держать в клетке и выставлять на обозрение, только когда приходит время снимать очередной урожай лаврового листа… Загвоздка как раз в том, что я
Видно было, что Немур разрывается между двумя желаниями: кончить ссору или все-таки попробовать разбить меня.
– Ты несправедлив, как обычно. Мы всегда обращались с тобой хорошо и делали все возможное…
– Все, кроме одного – вы не относились ко мне, как к разумному существу. Вы не устаете похваляться, что до операции я был ничем, и я знаю, почему! Потому что если я был пустым местом, то, значит, вы создали меня, а это делает вас моим хозяином и повелителем! Вы обижаетесь, что я не благодарю вас двадцать четыре раза в сутки… Хотите верьте, хотите нет, но я благодарен вам. Однако запомните, что бы вы для меня ни сделали, это не дает вам права обращаться со мной, как с подопытным животным! Я – человек, и Чарли тоже был человеком еще до того, как пришел в вашу лабораторию. Вы шокированы? Да-да, вдруг оказывается, что я был личностью всегда, а это противоречит вашему убеждению, что если у человека КИ меньше ста, он не заслуживает рассмотрения. Профессор Немур, мне кажется, что при взгляде на меня вас начинает мучить совесть!
– Достаточно! Ты просто пьян!
– О нет, – уверил я его. – Вот если я действительно напьюсь, вы увидите перед собой совсем другого Чарли Гордона. Да, другого Чарли… Он бродит в темноте, но он с нами! Внутри меня.
– Он сошел с ума, – сказала миссис Немур, – и уверен, что существуют два Чарли Гордона. Доктор, советую получше присматривать за ним.
Штраус покачал головой.
– Нет. Я догадываюсь, что он хочет сказать, мы говорили об этом из сеансах терапии. Вот уже примерно месяц Чарли временами испытывает странное расщепление личности… Как будто в его сознании живут два самостоятельных индивидуума, и прежний Чарли, дооперационный, борется за контроль над телом…
– Нет! Я никогда не говорил этого! Чарли существует, но он не борется со мной за контроль над телом… Он просто ждет и никогда не вмешивается в мои действия. – Вспомнив Алису, я добавил: – Почти никогда… Скромный, смиренный Чарли, о котором вы только что вспоминали с такой ностальгией, терпеливо ждет. Не скрою, мне многое нравится в нем, но только не скромность. Скромнику нечего делать в этом мире.
– Ты стал циником, – сказал Немур. – Гениальность убила в тебе веру в человечество.
– Это не совсем так, – тихо ответил я. – До меня дошло, что чистый разум сам по себе ни черта не значит. В вашем университете разум, образование, знания – все обожествляется. Но я знаю то, чего вы все не заметили: голые знания, не пронизанные человеческими чувствами, не стоят и ломаного гроша.
Я взял еще один бокал мартини и продолжил проповедь:
– Поймите меня правильно: разум – величайшее приобретение человечества! И все же слишком часто погоня за знаниями подменяет поиски любви. Я дошел до этого совсем недавно. Предлагаю рабочую гипотезу: человек, обладающий разумом, но лишенный способности любить и быть любимым, обречен на интеллектуальную и моральную катастрофу, а может быть, и на тяжелое психическое заболевание. Кроме того, я утверждаю, что замкнутый на себе мозг не способен дать окружающим ничего, только боль и насилие. В бытность слабоумным я имел много друзей. Теперь их у меня нет. О, я знаю множество народу, но это просто знакомые, и среди них нет почти ни одного человека, который что-нибудь значил бы для меня или кому интересен я.
Я почувствовал, что речь моя становится неразборчивой, а голова подозрительно легкой.
– Но ведь это поправимо… Так не должно быть… Ва… вы согласны со мной?
Штраус подошел и взял меня за руку.
– Чарли, тебе нужно отдохнуть. Ты слишком много выпил.
– Чего это вы так смотрите на меня? Что такого я сказал? Что такого я сделал? Я правильно говорил?
Я сознавал, как слова тяжело ворочаются у меня во рту, словно в каждую щеку сделали по уколу новокаина. Я был пьян и почти не владел собой. В этот момент щелкнул какой-то переключатель, и я увидел всю сцену из дверного проема, и себя в том числе – рядом с уставленными бокалами подносом, широко раскрывшего испуганные глаза.
– Я хочу все делать правильно! Мама всегда говорила, чтобы я любил людей, потому что так я никогда не попаду в беду и у меня всегда будет много друзей…
Он дергался и извивался, и я понял, что ему срочно нужно в ванную. Боже, только не здесь, не перед ними!
– Прошу прощения, – пробормотал он, – мне надо выйти…
Даже в таком пьяном отупении мне удалось довести его до ванной.
Он успел, и через несколько секунд я вновь стал хозяином положения отдохнул, прижавшись щекой к холодной кафельной стене, умылся. В голове еще шумело, но теперь я знал, что все будет в порядке.
Тут я заметил, что из зеркала над раковиной на меня смотрит Чарли. Не понимаю, как я догадался, что это он, а не я. Тупо просящее выражение его лица… и такое чувство, что при первом же моем слове он исчезнет в призрачном зеркальном мире. Но он не убежал. Он просто смотрел на меня – рот открыт, челюсть безвольно отвисла.
– Привет, – сказал я. – Вот наконец мы и встретились.
Он нахмурился чуть-чуть, словно ему требовалось объяснение, но он не знал, о чем спросить меня. Потом он сдался и криво улыбнулся уголком рта.
– Останься! Не уходи! – крикнул я. – Мне надоело смотреть, как ты шпионишь за мной из-за углов!
Он смотрел.
– Кто ты, Чарли?
Улыбка.
Я кивнул, и он кивнул мне в ответ.
– Так чего же ты хочешь? – спросил я.
Он пожал плечами.
– Ну, давай, говори. Наверняка тебе что-нибудь нужно. Ты прибежал сюда…
Он глянул вниз, и я тоже, чтобы узнать, на что это он там смотрит.
– Ты хочешь обратно? Ты хочешь, чтобы я ушел, а ты вернулся в мое тело и начал жизнь сначала? Вполне законное желание… Это твое место, твой мозг… И твоя жизнь тоже, хотя ты немногое ухитрился взять от нее. Я не вправе отнимать у тебя жизнь. Кто сказал, что мой свет лучше твоей тьмы?
– Я скажу тебе еще кое-кто, Чарли. – Я выпрямился и отошел от зеркала. Не считай меня своим другом. Я не отдам тебе разум без борьбы, мне трудно заставить себя вернуться в пещеру.
Я повернулся к двери, и мне показалось, будто Чарли протянул мне руку. Ерунда. Просто я пьян и разговариваю со своим отражением в зеркале.
Когда я вернулся в комнату, Штраусу непременно захотелось вызвать для меня такси, и пришлось доказывать ему, что я прекрасно доберусь до дома сам. Все, что мне нужно, – глоток свежего воздуха. Мне хотелось побыть одному.
Я почувствовал себя именно тем, кем назвал меня Немур, – высокомерной, эгоцентричной сволочью. В отличие от Чарли, я не способен думать о людях и их проблемах. Мне интересен лишь я и только я. Я увидел себя глазами Чарли, и мне стало стыдно.
Через несколько часов я обнаружил, что стою перед своим подъездом, и побрел вверх по лестнице. Из-под двери Фэй пробивался свет, но как только я собрался постучать, из квартиры донеслось ее хихиканье и ответный мужской смех.
Опоздал.
Я осторожно вошел в квартиру и остановился, не осмеливаясь включить свет. Я просто стоял,