сделалась пунцовой, но осталась на месте. Со своей сумочкой через плечо она напоминала школьницу, завидевшую уличных хулиганов.
– Че ты дергаешься, дурочка? – галантно сказал Комиссар. – Солдат ребенка не обидит. – В армии он не служил, и поговорка вовсе не являлась его жизненным кредо, но звучала мужественно и потому входила в обиходный лексикон Комиссара.
– Я ищу папу, – быстро сказала девчушка. – Он у вас на стройке работает. Иван Сергеевич Богословский. Знаете такого?
– А, Ванька! – догадался Комиссар. – Отирается тут такое чучело. Так оно тебе, значит, папашей приходится?
Это казалось невероятным, но девчушка покраснела еще сильнее.
– Позовите его, пожалуйста, – попросила она, запинаясь.
– Да он, наверное, нажрался давно и... – Суля хотел махнуть рукой, показав тем самым, что презираемый им мужик удалился в неведомом направлении, но перехватил предостерегающий взгляд приятеля и закончил фразу иначе: – В доме дрыхнет твой папанька. Разбудить?
– Я сама! – быстро сказала девчушка.
– Сама с огурцом упражняйся, – посоветовал Суля, у которого все мысли были сосредоточены на удовлетворении сексуальной нужды – большой и малой.
– С каким еще огурцом? – искренне удивилась белобрысая.
Комиссар восхищенно цокнул языком. Давно ему не приходилось сталкиваться с такой наивностью.
– Тебя как звать, золотце? – спросил он, задумчиво разглядывая пупок соседки и облегающую ее маечку-топик.
– Варя, – отозвалась она после некоторого колебания.
– Идем к нам в гости, Варюха. Сдадим тебе папашку с рук на руки.
– Но сначала посидим все вместе, песни попоем, – вмешался Суля. – Хором. – Получив от приятеля тычок локтем под ребра, он растянул губы в улыбке. – Шучу. Ванька уже отпелся.
– Как?!
– Лежит на полу, за сердце хватается, – подхватил Комиссар, горестно кивая щетинистой головой. – Как бы не окочурился.
– Отведите меня к нему! – звонко потребовала Варя. – Ему нельзя пить, совсем.
– Ну, если женщина просит... – Комиссар развел руками и приглашающе мотнул головой. – Пошли.
– У вас по двору страшная черная собака бегает. Она меня не покусает?
– Не, – заверил ее Суля. – Рокки нас слушается... Иди сюда, Рокки. – Пнув приблизившегося пса ногой в морду, он победно захохотал: – Вот видишь? У нас полное взаимопонимание.
Ротвейлер, отпрянув, глухо заворчал. Продолжая смеяться, Суля поднял с земли обломок кирпича и запустил его в Рокки, угодив ему прямо между ушами, прижатыми к башке. На этот раз пес даже не огрызнулся, лишь смерил обидчика злопамятным взглядом, прежде чем потрусить прочь.
Суля и Комиссар, изображая полное безразличие, дождались, пока девчушка приблизится, а потом незаметно отрезали ей пути к бегству. Один шагал впереди, поминутно оглядываясь через плечо, второй замыкал шествие, пытаясь на глаз определить, какого покроя трусики носит гостья под своей легкой юбчонкой.
Все трое вошли в дом, и здесь Варе было предложено подняться по узкой лестнице первой. Она подчинилась и тотчас пожалела об этом, ощутив на своих проворно пересчитывающих ступеньки ногах горячее дыхание парней. Было такое впечатление, что идущий следом так и норовил занырнуть с головой ей под юбку.
– Где папа? – спросила она, очутившись наверху. Здесь царили следы бурного застолья, продолжавшегося, возможно, не один день. Несмотря на распахнутые окна, в комнате стоял неприятный запах алкогольных паров и табачного дыма.
– Ванька, ку-ку! – дурашливо крикнул Суля. – Ты куда спрятался, чувачок?
– Под стол, наверное, – предположил Комиссар с нехорошей улыбкой на губах.
Варя начала понимать, что попала в скверный переплет. Еще на что-то надеясь, она потребовала, притопнув ногой:
– Немедленно отведите меня к папе! Вы слышите?
– Теперь мы у тебя будем папами, – игриво сказал Комиссар. – Сколько бабок тебе отвалить за удочерение?
– Вы с ума сошли? За кого вы меня принимаете? – Варя попятилась к лестничному проему, но парни сошлись плечом к плечу, преграждая ей дорогу.
Суля с вальяжной медлительностью извлек из кармана объемистый «лопатник», распахнул его и продемонстрировал соседке, что он полон купюрами неизвестного достоинства.
– Я плачу, – заявил он.
– Мы платим, – поправил товарища Комиссар.
– Выпустите меня отсюда! – Вместо крика у Вари получился жалкий лепет.
Суля, которому надоел затянувшийся разговор, оттянул маечку гостьи и заглянул внутрь, оценивая увиденное.
– Полтинник, – сказал он. – На большее такой товар не тянет.
– Ай! – взвизгнула Варя, делая попытку освободить топик от захватившего его указательного пальца.
– Заткнись, курва! – Комиссар схватил ее за локти, лишая способности к сопротивлению. При этом он тоже норовил оценить оголившуюся грудь пленницы. Для этого ему пришлось прищурить один глаз, но все равно розовых сосков маячило перед его взором ровно в два раза больше, чем положено. – Курва! – повторил он с пьяной убежденностью.
В сумочке у Вари хранился электрошокер, без которого она не отваживалась выходить по вечерам из дома после того, как ее однажды ограбили прямо на улице. Но Суля вырвал сумку из Вариных рук и небрежно отшвырнул в сторону.
– Что вам от меня нужно? – спросила она шепотом.
– А то ты не понимаешь, мочалка драная, – ухмыльнулся Комиссар.
Резко развернутая к нему лицом, Варя увидела его открытую пятерню, летящую навстречу, и, успев машинально зажмуриться, ощутила сокрушительный толчок в лоб, после которого помышлять о сопротивлении стало некому.
Окончательно очнулась она лишь утром следующего дня. Руки стянуты за спиной собачьим поводком; одна нога пристегнута наручником к ножке неподъемного сейфа, рот заткнут каким-то тряпьем. Кажется, в качестве кляпа Варины мучители воспользовались ее собственными трусиками, изорванными в клочья, – она узнала запах своего дешевого дезодоранта. А еще во рту ощущался отвратительный привкус несвежих мужских носков. Изгибаясь всем телом, Варя заплакала от унижения и сознания собственного бессилия.
Сколько водки в нее влили вчера эти изверги? Сколько раз поимели? То, что происходило в незнакомом доме, вспоминалось лишь урывками, как болезненный бред. Бутылочное горлышко, раздвигающее стиснутые зубы. Нож, который подонок по кличке Комиссар держал возлее ее горла. Пощечины. Тяжесть чужих тел.
Все виделось как в тумане, и поначалу Варя решила, что это от спиртного, которое она не переносила на дух. Но, поморгав ресницами, она поняла, что все дело в слезах. Сначала их было не так уж и много, но когда Варя увидела, во что превратились ее обновы, на которые она копила деньги почти два месяца, слезы побежали по щекам ручьями. Ее лучшая юбка превратилась в тряпку, да и она сама была не лучше – такая же истерзанная, грязная, валяющаяся на полу. Лучше бы ее просто убили. Потому что как жить дальше, Варя себе совершенно не представляла.
Перевернувшись на спину, она запрокинула голову и подождала, пока высохнут слезы, застилавшие глаза. Села, стараясь не тревожить лодыжку, прихваченную стальным браслетом. С ненавистью посмотрела
