ним на пару сосватали Лариску с сереньким и прицепили к ним мелкого серенького, на что те шарахнулись друг от друга, прочие расхохотались, и напоследок мы потыкали пальцем в Сильвера, Подушку и маленькую украинку. Все улеглись, кто где был, содрогаясь в предсмертных конвульсиях от смеха. Эстонцы покраснели.
— Нет, это моя украинская, по всем статьям! — хихикала Ксюша. Она с ней поговорила.
— Приводи сюда, тут и без того не то зоопарк, не то цирк. Ещё два экспоната погоды не сделают, — ответила она ей.
— Еще два экспоната? — мы с Иркой снова сложились пополам.
— Не-э, оба со мной, — помотала головой Ксюша.
В комнату вошли еще два парня, украинца. О-о-о, Оскальчик и один из близнецов, Ксюшин как раз. Я сначала хотела было спрятаться за Даниила, потом подумала, что прятать нужно как раз Даниила, но в итоге решила, что лучше всего будет спрятать Оскальчика. Даниил недобро следил за украинцем сверху, Подушка недоумевал, Ирка хохотала, остальные не реагировали никак. Ксюша отдала какую-то папку Оскальчику и сообщила, что он свободен. Украинец насупился и, что-то бормоча, собрался уходить. Лариска зачем-то донимала мелкого.
— Да шо ты баешь! — выдал он, когда бормотание украинца стало уже очень явственным.
Он подскочил на месте и обернулся.
— Действительно! — Подушка положил ему руку на плечо. Бедный украинец свернул шею, посмотрев на Подушку, устрашился еще больше и пулей вылетел из комнаты, раз и навсегда зарекшись связывать с эстонцами. Близнец, оставшийся в комнате, еле сдерживал смех.
— Да чего ты стесняешься, ржи на здоровье, — сказала ему Ксюша.
Тот расхохотался.
— Чего ты ржешь? — спросила я.
Он поманил меня к себе.
— А мне? — обиделась Ксюша.
Близнец помотал головой и подошел ко мне ближе.
— У вас тут так эстонцев много. Они что, размножаются? — спросил он.
— Неужели не видно, что похожи? — встречно спросила я.
— Видно, — хихикнул он.
— Ну ладно еще, сосватали! Но шутить по этому поводу шепотом — это уж слишком! — нахохлился Одеяло. Вся комната ухохатывалась над ним.
Послышался дикий топот, все эстонцы без исключения обернулись на шум.
— А вы не знали? Они уже с прогулки вернулись, — сказал украинец.
— Эх, лучше бы еще погуляли, — вздохнула я.
Эстонцы собрались и ушли к себе на дачу, унося с собой мелких. Мой мелкий долго не хотел уходить, но Даниил забрал его у меня из рук и понес сам. Тот горестно повис у него на плече. Нам помахали ручкой, сообщив, что они еще вернутся. Прямо сказочные злодеи!
Нас стали собирать.
— Оля, Ира, я думал, вы в изоляторе! — строго сдвинул брови Андрейка.
— А мы там были, только вернулись раньше, чем вы.
— Ну-ка мне подтверждение.
Да раз плюнуть. Мы сбегали в медпункт и попросили подтвердить, что с такого-то по такое-то мы бегали в изоляторе и таскали оттуда мелких.
— Вот!
Андрейка успокоился.
Мы пошли обедать. В очереди стояли эстонцы, бегая, кто как пожелает.
— В очередь, в очередь! — говорили им повара. И какая разница, что им говорят, все равно не понимают!
— Так, — я решилась на эксперимент. Я взлохматила волосы, взяла у Иры деревянные бусы, привесила и пролезла в очередь. Нахватала себе еды и отправилась к своим.
— Так, а почему у Оли все есть, а у других нет? — спросил Андрейка.
Я пригладила волосы, отдала Ире ожерелье, поправила кофту.
— А, была, не была! — Ира пошла на промысел.
— Ир, а ты что тут бегаешь?
— О, запалили, — огорчилась она.
Пришлось остальным ждать очереди.
Мы покушали и вернулись на дачу. Украинки тем временем уже вымыли голову и привели себя в порядок. Так, надо и мне готовиться — гала-концерт, как-никак!
— Да что же ты, резинка, не держишься? — громко спросила я, ловя резинку, падающую с волос.
— Попроси Одеяло, — посоветовала Ира.
— Ага, по крайней мере, не свалится, — согласилась я.
Ира посмотрела на меня как на самоубийцу.
— Люди, вы что тут делаете? — в комнату вошел серенький.
У Ирки подъюбник наполовину снят, на мне наполовину надетое платье.
— Переодеваемся, — ответила я.
— Значит, нельзя, — заключил серенький. — Пойду им скажу.
Блин, они уже переоделись!
— Можно, почему нельзя. Сейчас Лариса придет, она только еще голову вымыла, — хихикнула я. Слава богу, это слышала только Ирка.
Мы поскорее оделись.
— Теперь можно зачесываться, — вздохнула я.
— Везет тебе, а мне еще лак стирать, и половину украшений снимать, — сказала Ирка.
Ира сделала себе хвостик, я позавидовала. Тут в комнату зашел Одеяло, на ходу застегивающий рубашку. Он так и сбежал с красной дачи, толком не одевшись? А еще говорят, что мы, русские, странные!
— Блин, рубашку не заправил, — посетовал он.
— Ты ее только что застегнул.
— А галстук я зачем принес? Ладно, потом занесу, — продолжал распинаться Одеяло, заправляясь.
— Паранджи не хватает, — хихикнула Ира.
— Зачем?
— Для комплекта.
Вместо паранджи был надет галстук.
— Слушай, как ты эти хвостики делаешь? — спросила я.
— Давай.
Одеяло сноровисто собрал мои три короткие волосинки в хвостик и затянул резинкой.
— О-о. Але-але, — стала разрабатывать лицо я, ибо Одеяло так стянул, что проблематично было даже говорить. — На дворе трава, на дрове двора! Тьфу, на дворе трава, на траве дрова!
— Ой, я лучше потом переделаю.
Не будем смущать девочек, пойдем смущать мальчиков! Мы собрались и пошли на красную дачу.
— Блин, как мне надоел этот подъюбник, постоянно его подтягивать! — вздохнула я.
— Как мне надоел этот подъюбник, постоянно его на бедрах носить! — посетовала Ира.
— Почему мы такие глупые? — ужаснулась я.
Мы с ней прямо посреди улицы поменялись подъюбниками. Во, теперь в самый раз! По лицам эстонцев мы поняли, что так делают только русские.
Мы зашли на красную дачу. Там около зеркала толпились мелкие: кто рубашку застегивал, кто штаны. Зачем для этого зеркало, осталось для нас загадкой. Мы подошли к ним и поправили перед зеркалом воротнички, мелкие своротили шеи, смотря на нас.
— Сейчас будет еще веселее, старшие будут переодеваться! — сказала Ирка.
