принялись отбирать самое интересное.
[21] Оказалось, что Димкины записи довольно сумбурны и хаотичны. Обрывки какие-то. Или начало есть, или середина, или мысль какая философская, блуждающая в полном одиночестве. Я, честно говоря, ожидал большего. Мы с Поросёнком скомпоновали все эти обрывки в рассказы по своему вкусу. Подредактировали. А два рассказа про то, как туристка путает названия на карте и вместо монастыря по ошибке попадает в сумасшедший дом, и про первый поцелуй за школой, мы вообще сами сочинили. А что, один Димка, что ли, писатель? Лично меня ещё в школе за сочинения хвалили. Короче, отправили всю антологию со свежезарегистрированного адреса.
Димка тем временем то впадал в полную апатию, то становился нервным и обкусывал заусенцы. У него даже тик появился — носом дёргать. Превратился нормальный парень в неврастеника.
Я стал проверять ящик, а заодно разослал рассказы в несколько издательств. Ответа нет. Месяц нет, второй нет. Ждём, волнуемся. Димка совсем вид потерял, Поросёнок стал жаловаться на потенцию, даже у меня бессонница появилась. Эта литература нас всех троих чуть до ручки не довела. Уж лучше каждый день по трубе ходить, чем ждать от кого-нибудь ответа. Наконец из небольшого питерского издательства пришёл отказ, написанный высокопарным слогом. Типа многоуважаемый молодой автор, оттачивайте перо, какие- то нафталинные остроты про музу и вычурное [22] прощание. Всё лучше, чем ничего. А ещё через неделю получаем уведомление с конкурса. Димка с нашими, то есть со своими, сочинениями угодил в лонг-лист. Мы с Поросёнком купили ноль-пять и завалились к Димке отмечать, не врубаясь, правда, что такое лонг-лист. По-любому что-то крутое, раз туда не всех взяли. На середине бутылки Поросёнок догадался, что это третья ступень конкурса, типа полуфинал. Мы пошли за второй, и Поросёнок забил на семью и работу. Пока бухали, в почтовый ящик упало письмо более значительное. «Уважаемый такой-то... бла-бла-бла... имеем честь сообщить... бла-бла... Вы в шорт-листе... приглашаем Вас в исторический писательский дом отдыха «Полянка» для участия в пятидневном обсуждении литературных трудов участников конкурса». На шестой день согласно присланной программе было запланировано вручение премий в каждой из заявленных номинаций. Димка с нашими, то есть со своими, историями угодил в номинацию «рассказы». Ещё имелись: «крупная проза», «поэзия», «драматургия» и «литературная критика». Слёт в «Полянке» назначили на двадцатое января.
* * *
Даже после Нового года зима никак не хотела наступать. Всё из-за глобального потепления. На Европу обрушились снегопады и ураганы, а у нас [23] температура колебалась между десятью и пятнадцатью градусами выше нуля. Пели птицы, зеленела трава, набухали почки, пчёлы летали от цветка к цветку. Народ радовался, щеголял модной лёгкой одеждой и развлекал друг друга рассуждениями, что России, наконец, повезло, что глобальное потепление — подарок небес нашей исстрадавшейся родине. Во-первых, тупо тепло, а во-вторых, если Европу затопит, то они от безвыходности приедут к нам и наведут здесь марафет. Как говорится, британская оккупация ещё никому не вредила. Граждане стали интересоваться условиями выращивания теплолюбивых растений в открытом грунте. Поросёнок рассказал, что в продаже появились саженцы апельсиновых и гранатовых деревьев. В новостях предупреждали о злых медведях, не впавших в спячку и нисколько не обрадованных наступлением непривычного тепла.
Утром двадцатого января я забрал Димку у дома его родителей и подвёз на место сбора, к парадному подъезду серой унылой гостиницы, в которой на ночь разместили литераторов, понаехавших из других городов. Отсюда отходил автобус до «Полянки». Молодые люди, видимо литераторы, в тёмной, будто пыльной, одежде толпились возле забрызганного грязью «Икаруса» и курили.
— Ну чё, бодрячком? — спросил я Димку.
