лет глотто-хронологического родства).[8]
Избыточное же (по сравнению с большинством прочих восточных славян) количество полонизмов (и латино-полонизмов, и германо-полонизмов, и мораво-полонизмов, и «чистых» полонизмов) не достигает в Мове и тысячи лексем. И это при том, что словарный фонд не является решающим определителем идентификации конкретного языка. В современном английском языке наличествует 60 % слов французского, а в корейском — 90 % терминологии китайского происхождения. Но грамматически они не принадлежат ни к романской, ни к сино-тибетской общностям. Первый из них германский, а второй, соответственно, алтайский языки.
Так что нынешняя украинская литературно-деловая лингвистическая норма такой же участник восточнославянского (пост-антского) лингвистического сообщества, как и остальные русские и русинские диалекты и говоры. Проблематично, однако, местонахождение украинской мовы (и некоторых других южно-русских диалектов) внутри этно-языкового пространства «русичей».
Метаморфозы современного великорусского языка в свете открытий Новгородской Археографической экспедиции (возглавляемой упомянутым академиком В. Л. Яниным) более-менее известны.[9] Прародина Великого и Могучего — Киев. Именно отсюда эта речь (язык «Слова о полку Игореве» и «Слова о погибели Земли Русской») распространилась в течение 13–16 вв. по всем уделам и весям Великороссии, ассимилируя местные, более ранние восточнославянские диалекты (типа языка новгородских берестяных грамот 11–12 вв.).
А где генерировалась украинская (полтавско-черкасско-слобожано-восточноподольская) мова? Была ли она потомком местного варианта киево-русского? Аналогичные вопросы можно поставить и по отношению к другим ныне более-менее функционирующим восточнославянским диалектам современной Украины.
Давайте сравним украинский и великорусский переводы любого из отрывков «Слова о полку Игореве» (написанного в 1185 г. киевским боярином Петром Бориславичем[10]) с его оригинальным текстом.
Оригинал: «Вступита же, господина, въ злато стремень за обиду сего времени, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святьславлича!».
Перевод Дм. С. Лихачёва: «Вступите же,
Перевод М. Ф. Рыльского: «А вступiть же, панове-браття, в золоте стремено за кривду сьогочасну, за землю Руську, за рани Ігоревi, хороброго Святославича!».
А вот другой отрывок из лирико-публицистического шедевра Петра Бориславича.
Оригинал: «Не така ли, рече, река Стругна, худу струю имея, пожьрши чужи ручьи и стругы, рострена к усту? Уношу князю Ростиславу затвори Днепръ темнее березе. Плачется мати Ростислава по уноши князи Ростиславе».
Перевод Дм. С. Лихачёва: «Не такова-то, говорит он,
Перевод М. Ф. Рыльского: «Не така ж та річка Стугна. Що мало води в собі має, та чужі собі забирає потоки, широко в гирлі розливаючись! Потопила вона край темного берега юнака князя Ростислава. Плаче мати Ростиславов по юнакові Ростиславу-князеві!».
Современная великорусская речь однозначно имеет больше общих черт с текстом «Слова о полку Игореве» чем украинская мова. К аналогичному выводу приходишь анализируя и другой древнерусский публицистический шедевр — «Слово о погибели Земли Русской» (написанного в начале весны 1238 г. при дворе отца Александра Невского, киевского князя Ярослава Всеволодовича [11]). Вернее тот его отрывок означенного произведения, который до нашего времени уцелел.
Уже слышу возражения неких околофилологических «культурологов»: «„Слово о погибели Земли Русской“ мол де написано в Московщине и мова его кацапская». Однако! Рыбакову можно выдвигать претензии и как к археологу, и как к историку. Но на ниве источниковедения Борису Александровичу — нет равных. В этом аспекте он гениален. Его концепции киевского происхождения «Слова о погибели Земли Русской» в научных кругах абсолютно никто не оппонировал. Да и тесты обоих указанных древнерусских произведений написаны (в чём читатель убедится ниже!) одним и тем же диалектом.
