сейчас прямо в лабораторию, на «Нейрон». Я тебя познакомлю с тамошней командой, все им расскажешь. После Корфа осталось слишком мало документов, а он был последним, если не единственным специалистом по «Нейрону». Они теперь изучают каждое его слово, где-либо записанное или кем-либо услышанное. Без этого нельзя до конца разобраться в «Нейроне». Да и времени мало, сам понимаешь. У всех у нас крайне мало времени. Только начнешь что-то понимать, глядишь — умирать пора.
Зарецкий блеснул на Олега черным глазом, но тому еще было не до шуток.
— А какая польза от этого «Нейрона»? — спросил он. — Почему с ним так носятся?
— Пойдем, пойдем, там все подробно объяснят, — Ефим потянул Олега за рукав. — Видишь ли… Иногда эта штука продлевает жизнь.
Просторное помещение внутри купола было ярко освещено. Его наполняло трансформаторное гудение и озоновый запах высоковольтных разрядов. Олегу стало ясно, зачем на Базе такая мощная электростанция. Его провели в кабинет и принялись дотошно выспрашивать, просто-таки выпытывать мельчайшие подробности рассказа Жоры Кислицына о Корфе. Особенно наседал один — не старый еще, но до глаз заросший клочковатой бородой субъект, назвавшийся Виктором Бойко, нынешним главным инженером «Нейрона».
Олег присматривался, присматривался к нему и вдруг узнал: да ведь это же тот самый зверски всклокоченный бородач из очереди, который рассказывал про живую Землю!
— Было дело, — признался Виктор, когда допрос окончился и Олег сам решил спросить кое о чем. — Иногда мы пытаемся раздобыть информацию и в городе.
— Вы ходите в город? — удивился Олег. — Постоянно?
— Еще бы! Как же иначе узнавать, что он против нас замышляет? Самое удобное место для этого- очередь. Можно завести разговор на любую тему и услышать сотню мнений — выбирай любое. Вот только микробиологов мало осталось… Если бы я тогда знал, что Кислицын был знаком с Корфом, конечно, нашел бы повод поговорить с ним. А так, наобум… Не идти же мне, в самом деле, на анализ крови!
— И многие покой… то есть… многие здешние бывают в городе? — Олег виновато улыбнулся.
Но обижаться здесь было не принято. Да и не на кого…
— Группы уходят и возвращаются каждый день, — сказал Бойко, — Нам нужны продукты, горючее, еще много чего… Приходится заниматься и разведкой, и драться порой…
— С кем? — спросил Олег и сразу вспомнил завал на дороге, где на них напали бандиты.
— С городом, — ответил Виктор. — Да, драться с городом. Нельзя им позволять убивать нас. Для их же пользы. Потому что мы — это они. И вирус распространяется не нами, как они думают, а их собственной нищетой. Когда не хватает продуктов, жилья, одежды, рано или поздно обязательно начинается еще и эпидемия. Не СВС, так чума, холера или оспа… Отсутствие ботинок и велосипедов означает и отсутствие лекарств, элементарных санитарных средств, вообще — отсутствие возможности спастись. Не только от болезни — от чего угодно! От землетрясения.
Да, СВС неизлечим. Но распространение его можно было предотвратить одними профилактическими мерами. Если бы люди в погоне за куском хлеба не изматывались до полного скотского равнодушия друг к другу, если бы правительство не делало вид, что ничего не происходит…
— Правительство не трожь! — прервал вдруг разгоряченного оратора человек, только что вошедший в комнату. Был он высок и очень худ, даже, пожалуй, изможден. Но глаза его смеялись. Все, кто был в комнате, повернули головы и смотрели на его запыленную одежду и окровавленную повязку на голове.
— Правительство не дремлет, — сказал он, бросив на пол звякнувший рюкзак и блаженно развалившись в кресле. — Только что из города. Все говорят о планирующейся бомбардировке Базы.
— А! — Виктор махнул рукой. — В первый раз, что ли? Ты лучше скажи: привез?
Человек к кресле устало улыбнулся.
— А как же! — сказал он с ехидцей.
— Сколько? — выдохнули все.
