завелся и свой змий, который преподнес два истерзанных трупа. Третий труп вроде как не относился к данному обществу, но Нина знала: еще как относился! Оба Львовича о чем-то оживлено беседовали. Когда вошли Глеб и Нина, они выжидающе уставились на нее, она на них. Глеб взял ее за локоть и подвел к креслу.
– Добрый вечер, – сказала она с улыбкой, опускаясь в кресло.
Львовичи кивнули, не сводя с нее жадных глаз. Правда, у Константина Львовича взгляд был несколько игриво-любопытный, зато у Николая Львовича – типичного людоеда. «Не меня ли они предназначили на ужин?» – подумала она и оглянулась по сторонам. Не хватало людоедки в гостиной – мамы.
– Юля! – позвал Николай Львович. – Глеб и Нина пришли!
Со второго этажа спустилась Юлия Федоровна в длинном домашнем платье – халатов она не носила. Нина попробовала отбросить неприязнь к ней и отыскать в маме Глеба приятные черты, ведь предстояло с ней общаться целый вечер. К тому же Нина явилась сюда на правах невесты ее сына, а это обязывало вести себя пристойно. Итак, мама… невольно напросились сравнения. Рядом с подтянутым мужем Юлия Федоровна выглядела бабушкой, но это из-за полноты, вон и Дольке дашь все сорок. Но в отличие от Долли это пресытившаяся жизненными благами особа, что очень отразилось на ее внешности, особенно на лице. Привыкшая повелевать, Юлия Федоровна приобрела черты старухи из сказки Пушкина о рыбаке и рыбке. Ей всегда и всего мало – денег мало, власти мало, предприятий мало, поэтому отнимала предприятия у друзей. Имея власть, это не так уж трудно сделать. Втайне Нина удивлялась, почему ее до сих пор никто не грохнул, ведь обиженных ею людей полно. Мда, печально. Что-то не получилось создать из мамы приятный образ. Нет, видимо, Нине никогда не примириться с ней. Тем временем Юлия Федоровна подкатила к Львовичам и напялила на лик вежливую улыбку, фальшивую-префальшивую:
– Здравствуй, Нина. Рада тебя видеть.
– Я тоже, – кивнула в ответ Нина. Она не сомневалась, что мама Глеба рада видеть ее только на месте Валентины.
– Ма, что бы нам выпить? – спросил Глеб бодрым голосом.
– Все, что пожелаете, – сказала маман. – Нина, ты что пьешь?
«В отличие от тебя кровь я не пью», – подумала Нина, вслух произнесла:
– Водку. «Кровавую Мэри».
Водку она терпеть не могла, однако напиток кухарки не что иное, как водка, так наверняка думает Юлия Федоровна, и не стоит разубеждать ее. Мама взглянула на папу: как тебе эта плебейка? Нина про себя усмехнулась, а Николай Львович бросил сыну:
– Глеб, принеси томатный сок.
Сам же двинулся к бару, забитому бутылками до отказа, словно в этом доме живут одни пьяницы. Впрочем, пьяницы не пьют дорогущее пойло, пьяницы непривередливы. Николай Львович достал водку, а Константин Львович чему-то посмеивался, косясь на присутствующих. Глеб налил в бокал томатного сока, затем по лезвию ножа стал медленно лить водку. Нина завороженно следила за его руками, представляя, как этот же нож кромсает двух незадачливых любовников. Вот ужас – играть с убийцей в любовь… может быть, до гроба. Знать бы, кто окажется в гробу. Нина подняла глаза на Константина Львовича. Тот лукаво и незаметно для остальных подмигнул ей, затем подал бокал с «кровавой Мэри». Кстати сказать, Львовичи были похожи друг на друга, а Глеб похож на обоих братьев. Но только внешне. Характеры у всех троих разные.
Юлии Федоровне Николай Львович налил вина, а мужчинам бренди. На столе уже стояли маленькие бутерброды и нарезанные ломтиками лимоны и апельсины. Домашние батраки не мелькали, значит, ужином Нину кормить не собирались. В неловкой тишине подняли бокалы, замерли. Кажется, никто не решался взять на себя смелость произнести тост. Сегодня среди них присутствовала Нина, значит, они обязательно должны были поблагодарить ее за спасение Глеба. Но у мамы и папы язык не поворачивался благодарить кухарку – низшее сословие. Внезапно от всей этой натянутости, от непривычной и фальшивой обстановки, от нежелания признать заслуги бывшей невесты своего сына стало смешно. Нина весело спросила:
– За что пьем, господа?
