эффектен, театрален. Неважно, кто и кого убил, крупные газеты неизбежно заинтересуются таким делом. Вопрос в том, будет ли это интересовать их и через три месяца после события. Если подозреваемый – домочадец или двоюродный брат жертвы, а не молодая эффектная преуспевающая женщина. Не забывайте, что с вами сейчас разговаривает подозреваемый в убийстве. Это замечательная история по трем причинам – здесь замешаны кровь, пресса и власть. Большинство сочтет безумной и нездоровой идею расчленить скальпелем своего коллегу, независимо от того, насколько аккуратно это было проделано. Раз в деле оказались замешаны редакторы журнала – даже лучше, потому что публике нравится ненавидеть СМИ, а СМИ нравится ненавидеть себя. Но в итоге значение имеет единственное – власть. Нам всем любопытно, как далеко могут завести амбиции и по каким законам следует судить наши действия. Если я виновна, как считают некоторые, сейчас вы видите перед собой женщину, готовую рискнуть всем во имя карьеры, хотя в случае провала ее ждет электрический стул. Разве от этого я не делаюсь для вас интереснее, притягательнее? Разве факт, что я готова
Говард вскакивает первым. Я еще не закончила, но остальные тоже поднимаются. Что я такого сказала? Они аплодируют, аплодируют мне. Вспышки камер ослепляют меня, перед глазами два голубых пятна, они расплываются, расплываются.
Потом Говард ведет меня в приемную, держа под локоть, вводит меня в комнату, похожую на маленькую коробку. Стены, потолок – все кажется неестественно плоским, флюоресцентный свет усугубляет впечатление, современная мебель – сплошь стекло, металл и кожа.
Черные ботинки Говарда поскрипывают на кафельном полу. Комната быстро заполняется, похоже, все здесь знают всех, и вот они уже болтают, пьют; все они, мужчины и женщины, похожи друг на друга – они все выглядят, как я.
Говард идет за выпивкой для меня. Без его поддержки мне приходится действовать самостоятельно, и вскоре меня засасывает эта толпа, я плаваю в винегрете рубашек, маек, шортов и светлых шевелюр. Вот они, журналисты завтрашнего дня, все эти члены Журналистского общества УКЛА, и они уже научились вести себя, как акулы пера.
Передо мной колышется обрюзгший мужчина, слишком старый для студента, но слишком неряшливый, чтобы быть кем-то еще.
– На что похожа жизнь беглеца?
Он подмигивает, словно ничего подобного я до сих пор ни от кого не слышала. Я отступаю от него, но потом воняет по-прежнему.
– Я ни от кого не бегу. Это очень забавно – быть под подозрением, да и росту тиража способствует. – Я улыбаюсь. – Рекомендую попробовать, если найдете способ избежать тюрьмы.
Возвращается Говард – он принес мне кофе, но это неважно. Я беру стаканчик, Говард ухмыляется, но тут его отталкивает какая-то бродяжка в безрукавке, с карандашом, воткнутым в пучок волос.
– Меня зовут Мона, – заявляет она. – Так вы виновны?
Странно: никто ни разу не задал мне этот вопрос прямо – ни ФБР, ни пресса, ни Дмитрий, ни папочка. Поэтому я к нему не готова.
– Тут пишут, что вы слишком много знаете, – упорствует она, протягивая страницу, вырванную из свежего «Нью Рипаблик»: одна из этих аналитических статеек, которые с кроссвордной деловитостью сплетают нити в сеть достаточно прочную, чтобы уловить большую часть несоответствий в показаниях. – Они пишут, что вы знаете больше, чем должны бы, о деталях убийства.
– Неплохая работа. Хотела бы я публиковать такие статьи в «Портфолио».
– Так вы виновны? Вы не ответили.
– Не уверена, что поняла ваш вопрос.
– Это вы убили Пи-Джея Баллока, расчленили его, а затем разослали его куски по всей стране через «Ю-пи-эс»?
