— Нет. Ни слова больше, солдатик. Твои воздушные шары еще не взлетели. Может, утром я приду за тобой с фенианской[84] пикой.
Конор, как бы сдаваясь, повесил голову, от всей души надеясь, что не переигрывает. Вся затея с револьвером служила лишь для отвлечения внимания — хлеб насущный любого фокусника. Пока эта идея владела сознанием Биллтоу, он был меньше настроен на восприятие того, что разворачивается перед его глазами.
— Ну а теперь пошли, займемся делом. Ты займешься делом. Что касается твоих… моих… воздушных шаров, тут все зависит от тебя.
Конор бочком проскользнул в дверь мимо Биллтоу, стараясь, чтобы тот не заметил его измазанную грязью спину. Его план — карточный домик. Да что там! Целая карточная крепость. Один неудачный взгляд, и все строение рухнет.
«Сейчас не время думать об этом. Начинай отсчет».
Отсчет. Еще одна теоретически важная карта его крепости.
Конор давно обнаружил, что в коридоре между дверью его камеры и отделением, где находится водолазный колокол, имеется «слепое пятно». С полгода назад он вместе с остальными обитателями отделения безумцев направлялся на еженедельную речь начальника тюрьмы, и прямо перед ним шел человек, которого Биллтоу называл Счетчиком, маленький, с непропорционально большой головой и огромным лбом. Он получил свое прозвище потому, что внутри его странной головы все превращалось в математику, чистую науку. Он потоком извергал числа, а потом хохотал, как будто сидел на представлении в парижском кабаре.
В то утро полгода назад Конор видел, как этот человек вприпрыжку шагал перед ним, бормоча свои числа, считая свои шаги. На счете «четырнадцать» Счетчик отскочил в сторону — и исчез.
Нет. Не исчез вообще, но пропал из поля зрения. Он находился там, в густой черной тени, содрогаясь от удовольствия, которое доставила ему собственная шутка. Шутка, могущая стоить ему головы.
Счетчик оставался на том же месте, пока Пайк не заметил его отсутствие, а потом так же прыжком вернулся обратно.
— Четырнадцать! — визгливо прокаркал он, — Четырнадцать, восемьдесят пять, половина!
Пайк, не оценив шутки, несколько раз врезал Счетчику по уху. Это было единственное «представление», устроенное Счетчиком на глазах Конора, но юноша все схватывал на лету. Увидев этот трюк один раз, он тщательно проанализировал его.
«Как разгадать секрет фокусника? Понаблюдай за ним и проследи его действия в обратном порядке».
В этом коридоре существовало естественное «слепое пятно» — то, что фокусники и цирковые артисты, демонстрирующие умение освобождаться от цепей и прочее в том же духе, искусственно создают на сцене с помощью игры света, драпировок и зеркал. Маленькое пятно изолированной тьмы, окруженное отвлекающими взгляд раздражителями. Почти пятно невидимости. Внимательного осмотра оно не выдержит, но на мгновение, да еще в обстоятельствах паники, способно создать иллюзию.
На протяжении последующих нескольких недель Конор внимательно приглядывался к этому месту и анализировал услышанные числа. «Четырнадцать, восемьдесят пять, половина». Разгадать их оказалось несложно. Счетчик сделал четырнадцать шагов от камеры Конора и отпрыгнул на половину шага, под углом восемьдесят пять градусов вправо. И оказался точно посреди «пятна». Чтобы самому найти это место, Конору пришлось лишь добавить пять шагов.
Оказавшись там, он поразился тому, насколько все очевидно. Сгустившиеся тени — сюда не доходил свет фонаря, — плюс усиливающий затененность соскользнувший со своего места камень карниза, плюс засохший след пролитой темно-красной краски на плитах пола в полуметре слева. Можно сказать, цилиндр тьмы, на пересечение которого уходит не больше секунды. Но стоило оказаться внутри, и он облекал плащом невидимости, который кого угодно собьет с толку.
Биллтоу шагал рядом с ним, бормоча что-то о своем неуважении к вышестоящим.