— Не знаю, чего я туда прусь. Стрёмный народ какой-то... Может, домой? — Димка нервно теребил пальцы, ковырял кожу возле ногтей.
[24] —Давай, не куксись! Тебе Юлька сказала, что ты нерешительный... Извини... Развеяться надо, людей новых увидеть. По-любому это успех. А получишь приз, вообще крутым станешь, Юлька на задних лапках прибежит! Чё ты руки ковыряешь, как больной?
— Ноготь отстриг вчера неудачно. — Димка показал большой палец с ногтем, отстриженным слишком коротко, отчего образовалась ранка. Такие ранки ужасно неприятны, уж лучше колено разбить или локоть, или головой об угол кухонной вытяжки стукнуться, чем иметь такую ранку под ногтем.
— Не ковыряй. — Я перегнулся через Димку и раскрыл дверцу: — Ну, ни пуха!
— Во что вы меня впутали... Ладно, звякну, если что. — Димка вышел из тачки и направился к «Икарусу». А я поехал бомбить по городу. Никогда не ходил на собеседования, не показывал никому свой университетский диплом. Вот денег подкоплю и махну на серфинг. Сейчас кризис, народ бухает, стреляется, а меня уволить некому. Я сам себе хозяин. У меня даже клиенты постоянные есть. Например, когда я в городе, то обязательно вожу одну девчонку от её квартиры на проспекте Мира до места заработка, гостиницы «Балчуг». Жду часа три и обратно. Тёлочка — загляденье. Из Ростова. Я к ней и так подкатывал, и сяк — ни в какую. Только за деньги. Штука баксов в час. Но это как-то не по мне.
[25] Штуку я, конечно, наскребу, но драйва никакого. Красивая сумочка в стразах, кстати, ей принадлежит.
* * *
— Здравствуйте, я Коз... Пушкер. Михаил Пушкер, — сказал Димка полной даме с завитым париком на голове и с какими-то бумагами в руках. Димка ещё не привык к псевдониму, который мы с Поросёнком ему придумали, когда отправляли рассказы на конкурс. Поросёнок тщательно изучил сайт и всмотрелся в фотографии членов жюри. Читая их фамилии, биографии и названия их произведений, Поросёнок дальновидно рассудил, что к таким людям лучше подкатывать с правильным псевдонимом. Ведь они вполне могут испытывать симпатию к начинающему еврейскому писателю типа Димки. То есть они, разумеется, будут судить по справедливости, но лучше подстраховаться. Поросёнок тот ещё пройдоха. Недаром он не только сохранил своё место, когда всех увольняют, а даже на повышение пошёл.
— Дмитрий Козырев, — произносил вслух Поросёнок. — Надо что-то делать, звучит простовато, им что-нибудь другое подавай. — Поросёнок стал прямо бродвейским импресарио, сочиняющим псевдоним для начинающей танцовщицы[26] певицы мюзикла. — Нужно что-то запоминающееся, типа Пушкин, Путин... — Поросёнок посмотрел на бутылку пива. — Паулайнер...
— Слышь, мне, честно говоря, по х#р.
— Похер! Есть у тебя всё-таки талант! — воскликнул Поросёнок. — Похер, Похен, Гретхен, Пушкин, Пушкер... Пушкер! Гениально! «Пу», как у Путина, «пушк», как у Пушкина, и звучит вполне по-еврейски! Имя мы уже придумали! — Поросёнок обнял меня за плечо, подчёркивая таким образом, что сочиняли мы вместе.
— Имя тоже менять надо? — без энтузиазма вздохнул Димка.
— Миша! Теперь ты не Димка, а Миша Пушкер, молодой еврейский гений, поднимающийся с колен русской литературы! — Последние слова Поросёнок произнёс с раскручивающейся интонацией телевизионного шоумена, приглашающего на сцену очередного участника. Димка взъерошил волосы, изображая на лице полную потерю понимания того, что происходит.
— У тебя залысины! — заметил Поросёнок.
— У меня всегда так было, — смутился Димка.
— Малыш, ты лысеешь!
— Да не лысею я! У меня лоб такой формы!