– Да, – отвечаю я, потом улыбаюсь.
Она хмурится:
– Я вам не верю.
А почему она должна верить? У меня ведь статус убийцы.
2
Международный аэропорт Сан-Франциско – прямо культурный центр, как и все аэропорты на Западном побережье. В переходе от терминала до багажного контроля устраиваются разнообразные выставки. Сейчас у них выставка «Кухонная утварь через века». Ржавые средневековые котелки. Плетеные корзинки индейцев хопи. Замысловатые викторианские чайные сервизы. Лишь дети иногда останавливаются взглянуть на это, а родители немедленно оттаскивают их от витрин.
Десять утра, вторник, и у меня такое похмелье, что я с трудом передвигаюсь. Каждая пора на моем лице выделяет пот, хотя на улице не больше пятнадцати градусов. Сумка у меня настолько тяжелая, что приходится опереться на стенд с французскими ножами восемнадцатого века, чтобы не свалиться.
Люди проходят мимо, обращая на меня не больше внимания, чем если б я была бестелесна. Бледная женщина средних лет шелестит норковой шубой, проходя мимо, и почти сталкивает с дорожки пожилого мужчину в небесно-голубом синтетическом костюме, с галстуком до пупка. «Извините», – довольно искренне говорит он. Галдя и вцепившись друг в друга, проходит семейство из пяти человек, с головы до пят одетое в «Гэп». Вот что значит старость. Парализованная и незаметная. Я решаю застрелиться на свой пятидесятый день рождения.
На стенде передо мной – свежий выпуск «Экзаминера». Обычно я не читаю местные газеты, но просматриваю, если попадаются под руку. Собираю вырезки ради грядущих поколений.
На первой полосе очередная порция дерьма:
Сегодня представители ФБР из Вашингтона опубликовали созданный с помощью компьютера психологический портрет преступника, описывающий тип личности наиболее вероятного убийцы бывшего редактора «Портфолио» Пи-Джей Баллока Третьего. Подозреваемых, соответствующих этому портрету, пока не задержано.
«Мы считаем это решительным прорывом, – прокомментировала специальный агент Мириам Вульф из отдела судебной экспертизы. – Мы использовали эту технологию в деле Бостонского Душителя[21] и многих других. С помощью наших новых систем мы предполагаем создать исчерпывающий список подозреваемых, мы настроены достаточно оптимистично, по нашим прогнозам, преступник будет арестован в ближайшее время».
ФБР считает, что дело искусственно раздуто прессой, и предпочитает задействовать психологический портрет, несмотря на все разговоры о Глории Грин, из-за которой так много шуму. Один из источников объяснил, что СМИ подают Грин как единственно возможную подозреваемую, но расследование, проводимое ФБР, не ограничивается одним подозреваемым. Несмотря на безумие вокруг медиагеничной Грин, следователи рассматривают другие возможности. Грин, занявшая место Баллока в «Портфолио» вскоре после его смерти, не дает комментариев по этому поводу.
«Мы видим в этом, – заявила агент Вульф на пресс-конференции вскоре после публикации шести страниц психологического портрета, – жестокое преступление, акт мести. Надругательство над телом жертвы – дело рук крайне неуравновешенной личности. Мы предполагаем, что преступник – мужчина в возрасте от пятидесяти до шестидесяти лет, и, учитывая яростный характер его нападения, не исключено, что он импотент».
В статье также говорилось, что убийца состоял или состоит в неудачном браке и имеет одного или более детей; возможно, он лично или профессионально был близок к жертве и отомстил, когда жертва попыталась прекратить отношения.
«Это преступление, совершенное в состоянии аффекта, – полагает специальный агент Вульф. – Мы имеем дело с психически нестабильной личностью, которая может повторить свое преступление».
Агенты, привлеченные к следствию, проводимому в Сан-Франциско, продолжают поиски в медицинских кругах, особенно среди патологоанатомов и хирургов, связанных с «Портфолио». Они рассчитывают, что
