— Не чистоплюйствуйте.
— Зейцу было поручено организовать контрабандный вывоз валюты.
— Да, хорошенькое дельце. И он преуспел?
— Сначала у него не ладилось. Чуть было не влип в историю. Но выпутался. Ему удалось отправить в Германию довольно крупную сумму.
— Через вас?
— Через меня.
— Вам не кажется подозрительным, что этот Вайдеман снова работает с Зейцем?
— Вайдеман, безусловно, очень порядочный парень.
— Редкая характеристика в ваших устах… Ну, все.
Коссовски направился к двери, но, сделав два шага, обернулся и медленно, как будто преодолевая боль, спросил:
— Я слышал, вас вызывал Удет, Это секрет?
— Не от вас, Зигфрид. Он попрощался. Уезжает на днях в Бухлерхох. [16] Хочет починить почки. Но я думаю, генерал-директор сюда уже никогда не вернется. Мильх его съел и обглодал. Свалил на него всю неудачу в воздушной войне с Англией.
— А рейхсмаршал? — спросил Коссовски.
— Больше всего Удет обижен на Геринга. Считает, что «железный Герман» должен был за него заступиться. А вместо этого — санаторий. Почетная отставка. Закуривайте. — Регенбах пододвинул ящик с сигарами.
— Спасибо, воздержусь.
— Геринг сам ищет, на кого бы свалить всю вину за неудачи.
— Он-то застраховался, все ищет компромиссов, — согласился Коссовски.
— Говорят, что рейхсмаршал предупреждал фюрера о том, что люфтваффе не в силах выиграть две кампании сразу, — продолжал Регенбах. — Фюрер обещал через шесть недель вернуть весь воздушный флот на Ла-Манш.
— И Геринг поверил? — усмехнулся Коссовски.
— О чем вы спрашиваете, Зигфрид?
— Выходит, Удет — конченый человек?
— Посмотрим.
Коссовски потер двумя пальцами шрам, поморщился:
— Вы знаете, господин майор, что второй заместитель Геринга фельдмаршал Мильх — еврей?
— Я знаю, что он заставил свою мать поклясться на распятии, что она изменяла мужу и что он внебрачный сын чистокровного арийца.
— Кто в это поверит!
Эвальд подождал, не скажет ли Коссовски еще чего-нибудь, но тот молчал.
— Вы считаете, что Удету стоит еще побороться? — Теперь Регенбах сделал упорную паузу.
— А почему бы и нет?
— Он на это не пойдет. Тем более, что действовать придется в обход Геринга. Нет, Удет не согласится.
— Но эту операцию смог бы провести Пихт через свои каналы, — проговорил Коссовски.
— Пихт?! — удивленно воскликнул Регенбах. — Вы все-таки убеждены, что он связан с гестапо? Похоже. Но зачем ему? И потом, Зигфрид, я не пойму, вы, кажется, очень хотите свалить Мильха? По силам ли вам подобная операция? И кто за ней стоит?
Коссовски побелел:
— Германии нужен другой человек на его месте. Мильх — хороший исполнитель. Не больше. Он слеп. Он не видит завтрашнего дня. Он не знает, куда вести производство. Он никогда не найдет контакта с промышленностью.
— С промышленниками, Зигфрид, — поправил Регенбах. — Вы имеете в виду Мессершмитта?
— Не его одного. Мильх тормозит развитие немецкой авиации. И мы еще за это поплатимся.
— Вы опять бредите, Зигфрид. Что за странные перепады? Только что вы били в барабан, теперь поете отходную. Вашему патриотизму не хватает системы, Зигфрид.
— А вашему, майор, веры.
— Ба! Я верю в Германию!
— В какую Германию, господин майор?
Глава седьмая
НЕБО СТАЛЬНОГО ЦВЕТА
Имперский пресс-шеф доктор Отто Дитрих в начале ноября 1941 года выступил по радио. Все радиостанции Германии работали на берлинской волне. Если отбросить победную шумиху и хвалебные восторги перед гением фюрера и мужеством немецких солдат, то Дитрих довольно подробно обрисовал картину на русском фронте.
Наступление на Москву командующего группы армий «Центр» фон Бока развивалось следующим образом: вторая танковая армия Гудериана нанесла стремительный удар по Орлу. Танковая группа Гота прорвалась севернее Вязьмы и соединилась с группой Геппнера. «Танковые клещи» и на этот раз сработали без отказа. Советские части в районе Вязьмы и Брянска попали в окружение. Дорога на Москву была открыта. Русские объявили столицу в осадном положении.
По директиве Гитлера фон Бок отдал приказ о разрушении города авиацией и артиллерийским огнем с последующим выходом пехоты к Московской окружной дороге.
Из частей СС были сформированы особые отряды для захвата Кремля, наркоматов, радиостанций и телеграфа.
Гитлеровское командование даже «позаботилось» о московском дикторе Юрии Левитане, которому предстояло объявить по берлинскому радио о падении советской столицы.
Передовые отряды вермахта подошли к Крюкову и Истре, а танкетка разведгруппы 62-го саперного батальона ворвалась на речной вокзал Химки. Столь ощутимая возможность окончания русской кампании придала силы даже последнему немецкому солдату, уставшему от изнурительных кровавых боев.
В приемной Удета темно и неуютно, под стать настроению генерал-директора. Удет тяжело переносил сообщения о трудных боях под Москвой. Нависал запой.
Пихт, сидя за конторкой, подумал, что скоро его адъютантские обязанности окончательно сведутся к откупориванию бутылок.
Призывный звонок прервал его размышления.
— Вы звали меня, господин генерал? — спросил Пихт, остановившись на пороге.
Боковые бра в кабинете генерала были выключены. Свет падал от верхней люстры и сильно старил Удета, подчеркивая синие, набрякшие мешки под глазами.
— Завтра, Пауль, я отбываю в Бухлерхох, полечусь. — Удет сморщился. — А сейчас мы с тобой съездим на аэродром в Фюрстенвальде.
— Но погода…
— Осталось мало времени, лейтенант. Хочу взглянуть на трофейные русские машины.
Пауль помог надеть плащ на покатые, тяжелые плечи Удета. Генерал и Пихт спустились по широкой мраморной лестнице к вестибюлю мимо застывших часовых с серебряными аксельбантами.
«Мерседес» около часа пробирался по тусклым, серо-зеленым улицам.
Они уже утратили мирный вид. Шли люди, шли солдаты, раненые. Из казенно-торжественного центра машина попала в кирпичный заводской район, потом нырнула в буроватую зелень, в пригород — край кладбищ. У кладбищ промелькнули свои окраины — солидные мастерские по изготовлению памятников. Они выставляли напоказ гранитные, бронзовые и мраморные образцы. Они не боялись конкуренции —
