приводил в свой дом уличных девок.
– Ой ли? – не испугался его гнева Зыбин. – А по моим данным, она пробыла у вас до утра, затем ее отвезли в вашей карете... – И не сказал, куда отвезли.
– Что же она натворила, раз ею занялась полиция?
– Подозревается в тяжких преступлениях, особо тяжких, – не ответил прямо Виссарион Фомич. – Прошу простить, господин Неверов, но у меня нет причин не доверять сыщикам.
– Я никогда не видел ее, – отрезал Неверов и поднялся, давая понять, что господину фараону пора и честь знать.
Зыбин, вставая из кресла, вздохнул:
– Жаль. Девица крайне опасна, и коль вы видитесь с нею, то поостерегитесь, иначе невзначай и жизни лишитесь.
– Хотите сказать, она кого-то убила?
– Да уж сказал. А вы ничего не желаете добавить к своему незнанию?
– Ничего.
– Мое вам почтение.
Неверов поспешил наверх, где, прочно обосновавшись в его спальне и доме, спала Надин. Он был в высшей степени озадачен: одно дело, когда она наряжалась в одежды прославленной шлюхи ради того, чтобы любыми средствами завлечь его, и совсем другое – преступления. Слава демона ему льстила, но сообщник преступницы, а именно на эту роль и намекал Зыбин, – уже чересчур. Орест присел на кровать и тронул Надин за обнаженное плечо, она потянулась:
– Кто приходил?
– Зыбин, начальник следственных дел.
– Что ему от тебя нужно?
– Ты.
Наконец она соизволила открыть глаза, в которых и намека не было на испуг, усмехнулась:
– Я? Зачем?
Надин провела пальцем по виску и щеке Неверова, тот мотнул головой и сказал:
– Он подозревает тебя в особо тяжких преступлениях.
– Меня?! – Надин усмехнулась и села, прикрыв грудь одеялом. – Им так скучно в полиции, что взялись за меня?
– Оставь, Надин, свой тон, – подскочил он. – Зыбин не станет разносить сплетни и интересоваться просто так. Он берется за сложные дела, когда у других раскрыть преступление мозгов не хватает.
– Но причем тут я? – недоумевала она.
Неверов уперся руками в кровать, склонился к Надин и заглянул ей в лицо:
– Ведь это ты ходишь по ночам в красной юбке, синем жакете и шляпе с перьями, закрываясь вуалью. О тебе толкуют даже в гостиных, а сыщики следят за тобой, видели, как я однажды привез тебя в свой дом. Ответь мне прямо: что ты натворила?
– А Зыбин говорил, что именно я натворила?
– Нет. Он выспрашивал у меня, кто та уличная девка и где она живет.
– Надеюсь, ты ему не сказал?
– Не сказал, но у меня такое впечатление, будто он знает о тебе все, поэтому пришел ко мне.
Надин подумала немного и поразила Неверова выдержкой, а также полным отсутствием страха перед разоблачением:
– Успокойся, когда б он знал, то не пришел бы сюда.
– Значит, – выпрямился Неверов, – он не зря тебя подозревает? Кого ты убила?
– Господи, Орест, это смешно! Но, так и быть, отвечу: никого.
Разумеется, он не поверил ей, поэтому предложил наиболее разумный выход:
– Тебе следует срочно уехать. За границу.
Внезапно Надин – бесстыжая, оттого влекущая, – вскочила на колени, обняла его за шею и прошептала у самых губ:
– Только вместе с тобой. Одной там скучно, как и здесь.
Она неплохо освоила приемы шлюхи, и Орест, еще минуту назад мечтавший предоставить ей карету и выпроводить вон, поддался хищным ласкам. Вероятно, в женщинах ему не хватало остроты, но не исключено, что и страсть надоест, захочется вкусить чистоты и непорочности. И вдруг слова, такие лишние, такие нелепые, слова, произнесенные Надин:
– А мне нравится близость с убийцей...
– Что? – очнулся он, переводя дыхание.
– Вики сказала, ты убил...
– Надин! – взвыл Неверов. – Ты нашла неподходящее время...
– Но тебе тоже нравится...
– Я люблю все непознанное, – быстро сказал он и закрыл ей рот поцелуем, чтобы ее слова не погасили страсть.
Марго прождала Зыбина битый час. Успела и в магазин съездить, и к портнихе с новыми указаниями заглянуть, правда, от примерки отказалась – много времени займет. Вернулась, а он еще не прибыл на службу. Досаду Марго трудно описать, она намеревалась вернуться домой и вышла из участка, как вдруг извозчик привез Виссариона Фомича. Он скупо поздоровался, Марго последовала за ним к кабинету, смело допрашивая:
– Вы от Неверова?
– От него, от него, – нехотя бубнил Зыбин, а она сделала вывод, что вернулся он ни с чем.
– Чем же он вас огорчил?
– Разве? – Зыбин бросил косой взгляд на Марго, но на ее сиятельстве зло не сорвешь, посему ограничился ворчанием: – Признаться, я не надеялся, что Неверов расскажет о Камелии. Ведь это стыдно – такому благородному господину пользоваться услугами девиц легкого поведения. Однако я заметил в прихожей на столике перчатки и женскую шляпку, стало быть, ночь он провел не один, у него дама.
– Шляпа черная и с перьями?
– Вовсе нет, сударыня. Но шляпка и перчатки дорогие, модные. Прошу вас. – Он пропустил ее в кабинет. – А вы по какому поводу пожаловали?
Он опустился в кресло, выжидающе уставился на Марго, про себя мечтая хоть с полчаса побыть в одиночестве и подумать. Виссарион Фомич страсть как не любил неудачи, а его поход к Неверову, этому снобу и явному негодяю, удачным никак не назовешь. Да куда ж денешься от назойливости ее сиятельства?
Тем временем Марго подошла к его столу и положила на столешницу обычную шляпную шпильку, выполняющую заодно функцию и украшения.
– Вот! – ликуя, произнесла она.
Вообще-то, шпилька не была совсем обычной, так как сделал ее искусный мастер, соответственно и стоила она немалых денег. Она представляла собой длинный и острый стержень, завершающийся набалдашником в форме большой капли сердолика в ажурной серебряной оправе. Виссарион Фомич оторвал взгляд от шпильки и поднял тоскливые глаза на Марго:
– Это булавка для украшения голов дам, мне не надобна.
– Еще как надобна! – Марго заходила по комнате, возбужденно потирая руки. – Обратите внимание: длинный, острый и весьма прочный стержень. Он крепок настолько... – Она ринулась к столу, взяла шпильку и подняла ее к носу Зыбина, – ...что им можно проткнуть и сердце.
Виссарион Фомич, немного растерявшись, сфокусировал взгляд на шпильке. Ему не пришло в голову – а она у него умнейшая и светлейшая, – что в качестве орудия убийства преступник вздумает использовать обыкновенную шпильку.
– Как же, пардон, ею убить? – еще сомневался он.
Загадочно улыбаясь, Марго зажала шпильку между указательным и средним пальцами, большим придавила набалдашник – получился кулачок с длинной и острой иглой. Тут уж Виссарион Фомич откинулся на спинку кресла, глядя не на шпильку, а на ее сиятельство, рожденную, кажется, совершать преступления,
