сильный и уверенный в себе, — сейчас для тебя начинаются очень сложные времена, которые при любом исходе дела перевернут твою жизнь. За твою душу идёт борьба. Человек, имеющий силу, не может оставаться сам по себе. Он, или всем сердцем принимает добро, или навсегда становится служителем зла. Искушение злом слишком велико — большинство людей его не выдерживает. Познав свою силу, они считают себя выше людей, используют её направо и налево, чтобы любыми способами добиться богатства и власти, теряя при этом свою душу.
— Хорошо, я не стану выполнять задание феэсбешников, и пускай они меня прикончат! — иронично сказала Настя.
— Они убьют тебя в любом случае, если только ты не убедишь их в своей лояльности. А это значит — тебе придётся всю жизнь выполнять их сомнительные задания.
— Получается, у меня нет выхода? — Настя запаниковала.
— Я могу тебя спрятать вместе с родными. Тебя не найдут!
— Я не хочу всю жизнь прятаться!
В это время зазвонил Настин мобильный. На проводе был Игорь Андреевич. Елейным голосом он сообщил, что завтра с утра она должна приступить к своим обязанностям. Назвал адрес офиса Кузьмина, участливо поинтересовался здоровьем мамы и отключился.
— Скотина, ненавижу! — выпалила Настя, едва не сломав трубку.
— Что будешь делать? — спросил Пенёк уже обычным по-детски наивным тоном.
— Я поеду туда, но ничего предпринимать не буду. Тем более я этого и не умею. Буду тянуть время и искать какой-нибудь выход. — Настя поняла, что смертельно устала. Она завела мотор и двинулась по направлению к городу.
— Машину нужно бросить в пригороде, — со знанием дела сообщил Пенёк.
— А то бы я сама не догадалась! Лучше скажи, где мы будем ночевать, братки наверняка будут пасти нас возле дома.
— Да-а, — закручинился Пенёк и почесал нос, — может, у знакомых каких?
— Да они в два счёта нас вычислят! — оборвала его Настя, после чего оба надолго замолчали.
Уже начинало смеркаться, когда за окнами машины показались унылые пригородные дома. Обшарпанные, грязные, они жались друг к другу и напоминали бедных родственников, пущенных из милости богатым дядюшкой пожить на заднем дворе. Настя остановила машину, кряхтя, выбралась из неё и, не дожидаясь Пенька, пошла по пыльной улице.
— Куда мы теперь? _ Пенёк скакал вокруг, пытаясь поймать её взгляд.
— К дяде Грише.
— Это где?
— В моём доме на первом этаже.
— Так нас же поймают! — испугался Пенёк.
— Чёрта лысого!
Дело в том, что «офис» дворника дяди Гриши размещался в подвале последнего подъезда Настиного дома. Он и Настя жили в первом, и это обстоятельство порой становилось для дяди Гриши непреодолимой проблемой, когда тому по вечерам нужно было возвращаться домой. По причине хронического алкоголизма, Григорий к вечеру набирался так, что идти мог только на четвереньках. Пару раз, не доползя до родного подъезда, он засыпал на асфальте во дворе. Иногда сил хватало чтобы доползти до коврика у своей двери. В конце концов, пристыженный жильцами, он зарёкся ползать домой в таком состоянии и соорудил в своей каптёрке топчан, на котором и оставался ночевать, если только зелёный змий не слишком над ним усердствовал. В этом случае Григорий засыпал прямо на полу среди лопат и метёлок.
Добравшись до остановки и сев в троллейбус, Настя стала замечать изумлённые взгляды пассажиров, которые сначала отнесла на счёт Пенька. Но потом, сообразив, что сама она, должно быть, выглядит ещё экзотичнее, попыталась незаметно привести себя в порядок.
Когда путешественники добрались до дома, совсем стемнело. Настя, отправив Пенька осмотреть окрестности, залегла в ближайших кустах. Тот появился минут через пятнадцать, и тоном заправского разведчика сообщил, что всё чисто.
Как и рассчитывала Настя, дядя Гриша был в «офисе». Зелёный змий постарался на славу — дворник спал под импровизированным столом, обнимая метлу, словно любимую женщину.
— Присаживайся, — измученно сказала Настя, со стоном упала на тахту, и сразу провалилась в сон.
Пенёк присаживаться не торопился. Он запер входную дверь на замок и стал деловито обследовать тесную подвальную комнатушку. Прежде всего, его заинтересовала внушительная батарея бутылок разнообразных форм и размеров. Он внимательно изучил названия напитков и понюхал каждую бутылку в отдельности. Затем, переступи через дяди Гришину ногу, переместился в другой угол. Там были свалены развалившиеся мётлы, старые шланги, куча деталей, забытых сантехниками после пьянок, и ещё бог знает какой хлам.
— Это ж сколько добра пропадает! — сокрушённо сказал Пенёк, со вздохом сделал шаг и зацепился за сладко спящего Григория.
В этот момент пьяному дворнику потребовалось перевернуться на другой бок. Поворачиваясь, он потянул за собой Пенька. Тот, не удержав равновесия, шлёпнулся на дядю Гришу. Григорий поморщился, пробормотал что-то невразумительное, но не проснулся. Пенёк попытался с него слезть, но Гриша, очевидно приняв его за свою любимую метлу, обнял его и, умиротворённо улыбаясь, прижал к себе.
— Настя, — заорал полузадушенный Пенёк, когда понял что из пьяных объятий в одиночку не выбраться.
Девушка нехотя открыла глаза и, ещё не проснувшись окончательно, посмотрела вокруг. Пенёк лежал в обнимку с дядей Гришей и производил непонятные телодвижения.
— Пенёчек, — осторожно начала Настя, — если ты очень хочешь спать, то можешь лечь рядом со мной. Зачем ты обнимаешь дядю Гришу?
— Он меня не отпускает, — брыкался тот изо всех сил.
— А зачем же ты полез с ним обниматься?
— Не обнимался я с ним! — от отчаяния Пенёк головой зарядил дяде Грише в глаз.
Никакой реакции.
— Да помоги же мне!
Настя окончательно проснулась и бросилась отдирать Пенька от дворника. Но это оказалось безнадёжным делом.
— Слушай, — пыхтя сказала Настя, — а ты не можешь сейчас исчезнуть и появиться в другом месте?
— Нет!
— Почему?
— Ра говорю «нет», значит, не могу! Придумай что-нибудь, — взмолился он.
Настю осенило. Она взяла пустую бутылку, поднесла её к носу дяди Гриши, и, слегка постучав по ней, произнесла:
— Дядя Гриша, пить будешь?
— Да! — заорал Григорий и открыл глаза, ища неожиданного благодетеля.
— Благодетеля нигде не было, и он вдруг понял, что вместо собутыльника его посетила белая горячка. На месте привычной метлы, в обществе которой он обычно просыпался, лежал заросший лохматый тип, которого он нежно прижимал к сердцу.
— Допился, — сказал дядя Гриша и зажмурился, отгоняя глюки.
— Дядя Гриша, вставайте! — услышал он знакомый женский голос.
— Чего надо? Не видишь — плохо мне, — ответил тот, боясь открыть глаза.
— Отпустите моего друга, — Настя затрясла его за плечи.
Дядя Гриша всё-таки открыл глаза и увидел соседку с пятого этажа, которая пыталась вырвать у него из рук мужика, принятого Григорием за галлюцинацию. Он разомкнул руки, и освобождённый Пенёк
