Дэйв Бродер оказался субтильным мужчиной неопределенного возраста, издали его можно было принять и за подростка, только с расстояния двух шагов становились заметны шероховатости, которое время позабыло на его лице: обколотые ботоксом линии морщин, слегка опущенные уголки тонких губ, глубокая грустинка в чего только не повидавших глазах. Он был типичным американцем — белозубым, улыбающимся во всю ширину рта, не употребляющим кофе и черный чай, маниакально работающим над линией квадрицепсов и расчетливо карабкающимся к затерявшемуся среди облаков Олимпу общественного признания.
Сначала он и разговаривать с ней не захотел. Его интересовали славянки — полевые цветочки с широкими скулами, каштановыми бровями вразлет, веснушками на белоснежной коже и мягкими русыми волосами.
— You are very beautiful, — покачал головой он, — but…
И тогда у Марины — впервые в жизни — произошел настоящий истерический припадок. Внезапный, как летняя гроза, начавшийся с трогательного дрожания подбородка и за доли секунды воплотившийся в яростную бурю с метающими молнии глазами, сдавленными рыданиями и заламыванием тонких рук. Марине повезло — оператор Бродера был эстетом, рыдающая красотка произвела на него впечатление, и он быстро включил камеру, чтобы не упустить ни одной секунды волнительного зрелища.
Ну а Маринку тем временем охранники Дэйва Бродера под белы рученьки выпроводили из номера. И в тот вечер она впервые в жизни напилась — как следует, по-мужски. Не какой-нибудь кокетливый ликерчик, возлияниями которого сопровождаются розовые девичьи трагедии. Лаконичная ледяная водка с черным хлебушком и консервированными оливками. До потери памяти, до бешеной центрифуги в голове.
Проснулась она в полдень в прихожей собственной квартиры — оказывается, подушкой ей послужили грязнющие сапоги. Проснулась — и обнаружила на автоответчике мигающий красный огонек. Каково же было ее удивление, когда она услышала бодрый голос русскоязычной секретарши Бродера, который приглашал ее снова явиться в отель «Националь».
Наскоро почистив зубы и вымазав на лицо весь тюбик антистрессовой маски за пять тысяч рублей, который она держала в хозяйстве на всякий случай, Марина помчалась в центр.
Дэйв Бродер встретил ее приветливой улыбкой. На этот раз в номере не было ни оператора, ни конкуренток, ни секретарши — только он сам и снулая переводчица старого советского формата, которая смотрела на Маринку с недобрым прищуром и явно мечтала скорее получить свой гонорар и уйти из этой развратной компании, в которой говорят о вибраторах так непринужденно и светски, как о погоде за окном.
— Признаться, вы произвели на меня впечатление, — сказал он, — когда я вчера отсматривал кассеты и увидел вашу истерику… Я понял, что это именно то, что я так много лет искал. Вы непрофессиональная актриса, и это как раз хорошо. Ваша страсть такая искренняя, что это подкупает.
Сердце Марины колотилось так бешено, что казалось вот-вот — и грудная клетка взорвется многоцветным фейерверком.
— Есть у меня один проект, я мог бы попробовать вас на главную роль.
— Главную… — зачарованно повторила она.
— Это будет фильм о девушке, которая приехала в Голливуд в поисках счастья и устроилась в стриптиз-бар. Знаете, что-то вроде «Шоу-герлз» Поля Верховена, только менее водевильное. И на главную мужскую роль я планировал пригласить какого-нибудь известного мачо. Мэтта Дэймона, например. Или Орландо Блума.
— О-орландо Б-б-блума? — Марина вдруг начала заикаться, в горле у нее пересохло.
Американец с улыбкой протянул ей стакан ледяной минералки.
— Понимаю, для вас это неожиданность… Съемки будут проходить в Лос-Анджелесе, планируем начать где-то месяца через полтора. Надеюсь, у вас загранпаспорт есть?
— Да, — прошептала Маринка, — за границей я ни разу не была, но паспорт в прошлом году на всякий случай сделала.
