она жертвует собой, спасая честь его возлюбленной. Подробности не вполне выяснены, — может быть никогда и не будут выяснены, так как эти последние события не закреплены на бумаге. Она берет к себе в дом трепещущую женщину, выдает ее положение за свое. И дитя Мэри Чауорс рождается Медорой Лэй.
Обман удается. Через несколько недель Байрон может свободно вздохнуть
Our secret lies hidden
But never forgot[13]
Мэри Чауорс возвращается домой. Джон Местерс далеко и нечего не подозревает. Напрасно Байрон пытается окончательно завладеть возлюбленной. Это странно, но она отвергает его. Какой-то таинственный страх перед этим человеком вновь охватывает ее. И она сама — как он рисует в своем стихотворении — толкает его на брак с нелюбимой женщиной. Вскоре после этого затуманиваются ее умственные способности, и она умирает в болезненной меланхолии.
Странно читать стихи Байрона, когда знаешь все это! Возлюбленная, «усопшая без могилы» — «one without the tomb» — погибшая по его вине; сестра, принесшая себя в жертву — «I loved her and destroyed her»[14] — жутко реальные образы. Как Гете, перевоплотившийся в Фауста и в Клавиго, он преувеличивает свою вину, снова окунаясь в жизнь, страдая и наслаждаясь, в то время как любившие его остались разбитые, «Sufferers of my sins».[15] В сознании ужасной действительности он восклицает
My injuries came down on those, who loved me,
On those whom I best loved.[16]
Но их судьба его не удерживает. Всем он жертвует своему творчеству: люди становятся тенями, которые мрачно гнетут его память, — но это лишь тени. И в то же время как он в Венеции рисует эти переживания в библейских трагедиях, дома у его сестры разыгрывается другая драма, более значительная и более героическая, чем все созданные им.
Байрон бежал, его сестра осталась покрывать его вину. Лэди Байрон чует, что в руках Авроры находится тайна, которую она старается у нее вырвать. Ее неизмеримая ненависть жаждет доказательств, очевидных, непреложных доказательств «to crush lord Byron».[17] Она окружает себя адвокатами и советчиками, вооружается параграфами и статьями; и, чтобы поразить мужа, она направляет стрелу против его сестры.
Но открытое нападение было бы опасно. Чтобы вырвать у нее тайну рождения Медоры, ей необходимо сблизиться с ней. Начинается игра самого безудержного лицемерия: лэди Байрон прикидывается дружески преданной Авроре Лэй. Она пишет ей — под диктовку своих адвокатов — нежные письма и приглашает женщину, которую она подозревает в кровосмесительной связи с ее мужем, к себе в дом; она гладит ее бархатной лапкой, чтобы в удобную минуту выцарапать у нее когтями какие-нибудь доказательства. Она просит ее, под лицемерным предлогом интереса к жизни мужа, показывать ей пмсьма, которые Аврора получает от брата, и копирует их листок за листком. Их беседы подслушиваются за дверью. Следуя указаниям своих советчиков «to show all kindness to Aurora»,[18] она скрывает свою ненависть под маской умиротворенной доброты, все глубже она втягивает Аврору в сети доверия. Мышеловка готова, пружина натянута.
И Аврора попадает в мышеловку. Но не по наивности, а вполне сознательно: на лицемерие она отвечает лицемерием. Следуя предостережениям друзей и советам брата, она притворной доверчивостью отвечает на притворную доброту. Коварному, лицемерному упорству этой женщины она противопоставляет страстную выдержку своего спокойствия; с изумительным мужеством она окунается в ад вечных выпытываний и перекрестных допросов, — лишь бы отвлечь подозрение от Мэри Чауорс и сохранить последнюю тайну, доверенную ей братом. Истинная мученица, подобно Себастьяну, она предоставляет стрелам ненависти проникать в ее душу, но зубами она цепко держит тайну. Невыразимо ее страдание. «Никто никогда не узнает, сколько я выстрадала из-за этого злосчастного события; с тех пор я не имела в своей жизни ни одной спокойной минуты», пишет она одной из подруг; и даже Байрон из своей дали не чувствовал всего ужаса этих мучений.