– За тебя, Ниночка, – подхватил веселый тон Константин Львович. – За то, что ты спасла нашего Глеба. Ты чудная, очаровательная, безумно похорошела…
– Да, спасибо, Нина, – выдавила маман, прервав поток комплиментов. Папа хмуро поглядывал то на брата, то на жену из-под насупленных бровей.
– Благодарю, – улыбнулась Нина и отпила глоток. Ладно, играть так играть, лгать так лгать. – Но вы зря, Константин Львович, преувеличиваете мои заслуги. Глеб в моей помощи не нуждался, слава богу, убийцу нашли. Извините, я нечаянно напомнила…
– Ничего, ничего, – проскрипела недовольно маман, – мы все равно только об этом думаем. Чудовищное событие, в себя не могу прийти.
– Вы хотели извиниться перед Ниной, – мягко напомнил Глеб.
– Да, – взял инициативу в свои руки папа. Нельзя сказать, что просить прощения ему было приятно. – Прости нас, Нина, мы плохо о тебе подумали.
– Пойми нас, – поддержала нехотя мама, – тут такое несчастье, а Глеб пропал. Никто о нем ничего не знал. Вдруг становится известно, что ты дала телефон нашей Валентины Наденьке… Ну, ладно, ты и так все понимаешь.
– Давайте не будем углубляться в недавний кошмар, – предложил Константин Львович. – Согласен, потрепало нас сильно, но все закончилось. Нечего упоминать имя Валентины, она была редкостной тварью. В общем, хватит об этом. Выпьем? За Нину!
«Тварь… тварь… – повторила про себя Нина. – Когда убивали Валентину, Роберт слышал это слово от убийцы. И Глеб сказал его над телом жены. Теперь его произнес Константин Львович. Правда, орудует он правой рукой, и кинуть в него нечем. Не бутылкой же запустить! Он все время поднимает тост за меня. И комплиментами забросал. Почему? И имя у него на букву «К». Но Рыков не назвал его… О, я несу чушь. Он слишком… барин. Не барское это дело – убивать».
– Ты очень изменилась, Ниночка, – говорил во время ее внутреннего монолога Константин Львович. – Выглядишь сногсшибательно. Признаюсь, если бы не Глеб, я б отказался от холостяцкой жизни ради тебя. Ведь мой полтинник еще не возраст?
– Не возраст, – кокетливо согласилась Нина.
– Костя, – сказала маман, – не прошло и сорока дней, чтобы намекать на их отношения.
– Мама, я не собираюсь ради приличий строить из себя страдающего мужа. Не забывай, чем занималась Валентина и с кем, – жестко бросил Глеб.
– Ну вот, опять Валентина, – вздохнул Константин Львович. – Мне ваша Валентина скоро будет сниться в страшных снах. Перемените тему, черт возьми.
Нину забавляли все четверо. Папа Глеба отмалчивался, сосредоточившись на бокале с бренди, словно на дне видел захватывающий боевик. За фразами маман читалось: не пущу в свою семью кухарку. Дядя Костя был излишне галантен, весел и говорлив. Глеб хмур. А почему бы на самом деле не переменить тему? Несмотря на просьбу Глеба, Нина раскрыла сумочку и достала снимки со Славой:
– Да, кстати, я обещала показать вам сына, вот его фотографии.
Глеб метнул в нее испепеляющий взгляд, Нина проигнорировала его. В конце концов, не налаживать отношения она сюда прибыла. Сыночек Нины раздразнит семейку, это уже приятно. Мама и папа не решались взять фотографии в руки, зато Константин Львович протянул руку к ним:
– Ну-ка, ну-ка, покажи…
Она принялась показывать ему фотографии, поясняя:
– Здесь сыну пять лет. А здесь уже шесть. Это мы недавно фотографировались. И это. А здесь ему… на обороте написано. Да, полгода.
– Глеб говорил, ты пошутила насчет сына… – сказала мама с надеждой в голосе.
– Это он пошутил, – уточнила Нина.
– Чудный малыш, – восторженно произнес Константин Львович, рассматривая снимки. – Только немного толстоват, ты не находишь, Нина? У нас в роду все худые… Ах да, он в бабушку Юлю пошел.
«Бабушка» Юля заметно дернулась, затем алчно протянула руки к фотографиям. Нина поспешила