— Ну вот и замечательно. — Бродер посмотрел на часы. — Вчерашнюю сцену ваших слез мы обязательно включим в сюжет. А сейчас мне пора. Мой секретарь с вами свяжется.
— Так это… Точно? — осмелев, спросила она. — Вы точно берете меня на главную роль?
— Девяносто девять процентов, — сверкнул унитазно-белыми винирами Бродер, — конечно, есть еще несколько претенденток, но вы, Марина, подходите просто идеально.
Окрыленная, она покинула «Националь». Все, что случалось с ней раньше, показалось мелким, как пересохшее болото. Неужели, неужели, неужели сказки о золушках иногда сбываются?! Да еще и с такими порнозолушками, как она…
Она не выдержала — рассказала обо всем Лизке, хотя в глубине души понимала, что ей обеспечена крепкая, как выдержанное вино, ядовитая, жгучая зависть. Но не смогла ничего с собой сделать — люди, много лет через себя переступавшие, особенно вожделеют психологического реванша.
— Так и сказал? — потухла Лиза, которой на бродеровском кастинге удача не улыбнулась.
— Он сказал, что мужскую главную роль исполнит известный актер. Может быть, даже Орландо Блум!
— Ну поздравляю… А я послезавтра снимаюсь у Рогова. Там, кстати, и вторая девушка нужна. Платят неплохо — двести долларов за сет. Пойдешь?
Марина едва удержалась от презрительной усмешки. Ха, двести долларов за сет! Что ей какие-то двести долларов, когда весь мир лежит у ее ног!
— Извини, — вздохнула она, — мне надо привести себя в порядок перед голливудскими съемками. Отдохнуть, в SPA сходить, волосы в порядок привести, прикупить кое-чего.
— Ну, дерзай, — окончательно потухла Лиза и вместо прощания, не удержавшись, процедила: — Звезда…
Весь месяц Марина словно на крыльях летала. Она никогда не позволяла себе неосторожных трат, а тут — будто беспечный бес шопинга в нее вселился. Истратила все то, что годами откладывала на черный день. Утром выходила из дому, завтракала в кофейне, потом отправлялась в торговый центр и мела с полок все подряд.
Потом пролетел месяц… А потом еще один. Никто ей не звонил. Марина нервничала, постоянно проверяла мобильный и автоответчик, ночами не спала — лишь бы не упустить заветный голливудский зов. Бесполезно. Тогда она нашла по Интернету телефон нью-йоркской фотостудии Бродера, наняла за десять баксов студентку иняза, и та после запутанных объяснений с секретаршей выяснила, что фильм о стриптизе давно запущен в производство. А главную роль в нем играет никому не известная блондинка из Чехии.
Невозможно передать словами, что испытала Маринка. Концентрированная обида, разочарование в кубе, тихая ярость, которая пропитала все ее существо изнутри. Да еще и Лизка масла в огонь подливала — чуть ли не каждый день названивала с глумливым вопросом:
— Ну, как? Не звонил тебе еще Джонни Дэпп?
— Почему Джонни Дэпп? — убито интересовалась Марина.
— Ну, мало ли. Вдруг ему перепоручил Орландо Блум. Говорят, они друзья. — В этом месте подлая Лиза начинала похохатывать, а Маринке хотелось от тоски завыть на луну, по-городскому обесцвеченную, как пергидрольная продавщица овощного ларька.
Она так и не узнала точно, почему Дэйв Бродер внезапно изменил мнение. Но почему-то винила во всем себя.
— Если бы я поехала за ним… Если бы я ему звонила, ведь он предлагал свой телефон… А я, дура, подумала, что все равно по-английски не шпарю…
— Успокойся, может быть, он просто блондинок предпочитает, — как могла, утешала ее я.
И в ответ слышала:
— Ах, если бы я перекрасилась тогда в блондинку!..
Я сто лет не была на нормальном свидании. У моих арбатских приятелей цинично-лаконичное отношение к любви. Я никогда не была против идентификации секса как эквивалента любви. Как сути любви, как ее сердцевины.