— Восемь штучек. Как одна копейка.
Несколько человек сразу бросились к рюкзаку, и стали вынимать из него какие-то незнакомые Олегу железяки с торчащими во все стороны проводами.
— Имейте в виду, — лениво протянул худой, — три штуки мои…
— Чай! По этому поводу — чай! — засуетился Виктор.
— У нас, между прочим, тоже не без новостей, — сказал он худому и показал на Олега. — Вот, знакомьтесь. Новенький кое-что рассказывает про Корфа…
— Ну?! — худой подался вперед с выражением живейшего интереса на лице.
Олегу пришлось еще раз повторить всю историю. Но, закончив рассказ, он потребовал, чтобы и ему, наконец, объяснили, что представляет собой «Нейрон», и какой в нем прок.
— Судя по тому, что ты рассказываешь, — начал Виктор, — Корф всерьез считал найденный монолит частью нервной системы Земли, чем-то вроде нервной клетки у животных. Он и установку назвал по имени такой клетки «Нейрон». В своих записях он утверждает, что авария на Базе и появление вируса СВС — прямое следствие экспериментов с монолитом.
«Воздействие на него раздражителей различной природы», — наизусть ведь помню уже, а? Значит э-э… — «химических, электрических, механических и т. п. неизменно вызывает реакцию. Но реакция эта непредсказуемая». В другом месте у него сказано, что также непредсказуема реакция нашей планеты на раздражители ее нервной системы, создаваемые в результате деятельности человека. Иными словами, новый вирус действительно может возникнуть в ответ на вновь пробуренную скважину, а землетрясение может стать следствием загрязнения атмосферы.
Но это все у Корфа. Мы же пока не можем найти веских подтверждений этой теории. Монолит не особенно похож на нейрон, разве что внешне. Больше чем на гранитный памятник нейрону он не тянет. То есть наоборот — он гораздо сложнее. И все же что-то от живой клетки в нем есть.
Как в хромосомах клетки содержится информация обо всем организме, так и в этом ветвящемся камешке закодировано описание целого мира — обитаемой планеты… Только вот какой? В некоторых деталях она сильно отличается от Земли!
— Откуда вы знаете? — не удержался Олег. — Вы ее видели?
— Да, — просто сказал Виктор. — Некоторые видели. Корф, например. Именно он изобрел способ проникнуть в этот мир.
— А как? — жадно спросил Олег.
— Довольно просто. Дело, видишь ли, в том, что монолит Корфа больше всего похож не на нейрон и не на клетку с хромосомами.
— А на что?
— На компьютер. Да, да, на самый обычный компьютер, только имеющий огромную память и быстродействие, способный выполнять множество параллельных операций. В его памяти хранится вся информация о неизвестной планете, а может, о Земле, какой она когда-то была, или могла быть, или будет, если включит в работу этот удаленный модуль своей интеллектуальной системы.
Вне этой системы он мертв, как простой камень, пока не запущена управляющая им программа. Корф научился программировать на этом компьютере. Он создал аппаратуру, которая переписывает в его память часть человеческого сознания, присоединяет необходимые для жизнедеятельности блоки информации самого «Нейрона» и, наконец, дает старт сконструированной таким образом программе. Вот и все, что нужно, чтобы оказаться внутри. Эту идею Корфу, возможно, подсказали фантастические романы, описывающие жизнь в недрах компьютера, как некое «Путешествие в таинственную страну». Но на деле все оказалось не так уж просто, и сейчас перед нами гораздо больше проблем, чем путей их решения.
Олег кивнул. Он слабо разбирался в вычислительной технике, но с разного рода проблемами сталкивался не раз.
— Так например, — продолжал Бойко, — записав часть своего сознания в память «Нейрона», человек не может отсоединиться от его информационных портов, пока сам не вернется из дальнего путешествия в чужой мир, а к тому есть препятствия.
Если человек, вернее, его тело, в ходе эксперимента погибает «здесь», то смерть настигает его и «там», только «Нейрон» обставляет ее гораздо красивее — в свойственных ему понятиях.
И, наконец, самое страшное. «Нейрон», выражающий все в собственных понятиях, как бы переводит
