предупредил. Свет костра почти ослепил нас, мы не заметили, что лес впереди поредел. Пригнувшись, перебежками от дерева к дереву мы приблизились к поляне, на которой вздымался огромный костер. Мне показалось, высотой с пятиэтажный дом. Самое странное, что возле костра никого не было. А барабаны звучали. Громко, без устали!
– А с чего вы решили, что людей там не было? – спросила я. – Возможно, вы их не разглядели из-за пламени? Или они заметили вас и спрятались в роще.
– Я этого не исключаю, – пожал плечами Петр Аркадьевич, – но зачем прятаться, если барабаны выдавали их присутствие?
– Логично, – настал мой черед пожать плечами. – Шум ведь стоял на всю округу?
– Мало сказать «шум». Настоящая артподготовка! – вздохнул Петр Аркадьевич. – У нас заложило уши от грохота. Сердце билось в диком режиме. Дальнейшее я помню, как сон… – Он потер пальцами виски. – Я бы и принял это за сон, но на следующий день мы сравнили свои впечатления. Практически все видели одно и то же. В тот момент я думать забыл о своих сотрудниках. Страх, как ни странно, исчез. Я впал в необычное нервическое состояние. Все внутри напряглось и подрагивало, липкий пот слепил глаза, во рту пересохло. Я сжимал пистолет с такой силой, что заломили пальцы.
Петр Аркадьевич отхлебнул остывший чай и продолжил рассказ:
– Но тут барабаны смолкли. Так вот – раз! – и замолчали. Стало тихо. Мне показалось, что лопнули барабанные перепонки и я оглох. Ощущения, скажу вам, мерзопакостные: тошнит, голова разрывается от дикой боли, слабость как после приступа лихорадки. Ни рукой, ни ногой не шевельнуть, пот холодный, б-р- р! Глаза выедает… Но я ведь ученый, – Петр Аркадьевич развел руками и смущенно улыбнулся, – а жажда познания порой сильнее страха смерти. Словом, хоть поджилки и тряслись, но прилег за пнем, и, как оказалось, кстати. Шквальный порыв ветра пригнул деревья, разметал огонь; костер рухнул, подняв столб искр, и тут – я не поверил глазам – вихрь закрутил пламя, оторвал от земли. Огненный сгусток метнулся вверх. Ну, точно шутиха из детства, только в разы больше. И на фоне неба вдруг проявилась голова женщины: языки огня вместо волос, пустые глазницы, бездонный, открытый в безмолвном крике рот. «Алтанхас, – выдохнул кто-то за моей спиной, – Золотая Баба!» Я оглянулся – участковый. Он стоял на коленях, вытянув руки вверх.
– Золотая Баба? Откуда участковый знал о ней? – удивилась я.
– Вопрос закономерный, – усмехнулся Петр Аркадьевич, – но меня, однако, его крики не поразили. С легкой подачи вашего отца, Машенька, о Золотой Бабе из клада Терскова в отряде знали все. Но при чем тут огненная фигура, которую я посчитал за обман зрения?
«Николай!» – окликнул я участкового, но он меня не расслышал, а пополз вдруг на коленях в сторону, что-то бормоча и покачивая головой. И я понял, что он мне не помощник. Пламя продолжало бесноваться в небе, угли в костре подернулись черным, жар спал, и я тоже пополз… Именно пополз, чтобы подобраться ближе – ноги не держали: подгибались в коленках. Боль в голове не проходила, но к ней добавилось гудение. С каждым моим движением оно становилось сильнее и сильнее. Словно неведомый мотор набирал обороты. Я так и не понял: пульсировала ли это кровь в сосудах или снова забили барабаны? Ободрав руки и колени, я все же добрался до костра. Но пламя в небе не исчезло. Оно отодвинулось, как это бывает с радугой. Вроде и близко, а не дотянешься. Одно я заметил: фантом не менял своих очертаний. Он болтался из стороны в сторону, изгибался, раскачивался; языки пламени развевались, как флаги, но – те же пустые глазницы, раззявленный рот! Впрочем, в тот момент мне было не до деталей. Я вдруг увидел старика в полном шаманском обличье. На голове – лисья шапка с маральими рогами, на плечах – длинная рубаха в бляхах и колокольчиках. Он сидел, поджав ноги, с обратной стороны костра, поэтому мы его и не разглядели. На коленях у него лежал бубен, рядом – топорик, похожий на те, что мы находили в древних захоронениях, деревянная чаша с кусками вареного мяса и еще что-то, чего я не рассмотрел как следует. То ли волосы, то ли кожаная бахрома закрывали его лицо.
«Эй, – крикнул я, – послушайте! Что здесь происходит?»