Почти десять лет длится эта тайная борьба. Подобно Кримгильде и Брунгильде, стоят они друг против друга, обе знающие о тайне, обе полные ненависти друг к другу, но в притворной дружбе. Это игра на жизнь и смерть. Только лэди Байрон, заблуждаясь, думает, что она играет Авророй, в действительности же Аврора играет ею. Ибо только она одна знает тайну и неумолимо хранит ее.
Все опаснее становится борьба. Целыми днями они беседуют, подстерегая каждое слово. Аврора терпит неискреннюю любовь лэди Байрон и знает, что за ней скрывается ненависть. Она терпит ее расспросы и знает, что это грабеж. Она любезно разговаривает с ней, зная, что подозрения подстерегают каждое движение ее губ. Кто в силах описать весь ужас этих бесконечных часов.
Все яростнее они впиваются друг в друга. Тщетно мать лэди Байрон советует ей быть настороже. «Берегись ее, — пишет она, — если я хоть сколько-нибудь понимаю человеческую душу, эта женщина должна безжалостно ненавидеть тебя». Но лэди Байрон жаждет доказательств. Она не уступает в своей опасной игре.
И вот настает ужасная месть Авроры. Преследуемая начинает мучить преследовательницу. Все дальше она гонит ее по неверному следу кровосмешения, все глубже она втягивает ее в гущу предположений. Одним словом правды она могла бы вырвать из ее души ядовитое жало бушующей ревности. Но нет! Она питает, она укрепляет это неверное подозрение. Время от времени она бросает слово лживого признания, жажда лэди Байрон подхватывает это доказательства, — и уже Аврора отнимает назад брошенную приманку. Она сознается, — но не письменно. Она показывает ей любовное письмо Байрона, которое в действительности было обращено к Мэри Чауорс, и спрашивает ее, что ему ответить. Лэди Байрон, неудовлетворенная этим документом, советует ей ответить Байрону страстным письмом, чем надеется вызвать его на полную откровенность. Аврора не следует ее совету. Тщетно леди Байрон пытается побудить ее к решительным действиям — следовать за братом, чтобы кровосмесительная чета «soror et conjux»[19] открыто предстала перед светом. Снова Аврора отступает — и снова дает пищу подозрениям. Она беспрерывно играет с преступлением, и, не останавливаясь перед тем, что ложное подозрение — как это и случилось в действительности — опозорит ее имя, она все глубже втягивает лэди Байрон в заблуждение. И если лэди Байрон сообщала свои подозрения Бичер-Стоу и другим, то эта ложь была сознательной ложью. Ибо Аврора победила. Вплоть до смертного часа лэди Байрон была уверена в кровосмесительной связи ее мужа; настоящей тайны она не знала, не узнала имени Мэри Чауорс.
В 1824 году умирает Байрон. еще раз встречаются обе женщины, чтобы сжечь его мемуары. И личины падают. Обнаженная ненависть стоит лицом к лицу с ненавистью. Тот, из-за кого они разыгрывали эту ложную дружбу, ушел навеки. В их взорах горит настоящее чувство: непримиримая смертельная ненависть.
Они больше не встречаются. Они больше не пишут друг другу. Они старятся и чувствуют приближение смерти. Поколение сменилось, память Байрона покрыта славой, Мэри Чауорс умерла, за ней последовала ее дочь Медора.
Еще раз лэди Байрон пытается вырвать тайну, — или, вернее, купить ее, предлагая Авроре завещание в пользу ее детей. Она не хочет умереть, не приобретя уверенности. Женщины встречаются еще раз, но каждая в сопровождении свидетелей, вооруженная до зубов. Подобно Елизавете и Марии Стюарт, они пытаются в память былой дружбы прийти к мирному соглашению, — но горячо вспыхивает ненависть. Аврора холодно отвергает все подозрения, отрицает все свои признания. Больше ей некого охранять. Разочарованная, уходит лэди Байрон. И она умирает, не узнав истины.
Но тайна, их общее детище, переживает их всех, вырастает, начинает говорить, обегает весь мир, подымает смятение и возбуждение. Но теперь и ее путь закончен. Загадка разгадана, игра закончена; раскрытая тайна теряет притягательную силу. Еще не распечатаны документы, но они могут лишь пополнить то, что известно уже сейчас. Интерес к тайне Байрона, переживший три поколения, исчерпан. И новые вопросы стоят теперь перед новым миром.
