В 2004 году в ответ на решение правительства Ариэля Шарона эвакуировать еврейские поселения из Газы, поселенцы и правые политики широко и охотно использовали образы Холокоста в своих кампаниях протеста. Использование символики Холокоста приобрело невиданные раньше в Израиле масштабы. Поселенческие публикации сравнивали израильское правительство с юденратами — еврейским самоуправлением времен нацистской оккупации. Собственно, слово «юденрат» вошло в обиход еще в начале 90–х годов и направлено было против левого правительства Ицхака Рабина. Теперь на бывшего кумира поселенцев Ариэля Шарона надели нацистский мундир, что раньше было принято лишь в антиизраильской пропаганде. Дети и взрослые даже красовались перед телекамерами с характерными шестиконечными звездами с надписью Jude, только не желтыми, как при нацистах, а оранжевыми. Один из критиков поселенцев в ответ заявил: «Надели шестиконечные звезды перед телекамерами, будто идут в газовые камеры. Хотя на самом деле им предстоит вернуться в свою собственную страну». Все это без тени юмора.
Зато попытка пошутить на ту же тему была пресечена немедленно. Ведущий сатирической программы израильской армейской радиостанции Галей ЦАХАЛ спросил участников, чем снабдить солдат, посланных эвакуировать поселенцев. Лингвист и телекомментатор Авшалом Кор предложил дать им еврейско– немецкий словарь, ведь они «солдаты юденрата». Цензура вырезала слова Кора. Вряд ли потому, что смешными они могли показаться лишь самому Кору, представлявшему поселенцев. Его шутка отражает сознание целой общественной группы людей, видящих себя жертвой в любой ситуации. Хотя все группы израильского общества: потомки выходцев из Восточной Европы ашкеназы и выходцы из исламских стран — мизрахи, русские репатрианты и израильские арабы, религиозные и светские, старожилы и новоприбывшие, богатые и бедные — все видят себя жертвами, которым все простительно. Опрос показал, что 8 из 10 израильских школьников готовы считать себя жертвой, себя жертвами Холокоста, несмотря на то что они родились через сорок–пятьдесят лет после его окончания, причем необязательно в семьях выходцев из Европы.
* * *
На русском языке критика уродливых явлений «культа Холокоста» довольно редка. Из серьезных текстов стоит отметить повесть «Синдикат» Дины Рубиной. Повесть вызвала большой интерес среди израильских русскоязычных читателей и активистов еврейского движения на просторах бывшего СССР. Среди чиновников Еврейского агентства, Бюро по связям и других израильских организаций, занимающихся русскоязычным еврейством, книга Дины Рубиной вызвала откровенную ярость. Сразу после выхода книги мне удалось получить реакцию на книгу нескольких ответственных израильских чиновников, работавших в СНГ, в том числе из тех, кто послужил прототипом рубинских персонажей. Все они призывали на голову писательницы всяческие беды, грозили кулаками, обзывались и ругались на чем свет стоит, да так, что бумага даже очень либерального русского издания не стерпит. Среди читателей в России «Синдикат», однако, «не пошел». Там больше любят старые произведения Рубиной, а еврейская и израильская деятельность мало заметна широкой публике в силу своей незначительности и оторванности еврейских организаций от повседневной российской жизни.
* * *
Вместо того чтоб дать закрутить лампочку, анекдотическая «еврейская мать» останется в темноте до тех пор, пока не найдется хоть кто–нибудь, кто будет чувствовать себя виноватым за это. Впрочем, культивация вины с целью сохранения контроля — далеко не только еврейское качество. Сагив Фридман, эстрадный актер–сатирик разговорного жанра (в Израиле и других странах этот жанр называют «стенд–ап комеди») в какой–то момент перестал рассказывать анекдоты о Холокосте в своих выступлениях. «Я рассказывал их потому, что очень легко смеяться над экстремальными ситуациями. Холокост — нечто очень экстремальное. В какой–то момент я понял, что это портит шоу. Люди возмущались, в зале разгорался спор. Сказать слово «Холокост» — это холокост для шоу. Актера Решефа Леви зрители даже закидали мусором во время спектакля. Аудитория попросту не позволяет этого делать», — говорит он. Решеф Леви подтверждает сказанное коллегой по цеху. Для него странно, что те, кто сопротивляется анекдотам о Холокосте в Израиле— это потомки выходцев из стран ислама, так называемые мизрахим. Их родители не испытали Холокоста. «Вы же там не были, — говорю я им. — Большинство марокканцев читали об этом лишь в газетах, за исключением одного–двух, побывавших в Европе на экскурсии. Сидите спокойно, говорю я им, — это внутреннее дело ашкеназов».
