То что Мотря многое про меня знает, понятно было тупому. Провести в бессознательном состоянии столько времени, и не наболтать о себе все что знаешь, может только человек специально тренированный.
– Спаси Бог тебя Мотря, за все, что ты сделала. Скажи, чем я могу отслужить тебе?
– Тяжело тебя было на этом свете удержать. Тикала твоя душа с тела, если бы не Богдан, одной мне не справится. Вот ведь как чудно. Не первых, вас, вижу, кто две души в одном теле носит, но чтоб так друг за дружку держались, такое редко увидишь. В одной хате вдвоем ужиться трудно, а тут в одном теле… Но не о том речь. Трудную службу с тебя стребую. Никого о том не просила, без толку просить было. А у самой не выходило. Но ты сможешь. Найди мне девочку, сиротину, что науку мою перенять сможет, по глазам ее узнаешь, и ко мне в дом приведи. Торопить тебя не стану, в силе пока, есть еще время. Но не забывай о том, всегда помни о службе своей.
– Ну что ж, со службой все ясно, буду искать. Еще одно тебя спросить хочу, если сказать сможешь.
– Да, могу. Могу твои сны, и сны жены твоей в один соединить. Об этом спросить хотел?
– Что хочешь ты за то?
– И тут плата немалой будет. Ночь за ночь тебе отдать мне придется, коль захочешь с жонкой свидеться.
– Я готов, ночь впереди, готов платить наперед.
– Нет, сегодня нет. Устала я, за эти дни, роздых мне нужен. Раньше, чем за две недели, не приезжай. А лучше через месяц.
Все было сказано, и сказано четко. Тем для разговора не осталось. Надев второй тапок на ее ногу, разделся, и улегся на свою лавку. Покушав и спрятав горшки в печь, она разделась, задула лучину, подошла к моей лавке, наклонилась и поцеловала меня в щеку.
– Не серчай, Владимир, и не торопись. Поверь, нам всем роздых нужен. Так лучше будет. Где ты там Богданчик, выходи, тетка Мотря с тобой попрощаться хочет.
Богданчик, легко и непринужденно задвинув меня в подвал сознания, пошел прощаться с теткой Мотрей, а я, пользуясь тишиной и покоем, начал размышлять над предстоящими срочными, и не срочными задачами. Так незаметно и заснул.
Утром, нагрузив мешками заводную лошадь, расцелованный на прощанье Мотрей, пообещал, что приеду к ней, как только с Чернигова вернусь.
– Иллару передай как увидишь, что сегодня после полудня буду в селе, Софию Керимову смотреть буду, а то трусится над ней, как над яйцом, потом к нему загляну, если сможет пусть дождется. Разговор к нему есть.
– Передам. Ну, тогда до свиданьица, Мотря, жди в гости. Теперь я от тебя не отстану.
– Ну, ну. Посмотрим, насколько тебя хватит, багатур.
Тропинка в сторону нашего села была хорошо протоптанной, и вопросов куда ехать, и как не заблудиться в лесу, ни у меня, ни у лошадей, не возникало. Часа через полтора, въехав в деревню, направился к дому атамана, доложиться о своем вступлении в строй, и получить рекомендации по дальнейшему правильному и целесообразному времяпрепровождению. Атаман оказался дома, и искренне обрадовался моему появлению. Рецепт универсальный во все эпохи. Если хочешь, чтоб тебе некоторое время все были рады, исчезни недели на две из их жизни. Так устроена наша психика, что вспоминает человек в основном только хорошее. Поэтому, увидев тебя и вспомнив о тебе, люди вспомнят что-то хорошее, и обрадуются. Но не на долго.
– Богдан, объявился наконец-то наш герой. Да, крепко тебя Пропастница потрепала, змарнив (спал с лица, укр.) весь. Но ничего казак! Зима длинная, отъешь себе еще пузо. Ну, давай сказывай, что да как.
– Так, а что сказывать, батьку? Айдара упокоил, ночью к казакам пробрался, никто меня не учуял. Нашли мою яму татары, или нет, того не знаю. А потом Пропастница замучила, еле тетка Мотря выходила. Вот и весь сказ.
– А чего мы во дворе на морозе стоим? Пошли в дом.