Оригинал «Слова о погибели Земли Русской»: «О светло светлая и украсно украшена земля Руськая! И многими красотами удивлена еси: озеры многыми, удивлена еси реками и кладязьми месточестьными, горами крутыми, холми высокыми, дубровами частыми, польми дивными, зверьми разноличьными, птицами бещислеными, городы великыми, селы дивными, винограды обительными, домы церковьными и князьми грозными, бояры честными, вельможами многами — всего еси исполнена земля Русская, о прававерьная вера хрестияньская!».
Перевод (на великорусский) Ю. К. Бегунова: «О светло светлая и красно украшенная земля Русская! Многими красотами дивишь ты: озерами многими, дивишь ты реками и источниками месточтимыми, горами крутыми, холмами высокими, дубравами частыми, полями дивными, зверьми различными, птицами бесчисленными, городами великими, сёлами дивными, виноградами обильными, домами церковными и князьями грозными, боярами честными, вельможами многими — всего ты исполнена, земля Русская, о правоверная вера христианская!»
Перевод (на украинский) А. В. Абакумова: «О свiтло свiтла й красно прикрашена земле Руська! Багацькими вродами дивуєш ти: багатьма озерами, дивуєш ти річками i криницями шанованими, горами крутими, горбами високими, дiбровами рясними, полями чудовими, звiриною всілякою, птахами незліченними, містами великими, селами чудовими, виноградами рясними, будинками церковними й князями грiзними, боярами чесними, вельможами численними — усього ти сповнена земле Руська, о прававiрна вiра християнська!».
Близость великорусского перевода к оригиналу ещё более очевидна, нежели у такого же со «Словом о полку Игореве». Украинский же перевод, наоборот, грамматически ещё более удалён к тексту оригинала «Слова о погибели Земли Русской» чем аналогично друг к другу такие же перевод и оригинал «Слова о полку Игореве». Впрочем — ненамного. Как раз где-то в рамках полустолетия.
Тесты и «Слова о погибели Земли Русской», и «Слова о полку Игореве» — форма «высокого стиля» русского языка тогдашних киевлян.
Почему же современный великорусский диалект имеет большее сходство с языком киевлян кон. 12 — сер. 13 вв. нежели нынешний украинский диалект Южной Киевщины, Черкащины, Кировоградщины, Южной Житомирщины, Винничины, Полтавщины, Слобожанщины, большей части Хмельниччины, значительной части Черниговщины и Сумщины, части Донбасса и Новороссии? Как и его литературно-деловая котляревско-гринченковская форма? Почему великорусская речь ближе к текстам «Слова о полку Игореве» и «Слова о погибели Земли Русской» чем украинская?
Можно допустить несколько вариантов причин большей близости великорусского наречия (чем украинской мовы) к киево-русскому языку.
1) Известный историк, идеолог Конгресса Украинских Националистов, В. С. Коваль, отметив большую близость текста «Слова о полку Игореве» к «кацапской мове», чем к украинской, высказал в 2002 году на телеканале «1+1» оригинальную мысль. Виктор Саввич предположенил, что язык «Слова о полку Игореве» новгородский, привнесённый князем Олегом ещё в 882 г. в обиход киевских правящих слоёв, а «праукраинкая мова» уже мол де тогда существовала самостоятельною в «низах» Южной Руси.
Однако новгородская речь кон. 12 в. известна сотнями тогдашних берестяных грамот Града-над- Ильменем. Этот говор уже существенно отличался от языка «Слова о полку Игореве» («высокого стиля» киево-русского!). Да и слишком уж дилетантски-фантастично отодвигать разветвление украинского, белорусского и великорусского диалектов в глубину I тысячелетия н. э.
2) Украинская мова — потомок «сельского говора» Киевского княжества, уже в 1185 г. слегка отличавшегося от речи киевлян-горожан. Последним же образцом «правильной административной речи» для суздальцев стал язык двора Ярослава Всеволодовича, переехавшего в 1238 г. из Киева во Владимир- на-Клязьме. С отцом Александра Невского, как известно, тогда переехало немало природных киевлян.
Увы! При справедливой оценке обстоятельств появления во Владимире-на-Клязьме последнего киевского административно-лингвистического «писка моды», нет никаких оснований предполагать того,
