собрание всех граждан. Рёскеи'.
Содержание телеграммы мгновенно разнеслось по городу.
Башмачники разочарованно переглядывались: вот те на! Не казнили, значит.
Рёскеи не то что не любили, — скорее, стонали под ним. Слишком тяжел он оказался для Кертвейеша: навалился — и ни охнуть, ни вздохнуть. Откуда уж у королевского советника власть такая — одному богу известно. Верней всего, оттуда же, откуда у змеи камень-змеевик на голове:[128] из слюны других змей. В каждом городишке такой сатрап имеется.
И когда он в отъезде, все блаженствует. И дышится словно легче, и вода в Кемеше веселей плещется, и небо ясней улыбается: тиран уехал! Но, с другой стороны, ночью в «Гвоздике» опять пехотные офицеры подрались с горожанами и до крови исполосовали саблями Лаци Пенге с брандмейстером Палиной (везет же этому Ковини — вот уже готовая интерпелляция!). И той же ночью на улице Чапо подкопали хлев у портного Мунци и трех откормленных свинок свели. Словом, только бургомистр из города — сейчас же все темные страсти разнуздываются.
Эти три сенсации и держали в лихорадочном напряжении общественное мнение, когда случилась четвертая. Мунци, расспрашиваемый полицмейстером, кого он подозревает в краже, очень странные намеки сделал.
— Это не бедные люди свели, между прочим.
— А кто же? Говорите яснее.
— Это плод мести вообще и в частности. Во всяком случае, я об этом заявить имею.
— Соседи, может, по злобе? Кто там с вами не ладит? Подумайте хорошенько.
— Касательно личности злоумышленника питаю кое-какие подозрения, но…
— Не валяйте дурака, Мунци. Выражайтесь яснее. Что вам мешает, прямо говорить?
— Сомнения на предмет целесообразности прямого говорения. (Мунци дока был по части так называемого «кудреватого» стиля.)
— Мне ты можешь спокойно все выкладывать, старый козел! — вспылил полицмейстер. — Что мне, целый день тут с тобой валандаться? — И, успокоясь, добавил мягче: — Не воображайте, что я клещами из вас буду вытягивать. И молотком вышибить могу, понятно? Ну давайте все по порядку. Кого из уволенных подмастерьев подозреваете?
— Крайне далек от подобного рода предумышлений.
— Ну, значит, из соседей кого-нибудь?
— Выше! — с неколебимым убеждением сказал Мунци.
— Что значит «выше»? Что вы подразумеваете?
— Сплетение более высоких государственных мотивов и интересов.
— Каких еще государственных? Я, что ли, свиней у вас украл?
— Выше! — с прежней невозмутимой уверенностью ответствовал Мунци.
Короче говоря, почтенный портновских дел мастер (хотя с полной очевидностью и этого нельзя было от него добиться) в правительство целил: оно-де подстроило похищение свиней за недавнюю его реплику о тринадцати генералах и вообще в отместку за его, Мунци, политику,
— Что же это за политика такая?
— Немцев не люблю больше, чем положено.
— Значит, вы крайний левый. Так. И вы думаете, что кража свиней с этим связана?
— Amen [Аминь; здесь: да, именно (лат.)], - подтвердил Мунци торжественно.
— Да у вас мания величия, Мунци!
Вот какие происшествия волновали городишко, — и, в довершение всего, еще это известие о завтрашнем собрании. Афиши о нем, напечатанные аршинными буквами, были уже к вечеру расклеены по стенам. Большие группы людей стояли и читали.
— Ну, завтра жди сюрприза.
— Наверно, мы процесс выиграли и бургомистр сделает сообщение об этом.
Кертвейеш с незапамятных времен с казной тягался из-за Рихоцкого леса. Каждый венгерский город ведет какую-нибудь тяжбу, — наверно, чтобы от будущего чего-то ждать и в мудрость судей верить, а не в собственные силы.
Нотариус Дёрдь Ленарт так усердно взялся выполнять распоряжение бургомистра, что даже городского глашатая с барабаном выслал на дальние улицы — объявить время собрания. Но лучше всяких барабанов растрещала по городу другую великую новость бургомистрова горничная Пирошка: что Минка за остановившегося у них немца выходит, а Ковини получит отставку. Ну, этого еще недоставало! Ни одна старуха в тот вечер не ужинала дома. Новость всех взбудоражила, даже к Бланди проникла, который тут же приказал:
— Эй, Флоке какой-нибудь! Лошадь седлай да к Ковини скачи в Блазоц!
Нарочный тотчас поскакал с письмом, в котором стояло: 'Дело дрянь, приезжай!'
Все мужья отпросились из дому в тот вечер, инстинктивно чуя приближение важных событий. Что-то носилось в воздухе, только в руки не давалось. В «Звезде», в «Гвоздике», в 'Золотом коне' далеко за полночь затянулись пересуды, догадки за стаканом вина. Даже такие толки пошли, что каша-то вся наверху заварилась: мамелюки на правительство рассердились за роспуск парламента и теперь бунтуют вот, митингуют, кабинет норовят свалить.
— Ерунда! — отрубил старый писарь Михай Прокеш. — Ни один телок еще свою матку насмерть не забодал.
Еще больше городок на другой день оживился. Все жители толклись на улицах, будто в праздник, а после обеда избиратели потянулись в ратушу, другие же, «безголосые», — на вокзал: бургомистра ждать.
И когда, точно в половине четвертого, подъехал поезд и из него вышел бургомистр, его встретило оглушительное 'ура'.
Приехал он один. Четверка губернаторских тоже у вокзала стояла, но хозяина ее не было.
Рёскеи вздрогнул от этого «ура». 'Уж не сделал ли я какую глупость?'
Он перебрал в памяти последние дни, но не нашел никакой промашки, за которую мог бы себя винить. Но тогда чего же они кричат?
Обменявшись рукопожатием с Ленартом, они сели в экипаж. Носильщик кинул на запятки большой клеенчатый сверток.
— Что это? — полюбопытствовал нотариус.
— Флаги.
— Какие флаги?
— Потом узнаешь. Собрание созвал?
— Как ты велел.
— Ковини здесь?
— Нет.
— Очень хорошо. Я заеду домой — у меня как раз четверть часика есть — переодеться. А ты иди в ратушу и с надежными людьми там поговори — пусть нас во всем поддерживают. В разных концах зала их размести.
— А что предполагается? — понизив голос, спросил нотариус.
— Тебе скажу, потому что в твоих интересах держать это в секрете. В парламент я поеду от Кертвейеша.
Нотариус просиял, и глаза у него сделались как две большие блестящие сливы.
— Ты? — пролепетал он. — А как же Ковини? Бургомистр махнул рукой пренебрежительно.
— Ковини дома посидит. Кому он теперь нужен. Флаги его еще сегодня снимем. Поиграли — и хватит.
— Ас городом что будет? — глухо, почти боязливо, спросил нотариус.
— И город на своем месте останется, только бургомистром ты будешь.
— Но как же все это случилось? — с радостно бьющимся сердцем воскликнул ошеломленный нотариус.
— Очень просто. Премьер хочет, чтобы я депутатом был. Этого требуют интересы страны и особенно