Двенадцать.
— А начальник тюрьмы? Только не говори мне о начальнике тюрьмы! Этот человек принимает решения, от которых в голове мутится. Слишком много времени он провел под индийским солнцем, если тебя интересует мое мнение. Проклятая Калькутта выжгла ему мозги.
Пятнадцать.
— А сколько денег он тратит впустую! Наличных денег, заметь. У меня просто сердце разрывается. Я чувствую себя больным после одного только разговора об этом, даже с каким-то жалким Соленым.
Девятнадцать.
Биллтоу щелкнул пальцами, давая понять Конору: «Стой, где стоишь».
«Сейчас наступает решающий момент. Все нити сходятся в одну точку. Мгновение, которое определит: жизнь или смерть».
Биллтоу подошел к двери отделения и позвонил в звонок. Долгое время ничего не происходило, а потом из глазка наверху донесся знакомый насмешливый голос:
— А-а, Биллтоу? Выйти, что ли, хочешь? Из безумного отделения? Ты уверен, что это правильное решение?
Биллтоу окаменел. Эту шутку ему приходилось слушать больше десяти раз на дню.
— Ты не можешь просто открыть дверь, Мерфи? Поверни колесо и подними засов, больше от тебя ничего не требуется.
— Конечно, конечно, я понимаю, больше ничего не требуется, Артур. Остальное бесплатно, маленький ежедневный подарок. Я — всего лишь веселый эльф, роняющий крошки юмора на твою голову.
Колесо повернулось, засов пошел вверх. Дверь безумного отделения открылась.
— Если бы я смог выразить словами, как сильно ненавижу этого типа, — пробормотал Биллтоу и обернулся, — тогда сам Шекспир мог бы поцеловать меня в…
Последнее слово тирады Биллтоу застряло во внезапно пересохшем горле, поскольку его пленник исчез. Растворился в воздухе.
«Не мой пленник, — подумал Артур Биллтоу. — Пленник маршала Бонвилана. Я покойник».
Пока Биллтоу стоял, глядя в глазок, у Конора ноги словно приросли к полу. Он столько раз представлял себе этот момент, что сейчас он казался ему нереальным, абсолютно неосуществимым. Мысленным взором он видел себя, уверенно действующего в рамках тщательно разработанного плана, однако Конор Финн из плоти и крови застыл на месте. В полутора шагах влево от «слепого пятна».
Потом Биллтоу начал поворачиваться, и вся возможная будущая жизнь Конора промелькнула перед ним. Еще пять десятилетий во мраке и под водой, пока кожа не утратит всякий цвет, а глаза станут как у тоннельных крыс.
«Шевелись! — приказал он себе. — Это хороший план».
Что он и сделал, совершив серию многократно отработанных движений. Отступил на полтора шага вправо, повернулся измазанной грязью спиной к Биллтоу и швырнул наручники в отверстие ближайшего дымохода. Сопровождающий это последнее действие шум отвлек взгляд Биллтоу от «слепого пятна».
— Тупица! — простонал тот. — Он полез по дымоходам.
Охранник проскочил мимо Конора, съежившегося в своем «укрытии», которое на самом деле укрытием не было; измазанная грязью куртка по цвету сливалась со стенами коридора. Биллтоу злобно стукнул ногой по решетке, низко наклонился и заорал в дымоход:
— Возвращайся сейчас же, недоумок! Дымоходы запечатаны, все до одного. Ты там ничего не найдешь, кроме засохших скелетов других идиотов!
Ответа не было, но Биллтоу вообразил, будто слышит шелест.
— А-а-а! — закричал он. — Неповоротливость выдает тебя! Спускайся, Финн, или я буду стрелять. Можешь в этом не сомневаться.
Конор, словно бродячий кот, начал бочком прокрадываться к открытой двери отделения. Его ни в коем случае не должны заметить. План может удаться лишь в том случае, если никто не вычислит, что он сбежал. Если его увидят сейчас, конец известен: недолгое преследование, а потом очень долгое