«Стенд–ап комеди — это связь, основанная на любви артиста и аудитории, — говорит Решеф Леви. — Если удается наладить связь, то можете шутить о чем угодно. Я сам наполовину ашкеназ и наполовину мизрахи. Я всегда восхищаюсь тем, как совестно мизрахим перед ашкеназами за это. Несмотря на дискриминацию мизрахи в Израиле, они всегда чувствуют вину перед ашкеназами за то, что семьи тех были уничтожены во время Холокоста. Это способствует жалости, которая становится силой. Ашкеназы, кстати, безжалостно эксплуатируют эту вину. Возьмите бабушку моей жены. Она приехала в Палестину из Польши в 1932 году и всю жизнь мучается, что «пропустила» Холокост, где погибла все ее семья».
Аналогичное чувство вины испытывают евреи и неевреи в Америке. Не ашкеназы как община, а официальный Израиль не стесняется эксплуатировать чувство вины не только своих граждан — выходцев из исламских стран. В Израиле привыкли считать, что уничтожение европейского еврейства во время Второй мировой войны предоставляет особые права «преследуемого народа» и разрешает многое, что люди не позволили бы себе в нормальных обстоятельствах.
В середине марта в Иерусалиме состоялась торжественная церемония открытия нового корпуса Музея памяти Холокоста «Яд ва–Шем». Созданный в 1953 году на деньги репараций из Германии, музей этот призван сохранять память евреев — жертв нацизма. По всему миру сотни миллионов долларов тратятся на подобные музеи, имеющие больше общего с музеями Ленина, чем с музейным делом. Новый корпус музея в Иерусалиме призван был доказать первенство Израиля в деле увековечивания памяти жертв, особенно перед аналогичными музеями в Вашингтоне и особенно в Берлине. И одном из интервью директор музея Авнер Шалев заявил, что отказывается от услуг профессиональных музейных коллекторов, поскольку «музей Холокоста — совершенно новый и невиданный вид экспозиции». Правда, строительство нового корпуса в Иерусалиме, стоимостью 56 миллионов долларов, обошлось без скандалов, как в Берлине, где выяснилось, что один из субподрядчиков в годы Холокоста занимался снабжением концлагерей химическими веществами. Избежали и скандала, подобного тому, что случился в Киеве, где не могли договориться, кто и за что будет отвечать. Участник нью–йоркской делегации под руководством мэра города Майка Блумберга рассказывал мне, что церемония была из рук вон плохой, что иностранных гостей лишили возможности говорить, что израильтяне речи говорили длинные и путаные, а ведущие и вовсе не подготовились: «Мы бы рассмеялись, если бы ведущий объявил нас «Соединенное королевство Америки», но нам было так холодно на мартовском иерусалимском морозе, что не до смеху. И потом… бедные израильтяне ведь так много пережили…» — говорил он.
Скандал разгорелся в другом месте, когда накануне церемонии выяснилось, что «Амха» — единственная израильская организация, предоставляющая психологическую помощь людям, пережившим Холокост, — перестала получать государственное финансирование и оказалась на грани закрытия. Государственное медицинское страхование тоже отказывается платить за помощь людям, пережившим Холокост. «Мне очень жаль, — заявил тогда председатель «Амха» Натан Дорсет, — что наше государство готово инвестировать в камни, а не в сердца людские». По данным опроса, сделанным группой демографов