Шаман не отозвался, но поднял голову. Я узнал его. Хурулдай. Глаза его блеснули красным, он взметнул руки с бубном вверх, что-то выкрикнул. И я, к своему ужасу, увидел, что это вовсе не старик, не шаман, тем более не Хурулдай. Сгусток черного дыма возник на том месте, вытянулся, приобрел очертания человека и двинулся на меня, скользя над землей, как на лыжах. Безумно злые глаза, казалось, прожигали насквозь. Фантом заслонил собой и пламя в небе, и луну на горизонте – значит, субстанция была плотной. Но этот вывод я сделал позднее. В тот момент я думал лишь о спасении. Я даже крикнуть не мог, хрипел что-то бессвязное. Тут я вспомнил про пистолет, прицелился, но спусковой крючок не поддавался, видно, я не снял пистолет с предохранителя. А фантом вдруг стал уменьшаться в размерах – и как в воду канул. Огонь в небе тоже пропал, только угли в костре светились синим. Я вскочил на ноги и, откуда силы взялись, бросился бежать. Последнее, что я помню: глухой удар, боль и темнота… Очевидно, я запнулся за камень, упал и потерял сознание. Очнулся утром на койке в своей палатке. Оказывается, в лагерь меня притащил участковый, следом подтянулись все, кто побывал в роще. С множеством ссадин, с ожогами, синяками, подавленные и испуганные, но, слава богу, живые! Огненного идола видели все, но шамана и черный фантом – почему-то я один. Но события в роще тут же отошли на задний план. Я заметил распахнутую дверцу сейфа и… понеслось! Вдобавок мне сообщили, что исчезли ваши родители, так что я и думать забыл об Алтанхас и Хурулдае… С неделю мне было не до раскопок. Меня вызвали в город. Написал кучу объяснений в прокуратуре, в милиции, крайкоме партии, собственному начальству. Вскоре работы вообще свернули из-за ненастной погоды. В раскопах вода стояла выше колен. Пришлось срочно выбирать находки, снимать лагерь и возвращаться в город. Сам я сразу по возвращении поехал в палеонтологическую экспедицию, в Макаровку больше не возвращался. Но обстановка в музее сложилась тогда препоганая. Еще не забылась история с исчезновением ваших родителей и необъяснимым увольнением и отъездом Вероники. Сплетничали, домыслы строили: сбежали, дескать, за границу, виллу купили – живут припеваючи… Только на ту гривну, я вам скажу, за границей не проживешь…
Петр Аркадьевич махнул рукой и виновато улыбнулся:
– Дуракам объяснять – только время тратить. Я и не пытался. Со временем в музей пришли новые люди, молодежь… История позабылась.
– Петр Аркадьевич, второй час ночи, – я взглянула на часы, – завтра рано вставать, но я вас очень прошу: еще пару слов о Золотой Бабе. Что это? Легенда? Идол, которому поклонялись язычники?
– Легенда? – Петр Аркадьевич смерил меня задумчивым взглядом. – Наверно, вы правы. Никто из ученых ее в глаза не видел. – Он помолчал долю секунды. – В столе вашего отца я нашел любопытные записи. Оказывается, он всерьез занимался этой темой. Поэтому так стремился найти клад Терскова. И верил, что золотой идол среди сокровищ сибирского воеводы и есть мифическая Золотая Баба. Фанатично верил, фанатично искал…
– Оттого совсем непонятно, зачем ему понадобилось воровать гривну, – сказала я тихо. – Он же понимал, что это навсегда закроет ему дорогу к раскопкам.
– Кто бы сомневался, – вздохнул Петр Аркадьевич. – Но я склоняюсь к тому, что не зря в ту ночь камлал Хурулдай, и видение то было не случайно… У кого теперь что узнаешь? Николай, участковый, через два года разбился, упал с кедра. Хурулдай исчез, видно, родственники прятали где-то, да и умер он, наверно, давно… Ну, не будем ломать голову, – он встал со стула. – Лучше я принесу записи.
Петр Аркадьевич вышел из комнаты, я отключила на время диктофон, но телефон из рук не выпустила. Я внимательно слушала старого ученого, но не могла отделаться от желания позвонить Замятину. Я понимала: глупо выяснять по телефону отношения, тем более связь плохая. Замятин наверняка ничего не поймет, потому что я не сдержусь и обязательно накричу на него. Но в чем он виноват? Откуда ему знать, что племянница носит фамилию Лазарева? Я накручивала себя и накручивала, чтобы заглушить отчаяние, но пересилить себя не смогла и набрала номер Замятина. В ответ услышала, что абонент не доступен. Даже обрадовалась. Нет, такие вещи нельзя доверять телефону. Только как дожить до утра? Как не сойти с ума?
К счастью, Петр Аркадьевич быстро вернулся в кухню, не то бы я совсем загнала себя в угол. В руках он держал толстую тетрадь в клеенчатой обложке и первым делом показал мне первую страницу.
– Вот видите, фамилия вашего отца: Владимир Матвеевич Замятин, студент четвертого курса… Значит, он еще в университете Золотой Бабой заинтересовался, но почему-то ни с кем не делился. И тема диссертации у него тоже была далека от этих исследований. Но в советское время полезнее было изучать