Накинув поводья своих коней на столб ограды, чтоб не бродили по двору, и шкоды не натворили, зашел за атаманом в хату, повесив в сенях свой драный и латаный ватный халат и шлем с войлочным подшлемником. На мне был овечий кожушок, шерстью внутрь, с обрезанными выше локтя рукавами, на него, обычно, надевал кольчугу, в этот раз она бы только мешала, под ним рубаха с большой заплатой, полотно отрезал, ногу раненую перевязать. Хорошо хоть Дарья постирала и залатала. Надо будет ей подарок купить. Штаны, мной зашитые, тоже не радовали глаз, но хоть чистые, стиранные, только сапожки мягкие, специально к поединку пошитые дедом Матвеем за целую серебрушку, выглядели неплохо. Да и пояс боевой, доставшийся от Ахмета, с длинным кинжалом, и коротким ножом, можно было носить в любом обществе.
На кухне суетились Илларовы жена и дочка, накрывая на стол пироги, бочонок с вином и два небольших серебряных кубка. Обе с интересом рассматривали меня, и здоровый мешок с золотом болтающийся у меня на поясе. Видно тоже были в курсе последних событий. Вежливо поздоровавшись с ними, и незаметно подмигнул Марии, демонстрируя свое неизменное восхищение ее красотой. Она благосклонно восприняла знаки внимания, лишь скромно потупив взгляд. Усадив меня за стол и налив вина, атаман, отправив женщин в комнату, начал рассказывать, что происходило за время моей болячки. Лежку мою, татары так и не нашли, поискали следы на следующий день, и уехали. Умный атаман не поленился отправить казаков, уничтожить яму, что они и сделали под руководством Степана. Степан все сделал на совесть. В степи отрыл небольшую яму, землю мешками носили, засыпали лежку, крышку унесли, сверху постелили дерн, новую яму, тоже застелили дерном. Через знакомых татар распустили слухи, про крымского колдуна, которого привезли, чтоб отомстить Айдару. В результате все настолько запуталось, что если и были такие, кто был уверен, что это наших рук дело, вслух об этом предпочитали не говорить.
Иллар, через знакомых Фарида, смог организовать встречу с племянником Айдара, сыном его погибшего при странных обстоятельствах брата, который был беем до Айдара. Не нужно говорить, кого считал виноватым в смерти отца, официальный претендент на место Айдара, и как он обрадовался скоропостижной кончине дяди. Хотя и Иллар и племяш, в беседе обвиняли крымчаков, в подлом убийстве такого замечательного дяди, и желали им всяческих напастей, расстались они друг другом довольные. Племяш, обещал дружбу и взаимопомощь, Иллар, обещал любое содействие, вплоть до военного, в восстановлении правильного престолонаследия у соседей. Вскоре после этого состоялась джирга, на которой решалось, кто станет приемником Айдара, и племяш был избран новым беем.
Атаман съездил с Фаридом к некоторым самым крупным атаманам согласовать последующие действия. Фокус заключался в том, что оставалась еще одна группа казаков, снабжающая крымских торговцев живым товаром. Группа состояла из черкасских казаков. Более того, главным там был, какой-то далекий родич черкасского атамана. И в данный момент готовился совместный поход к черкасским казакам с целью призвать к ответу виновных, и попытаться так провернуть дело, чтоб поменять атамана. И, помимо всего этого, пока я болел, отгремела куча свадеб. Атаман выдал замуж всех девок, которых мы освободили, за хороших казаков, автоматически став их родственником, что в это время было высшей гарантией лояльности. Сестричка моя покинула отчий дом, и перебралась к Степану в качестве законной жены.
– А еще дюже хотят атаманы, с которыми мы в Черкассы в гости поедем, с тобой, Богдан, повидаться, и поспрошать тебя о твоих видениях.
– О каких?
– Ты Богдан, дурачком не прикидывайся. Или от Пропастницы поглупел? Знамо дело о морском походе, и о добычи невиданной, все с тобой потолковать хотят. О чем же еще? Слава про твои видения пошла после закладов твоих на поединках. Никак казаки посчитать не могут, сколько ты золота выиграл. Одни говорят сотню золотых, другие полторы. Через месяц глядишь, и две сотни будет.
– Ну, раз надо, батьку, значит, потолкуем, мне скрывать нечего.
– Только о том, что будет беда великая через девять зим, помолчи пока. Не время о том баять. Расскажи про Орду, про войну с Тимуром Хромым, про нового князя литовского, и все. Пусть это сначала сбудется,
