– Где? – настал черед Замятина удивляться. – В вашей комнате?
– Нет, не в комнате, – вздохнула я и тут только заметила, что Замятин в одних трусах и в тельняшке, да еще босиком.
Олег поймал мой взгляд и смутился.
– Простите, что я не успел одеться. – Он кивнул на плед: – Позвольте? Я прикроюсь, если вам неудобно.
– Да ладно, чего там, – отмахнулась я и снова окинула взглядом комнату.
Это была та самая гостиная, где мы ужинали и рассматривали бумагу из шкатулки. Шкатулку я тоже заметила, а еще свою сумку, которая стояла рядом с диваном.
– А Сева где? – спросила я, удивившись тому факту, что Замятин спасал меня в одиночку.
– Сева? – пожал плечами Олег. – Не знаю. Мне как-то не до того было… – Он встал с дивана. – Пойду посмотрю. Странно, неужели так крепко заснул? – Он почесал в затылке. – Правда, перед сном он изрядно принял на грудь. Проводил вас в спальню и вернулся мрачнее тучи. Вы его чем-то сильно огорчили?
– В очередной раз отказалась выйти за него замуж, – сухо ответила я. – Но он к этому должен бы привыкнуть.
– Ну, видно, не совсем привык, – прищурился Замятин. – Растравили душу парню…
– Послушайте, – я строго посмотрела на Замятина, – вот только адвокатов мне не надо. Это дело давно решенное, пересмотру не подлежит.
– А зря, – усмехнулся он. – По-моему, Сева – очень даже приличная партия!
– Слушайте, оставьте меня в покое, а? – Я спустила ноги с дивана и спросила: – Который час?
– Пятый, – снова усмехнулся Замятин. – Петухи уже прокричали. Все ведьмы разлетелись по домам, черти тоже разбежались…
– О чем это вы? – я с подозрением уставилась на него.
– Маша, – он снова присел рядом и взял меня за руку, – расскажите. Ведь что-то происходит? Я вижу, вы сама не своя. И тогда в тайге, и сейчас. Не таитесь! По себе знаю, сразу легче станет!
– Легче? – Я посмотрела ему в глаза. Спокойные, серые глаза, лучики морщинок разбежались к вискам… Не знаю почему, но я и впрямь почувствовала облегчение. Словно долго-долго носила на плечах неподъемный груз и вдруг догадалась, как просто от него избавиться. И начала рассказывать. Подробно, в деталях, порой останавливаясь, чтобы перевести дух или глотнуть из кувшина, который Олег с готовностью подавал всякий раз, как только я протягивала руку. Странное дело, я перестала волноваться, словно пересказывала происшедшее с другим человеком. Возможно, взгляд Замятина так подействовал или то, что он взял меня за руку, и ладони у него были сухими и теплыми. Правда, пару раз я все-таки всхлипнула, непроизвольно, без слез. И самой же стало неловко от своей слабости.
– Все будет хорошо! – Олег понимающе улыбнулся и коснулся пальцами моей щеки. – Ты – сильная! В жизни так бывает: то чет, то нечет, то черная полоса, то белая. Хочешь, приляг на диване. Еще успеешь выспаться!
– Нет! – вскинулась я. – Ни за что! Если не трудно, поговори со мной. Я все прекрасно понимаю, только этот нечет слишком затянулся. – Я взяла его за руку. – Олег, не уходи! Я все равно не усну!
– Хорошо, – сказал он. – Поговорим…
Это был долгий разговор. О жизни. И смерти. Теперь я слушала, а Замятин рассказывал. Видно, и для него пришло время выговориться. Я иногда вставляла короткие реплики, а он все говорил и говорил. Взгляд его был устремлен поверх меня. Я знала, что он видел за моей спиной, в окне, за которым разгорался рассвет. Он был здесь, рядом, и в то же время там, где смерть успела оставить несмываемый кровавый след. А еще он говорил о страхе. Не о том диком, первобытном, который охватывает человека перед лицом смертельной опасности. Еще страшнее становится от того, что мир вокруг вдруг сменил колею, наплевав на твои планы и желания. Он словно подкупил тебя, заставил поверить, что именно теперь всё будет совсем иначе, так, как мечталось. Но ты боишься, что всё это окажется лишь иллюзией на фоне жуткой, невыразимой тоски. Боишься своих постоянно сбывающихся предчувствий. Боишься и чувств, которые когда-то были самой главной ценностью, а затем превратились в прах…
Олег говорил, а я вспоминала свои страхи. Нет, не ночные кошмары, а те, которые испытала, узнав об измене Бориса. Мир рухнул в одночасье. Тогда рухнул. А сейчас я вспоминала тот день с недоумением. Все мои переживания показались вдруг такими пустяшными, такой мелочью по сравнению с ужасами войны, о которых рассказывал Олег.
