нашему театру и гримерной.
Он самолично открыл дверь в Императорскую ложу, — Может быть, прекраснейшие из очаровательнейших пожелают чего-нибудь еще?
— Искристого «Aedorne» и фруктов. — пожелала Аэлирне.
— Клюквенного морса и шоколада, — улыбнулась Айне.
— Как обычно… начал было ярл.
Маэстро поклонился, — Не извольте беспокоиться. Как обычно — самое лучшее и на цену не смотреть.
— Поразительно! — со смехом вцепилась в ярла Аэлирне, когда все требуемое было доставлено и они остались втроем, — Все так и пляшут перед великим черным магом!
— Дайте человеку совершить то, чем он потом будет гордиться; при этом немного заработать, — пожал плечами ярл, — И он вас запомнит.
Тут оркестр из своей ямы заиграл чарующую мелодию, и началось ЧУДО.
Когда бессмертное творение окончилось, и певцы кланялись ревущей от восторга публике, ярл и Аэлирне почувствовали на глазах слезы. Повернувшись к Айне, они увидели, что она плачет от счастья.
— Я… я не знаю, — всхлипнула она и обняла мать, безбожно орошая слезами плечо ее платья, — Я… так счастлива. Теперь я понимаю, что испытал ярл, когда мы вышли от Рубини. Это как прекрасный сон, невыразимо очаровательный… Ох…
И девушка вновь зарыдала от переполняющей ее радости. Аэлирне тоже плакала, улыбаясь. Ярл отвернулся и достал платок, чувствуя, как на него накатывают волны чувств.
Когда вышли под яркие летние звезды, Айне уже полностью пришла в себя.
— Почему со мной так? Что это было?
Ярл долго думал, ведя под руки обеих красавиц. Затем спросил у опытной волшебницы, — Белое — это магия музыки? Или танца?
Аэлирне кивнула, — Очень может быть. Дед Айне по отцу был великим бардом. Придет время — проверим и белый цвет шара.
— Ярл, у тебя квадранс, чтобы сходить в ванную. Потом мы.
Тот шутливо отдал честь и отправился по адресу. Когда вышел, уже переодетый в халат, заметил, — Айне, ты неплохо скрываешь мысли, но вот чувства… Что-то ты вертишься от нетерпения, но в чем дело — понять не могу.
Проказницы переглянулись, прыснули, и гордо продефилировали в ванну, благо облицованное мрамором сооружение при желании могло бы вместить и пятерых.
Вдоволь наплескавшись и нашептавшись, они столь же чинно вышли и плюхнулись по обеим сторонам от ярла, который сидел посреди дивана и блаженно щурился в потолок.
— Что же за каверзу вы, подруги, замыслили? Мне почему-то сладко и тревожно на душе.
— Ярл, сделай милость, поцелуй маме руку.
Тот охотно приложился к ручке Аэлирне.
— Кедр и лаванда, — улыбнулся он.
— Неплохо, — Айне откинулась на спинку дивана и, закрыв глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. — А теперь, скажи, как ты относишься к маме?
— Как к старшей сестре, — не задумываясь, ответил ярл, — Очень уважаю. И… мэм — исключительно красивая женщина.
Аэлирне улыбнулась, — Когда же ты научишься говорить комплименты? С последнего надо было начинать!
— Ярл, поцелуй маме руку, как если бы это была я, — неумолимо погнала вперед Айне.
Ярл долго и серьезно смотрел в глаза девушки, а затем повернулся к Аэлирне. Коснулся губами ладони, ласково поцеловал каждый пальчик, нежно прошелся к запястью…
— Да! — выдохнула Айне, — Я от удовольствия чуть с дивана не упала.
Глаза ее заблестели, на щеках разлился легкий румянец. Вытолкав ярла и Аэлирне с дивана, она сбила подушки в одну сторону и полууселась-полуулеглась.
Пристально посмотрела в глаза ярлу.
— Я так хочу. Сделайте это для меня, оба. А я… я буду с вами. Я же все-все чувствую.
— Я тоже ощущаю, как тебе хорошо, — тихо сказала Аэлирне.
— Признаюсь, и я тоже. Но… вы хоть бы меня спросили, заговорщицы!
Аэлирне взяла руками голову ярла и повернула к себе. Поймала своими синими глазами взгляд ярла. Улыбнулась, как мать улыбается ребенку.
— Мы обе решили, что ты будешь наш. Айне и мой. Мы с ней будем вместе. Или ты откажешь очаровательным из прекраснейших? К тому же — это совет Императрицы. А она, как мы все знаем — в числе прочего, и умница.
Ярл вздохнул, сдаваясь, — Я никогда и ни перед кем не ходил на задних лапках. Мне немного страшно.
— Чего ты боишься?
— У меня только одно сердце.
Айне взяла руку ярла и прижалась к ней щекой.
— Но очень большое. Мы поместимся обе, — улыбнулась она. — Valle, мы с тобой хотим быть вместе. Единственный способ — через вот эту красавицу, которую мы любим и уважаем. Я уверена, и жалеть буду только о том, что мы сейчас зря тянем время.
— Несносный ребенок, — но глаза ярла говорили совсем другое. — Я попробую.
Он подхватил на руки Аэлирне, и отнес в спальню, под слабый свет магического шара. Когда его ласковые губы заскользили по бархатной коже шеи, из соседней комнаты донесся задыхающийся от счастья шепот Айне.
— … Не останавливайся, любимый. Прошу тебя…
Аэлирне, выйдя из ванной, уселась завтракать. Вареное всмятку яйцо, ломтик черного хлеба. Апельсин, персиковый сок в высоком бокале.
— Ну, нет! У меня сегодня аппетит просто неимоверный! — и она вызвала прислугу.
Айне вылетела из ванной, приплясывая от счастья. Обняла сзади сидящую маму и, сияя глазами, прошептала на ухо:
— Спасибо, мам! Это было… неописуемо! Да ты и сама все знаешь.
— Знаю, Айне, — шепнула мама и чмокнула дочь в нос. — И… спасибо тебе.
— За что?
Они замерли, прижавшись щека к щеке.
— Знаешь, я уже почти забыла, что это такое — любить и быть любимой. — слегка улыбнулась, — А когда ты перехватывала иногда инициативу — это было что-то!
— Так ты довольна советом Эстреллы?
— Почти, — Аэлирне гладила волосы дочери. — Почти.
— Да, я понимаю. Но ничего, мы вдохновим нашего Valle, и он решит проблему с детьми-внуками. Такое впечатление, что для него нет преград. Может, неправда, что все некроманты — злодеи?
— Во всяком случае, вторым Яромором он не станет. Садись ешь. Ты ведь не забыла — сегодня турнир лучников?
— Ох, и правда. Надо хорошенько подкрепиться. — Айне стала бодро уничтожать завтрак, мурлыкая под нос арию из вчерашнего спектакля.
— Кстати, а как там наш дорогой? — они заглянули в спальню. — Так и есть, дрыхнет! Как ни жаль, но надо будить. Может, устроим холодную ванну?
— Ой, не стоит, — счастливо поежилась Айне. — Может спросонья и гостиницу развалить.
Ярл вылез из душа уже проснувшийся и чем-то озабоченный. Даже поцелуй Аэлирне не до конца прогнал грусть с его лица. Айне упала со стула.
— Мам, полегче, — слабо запротестовала она, влезая обратно. — По крайней мере, предупреждай.
— А чего это наш дорогой такой бука?
