», он схватил телефон и стал напряженно ждать следующей картинки.
— She's alive, — прошептал он, не дыша. — She's fucking alive![64]
12
— Это самое красивое место во всем Осло, — сказал Ингвар Стубё, указывая на простенькую скамейку у воды. — Я подумал, нам обоим не мешает подышать свежим воздухом.
В город нагрянуло лето. За сутки температура поднялась почти на десять градусов. Солнце, взорвавшись светом, выбелило чуть не все небо. Казалось, деревья по берегам реки Акер за одно утро стали зеленее, а пыльцы в воздухе было столько, что глаза у Ингвара начали слезиться, едва он вышел из машины.
— Это парк? — спросил Уоррен Сиффорд без особого интереса. — Большой парк?
— Нет. Это окраина города. Или опушка леса, если угодно. Здесь они встречаются, деревья и дома. Здорово, правда? Садитесь.
Уоррен скептически оглядел грязную скамейку. Ингвар достал из кармана платок, смахнул на землю остатки недавнего праздника. Немного засохшего шоколадного мороженого, пятнышко кетчупа и что-то еще, о чем лучше вовсе не думать.
— Вот так. Садитесь.
Из пластикового пакета он достал две большущие французские булки, запечатанные в целлофан, и две банки колы-лайт.
— Приходится думать о весе, — пояснил он, разложив все это на скамейке. — Вообще-то я больше люблю обычную колу. The real thing.[65] Но…
Он хлопнул себя по животу. Уоррен молчал. К еде не притрагивался. Сидел, глядя на трех канадских гусей. Птицы гонялись по травянистому склону за собачонкой, которая была вдвое меньше самого крупного из них. И похоже, ей это нравилось. Как только самый большой гусь, щелкая клювом, оттеснял ее к воде, она ловко уворачивалась и с лаем кидалась прочь.
— Вы не будете? — спросил Ингвар с полным ртом.
Уоррен молчал.
— Слушайте, — сказал Ингвар. — Мне поручили вас сопровождать. Между тем совершенно очевидно, что вы отнюдь не склонны делиться со мной какой-либо информацией. Или с нами. Делиться информацией с нами. Так, может, — он отхватил зубами здоровенный кусок булки, — просто порадуемся хорошей погоде?
Слова утонули в чавканье.
Собачонка устала. Отвернулась от гогочущих гусей и побежала прочь вверх по склону.
Ингвар молча ел. Уоррен подставил лицо солнцу, положил левую ногу на колено правой и закрыл глаза от яркого света.
— Что с вами? — спросил Ингвар, покончив со своей булкой и половиной Уорреновой.
Скомкал целлофан, сунул в пакет, открыл одну банку колы, отхлебнул.
— Что с вами такое? — повторил он, стараясь подавить отрыжку.
Уоррен по-прежнему не шевелился.
— Как хотите, — сказал Ингвар и достал из кармана темные очки.
— Есть на свете один мерзавец, — сказал Уоррен, не меняя позы.
— Не один, — кивнул Ингвар. — Отнюдь не один, по-моему.
— Этот один хочет нас сломать.
— Ну…
— Он уже начал свое дело. Проблема в том, что я не знаю, как он намерен продолжать. Вдобавок никто не желает меня слушать.
Ингвар попытался поудобнее устроиться на жесткой скамейке. Положил было ногу на колено, как Уоррен. Но желудок тотчас запротестовал, и он быстро поставил ногу на землю.
— Я здесь, — сказал он. — И весь внимание.
Уоррен наконец-то улыбнулся. Козырьком приставил руку к глазам, осмотрелся.
— А здесь и правда красиво, — тихо сказал он. — Как там Ингер Юханна?
