интроекции, происходящими у младенца, возможно, в первые три-четыре месяца жизни ребенка и имеющими непосредственное отношение к его восприятию «хорошей» и «плохой» груди. Тем самым М. Кляйн задала ориентиры для такого психоаналитического понимания особенностей развития ребенка, при котором важное, первостепенное и определяющее значение придавалось не столько эдипову комплексу, сколько доэдиповскому периоду, предэдипальному развитию. В частности, она считала, что в раннем развитии ребенка жизненно важную роль играет тревога преследования и депрессивная тревога, тесно связанные с представлением младенца о «плохой» («пожирающей») груди и ведущие к возникновению инфантильных неврозов.
Представления М. Кляйн о «хорошей» и «плохой» груди легли в основу ряда психоаналитических разработок, связанных с исследованием доэдипальных стадий развития ребенка и тех его психических состояний, которые формируются на этих ранних стадиях и характеризуются проявлением тревожности, возникновением инфантильных неврозов.
Американский психоаналитик Г.С. Салливан (1892–1949) осуществил дифференцированное разделение сосков груди матери на несколько видов: хорошие и приносящие удовлетворение (являющиеся сигналом к сосанию); хорошие, но не приносящие удовлетворения (являющиеся сигналом к отказу до тех пор, пока голод не станет настолько сильным, что сосок будет сочтен подходящим); неподходящие (недостаточно долго дающие молоко и служащие сигналом к отказу, поиску другого соска); плохие (когда мать охвачена тревогой, передающейся младенцу, в результате чего появляется сигнал к избежанию брать в рот какой бы то ни было сосок). Важное значение для ребенка приобретает отличие между хорошим, приносящим удовлетворение соском материнской груди и таким же соском матери, испытывающей тревогу. Между ними нет никаких видимых различий. Но, как замечал Г.С. Салливан в посмертно опубликованной работе «Межличностная теория в психиатрии» (1953), «поскольку речь идет о переживаниях младенца, нужно помнить, что для него они принципиально отличаются друг от друга, что обусловливает абсолютно разное обращение с ними и поведение вообще».
Высказывая свои соображения по этому поводу, Г.С. Салливан пояснил их следующим примером. Предположим, что в тот момент, когда младенец охотно и активно сосет материнскую грудь, происходит нечто неожиданное, вызывающее у матери сильную тревогу. Ее тревога немедленно вызывает тревогу у младенца, что приводит к изменению его поведения: младенец выпускает сосок груди изо рта; отказывается его снова искать; отталкивает его от своих губ, если мать пытается поднести его к ним; отрыгивает молоко. Тем самым происходит нарушение межличностной ситуации между матерью и ее ребенком, в результате чего сосок груди матери, испытывающей тревогу, продолжает давать молоко, потребность в пище остается, переживаемое напряжение требует продолжать кормления, но «с разрушением интерперсональной ситуации оно прерывается».
Подобное рассмотрение межличностных отношений привело Г.С. Салливана к утверждению, что в структуре первичных переживаний младенца возникают два знака, символизирующих хорошую и плохую (вызывающую тревогу) мать. Сходные размышления о процессах кормления грудного ребенка привели многих психоаналитиков к мысли, что восприятие младенцем материнской груди вызывает у него такие переживания, которые становятся важным фактором, оказывающим существенное влияние как на его психическое состояние, так и на процесс становления личности.
В работе «Кризис психоанализа» (1970) Э. Фромм высказал мысль, что причина данного кризиса состоит в «превращении психоанализа из радикальной теории в конформистскую». Если первоначально психоанализ был радикальной теорией, раскрывающей бессознательные мотивы деятельности человека и освобождающей его от различного рода иллюзий, то со временем он утратил эти черты, впал в застой и, по словам Э. Фромма, «скатился в конформизм и поиски респектабельности».
Истоки кризиса психоанализа лежат в учении З. Фрейда о человеке и культуре. С одной стороны, психоаналитические представления о бессознательном служили основой для критического мышления, разрушившего догматическую веру в сознание как глубинный уровень психики и способствовавшего пониманию «ложного сознания», человеческого самообмана, механизмов подавления естественных желаний человека в обществе. С другой стороны, критическое мышление З. Фрей да сводилось к критике подавления сексуальности в культуре и к осторожной постановке вопроса о том, не являются ли некоторые культуры невротическими, без радикальной попытки однозначно ответить на этот вопрос. Присущее классическому психоанализу внутреннее противоречие привело, по мнению Э. Фромма, к тому, что его ортодоксальные ученики последовали не за З. Фрейдом-радикалом, а за основателем психоанализа- реформатором.
Отталкиваясь от психоаналитических концепций З. Фрейда, Э. Фромм пересмотрел те из них, которые отражали механистический взгляд на природу человека. По его убеждению, классический психоанализ способствовал обогащению знаний о человеке, но он не преумножил знания о том, «как человек должен жить и что он должен делать». Расценивая психологию как естественную науку, З. Фрейд совершил ошибку, отделив психоанализ от философской и этической проблематики. Он не обратил внимание на то, что невозможно понять человека, если не рассматривать его во всей целостности, включая ответ на вопрос о смысле его существования. Поэтому, как считал Э. Фромм, классический психоанализ необходимо реформировать таким образом, чтобы перевести прозрения и идеи З. Фрейда в экзистенциальную плоскость: психоанализ должен опираться на антропологическо-философскую концепцию человека. Творческое возрождение психоанализа возможно в том случае, если он «преодолеет свой позитивистский конформизм и снова станет исполненной социальной критики новаторской теорией в духе радикального гуманизма».
Гуманистический психоанализ основывался на ряде сформулированных Э. Фроммом теоретических положений, среди которых принципиально важными были следующие: ключевая проблема психики – не удовлетворение или фрустрация желаний, потребностей человека, а его особая связь с внешним миром; миф об Эдипе следует понимать как символ не инцестуозной (кровосмесительной) любви между матерью и сыном, а протест сына, восставшего против отца в патриархальном обществе; сексуальные влечения – не причина, а следствие психологического симбиоза ребенка с матерью; тоска по любви матери и страх перед ее деструктивностью являются более сильными и элементарными, чем восходящая к сексуальному желанию связь с ней; одна из основных причин возникновения неврозов уходит своими корнями не в эдипальную, а в предэдипальную связь ребенка с матерью; в сновидениях отражается не только все худшее, но и все лучшее из того, что свойственно человеку; инстинкт жизни представляет собой первичную потенциальность в человеке, в то время как инстинкт смерти – вторичная потенциальность, относящаяся к психопатологии; помимо изученного З. Фрейдом вытеснения желаний человека имеет место «социальное вытеснение», как недопущение осознания социальных противоречий, вызванных обществом страданий; полное осознание вытесненного возможно только в том случае, если оно выходит за пределы индивидуальной сферы и включает в себя анализ «социального бессознательного»; наряду с индивидуальным характером следует учитывать «социальный характер» как совокупность черт, свойственных большинству членов данной социальной группы и возникающих в результате общих для них переживаний и общего образа жизни; в современном мире психоанализ утратил свою критическую функцию и, следовательно, важно развить гуманистический социальный критицизм как необходимое условие достижения того, что у З. Фрейда было выражено в максиме «Там, где было Оно, должно стать Я»; психоанализу предстоит изучить «патологию нормальности», то есть хроническую, слабо выраженную шизофрению, которую порождает технократическое общество настоящего и будущего.