Но самое главное, я поняла, что он сумел выстоять
Мне тоже многого хотелось, но более всего – прижаться к его груди. Почему-то мне казалось, что Олег не оттолкнет меня, обнимет и даже поцелует. Я погладила его по щеке. Она была слегка шершавой от отросшей за ночь щетины. Наши взгляды встретились. И я поняла, что не ошиблась. Глаза Олега блеснули. Он что-то прошептал, потянулся ко мне… я пропала… Он обнял меня порывисто, сильно, так, что голова пошла кругом. Оказывается, я совсем забыла, как это приятно – очутиться в теплом кольце мужских объятий. А когда мягкие губы коснулись моих, то чуть не потеряла сознание от счастья.
– М-Маша, – произнес он, слегка заикаясь, – Маша! – и снова принялся меня целовать, только уже смелее. Когда его рука проникла под рубашку, а горячая ладонь накрыла грудь, меня словно пронзило током. Я застонала и прикусила его нижнюю губу. Слегка, но Олег понял, что я готова на сумасбродство. Впрочем, я чувствовала, что он тоже переступил черту, когда можно остановиться. Я совсем забыла, что нахожусь в чужом доме и в любой момент может появиться Сева. Впервые в жизни я не боялась, что кто-то меня осудит. Мне было плевать на все, что находилось вне этих поцелуев, ласковых касаний, вне этой, казалось, неожиданной страсти.
Я потянула с себя рубашку, чтобы ничто не стесняло Олега… Но он остановил меня.
– Не надо, – прошептал он едва слышно и отстранился. – Мы и так зашли слишком далеко.
– Далеко? – я мгновенно пришла в себя и ткнула его кулаком в грудь. Она была влажной от пота. Оказывается, Олег избавился от тельняшки раньше, чем я от рубашки. – Признавайся! Ты струсил?
– Не глупи, – сказал он сердито, но в глазах отразилась страдание. Мне стало стыдно.
Я уже не могла остановиться. Нет ничего унизительнее для женщины, когда ее отвергают на пике страсти. Я видела, что Олегу тоже не по себе, но меня трясло, то ли от желания, то ли от злости, то ли от того и другого вместе. Словом, мне стало так плохо, так отвратительно! Так пусто и одиноко, что слезы сами потекли по лицу.
– Негодяй! – вскрикнула я и стукнула его кулаком по плечу. – Поиграть со мной вздумал?
– Какие игры? – он смерил меня откровенно больным взглядом. – Я чуть с ума не сошел. Ты ж такая… – Он повертел пальцами перед своим лицом. – У меня крыша поехала! Пойми, я бы не остановился… Но мы в чужом доме. А если б Сева нас застал? Ты ж меня бы возненавидела…
– Прости, – мгновенно успокоившись, я погладила его по руке. – Это я виновата. Спровоцировала тебя…
– Правда ваша, сударыня, – улыбнулся Олег и, обняв меня за плечи, притянул к себе. – Ты меня с первого взгляда спровоцировала, хотя изо всех сил старалась выглядеть неприступной и строгой. Глаза тебя выдавали… Есть в них такая чертовщинка необъяснимая. Ты случайно не ведьма? Приворожила, завлекла…
Я рассмеялась в ответ. Надо разобраться, кто кого приворожил!
Мы стояли на коленях на диване друг против друга, словно нас сковали невидимой цепью. Олег продолжал обнимать меня за плечи, и все-таки между нами была стена, которую невозможно пробить фугасом.
– Ничего себе! – раздалось вдруг от двери.
Мы оба вздрогнули и повернулись на голос.
Сева стоял, прислонившись к косяку. Вероятно, он выходил на улицу или собрался выйти, потому что обулся в резиновые сапоги, а на плечи накинул куртку. И, похоже, слышал наш разговор. Хорошо, если только последние слова… Хотя и в них для него было мало приятного.