Он заставлял ее ждать.
Посмотрев на часы, стоявшие на каминной полке, Октавия принялась за второй стакан бренди. Ужин уже давно закончился, и Спинтон утащил Беатрис в гостиную, чтобы преподнести ей хорошие новости. Они все еще оставались там, занимаясь бог знает чем.
Наконец хоть кого-то осчастливили.
— К вам мистер Шеффилд, миледи.
Господи, Октавия даже не слышала, как постучал дворецкий.
— Пусть войдет.
Норта, судя по всему, опоздание ничуть не беспокоило.
— Много же тебе потребовалось времени, — заметила она, как только за ним закрылась дверь.
Не желая раскаиваться, он лишь приподнял бровь.
— У меня были дела.
— У тебя всегда дела. — Одним глотком Октавия допила остатки.
— Это какой по счету? — спросил он, когда она снова взялась за графин.
Не удостоив Норта взглядом, она сосредоточилась на процессе наполнения стакана.
— Третий. Тебе налить?
— Лучше налить.
Держа по стакану в каждой руке, Октавия повернулась и увидела, что Норт уже сидит в кресле. Он казался слишком большим, слишком мускулистым, слишком тяжелым для такой хрупкой конструкции.
Октавия сунула ему в руки стакан, уселась в кресло напротив и, хотя сгорала от нетерпения, стала ждать, когда Норт нарушит молчание.
Наконец он не выдержал:
— Почему ты не сказала, что разорвала помолвку со Спинтоном?
Ага, значит, Спинтон шило в мешке не утаил. Она предпочла бы сама рассказать все Норту.
Октавия подчеркнуто беззаботно пожала плечами:
— Мне показалось, тебе все равно.
Норт удивился, а потом прищурился:
— А почему тебе так показалось?
Он произнес это холодно, но она понимала, что за этим кроется. Она отлично знала его. Костяшки пальцев побелели — с такой силой он стиснул стакан в руке. Нет, Норту было совсем не все равно.
— Ты же сказал, чтобы я вышла за него. — Она заговорила сладко-сладко и невинно.
Выражение лица у Норта не изменилось.
— Никогда такого не говорил.
— Ты сказал мне, чтобы я вышла замуж. А еще ты сказал, чтобы я убиралась прочь из твоей жизни.
— Я — осел.
Октавия поперхнулась и закашлялась.
— Не собираюсь тебя разубеждать.
Его взгляд был твердым, глаза — ясными и чистыми, как летнее небо.
— А ты — безголовая, безответственная дуреха, если вздумала отправиться к Харкеру.
Она улыбнулась в ответ:
— И с этим не буду спорить.
Какое-то время они просто сидели в молчании, разглядывая друг друга и потягивая бренди.
Первой сдалась она. В этом не было ничего необычного. Удивительно, что ей удалось так долго продержаться.
— Мне просто хотелось помочь тебе, Норри. Хотелось доказать, что ты не один.
Норт зажмурился. Лицо исказилось от острого желания.
— Спасибо, — вдруг шепотом сказал он.
Она ожидала чего угодно — криков, ругани, гнева, но только не благодарности.
Поэтому Октавия сказала первое, что пришло на ум:
— Всегда пожалуйста.
Норт пересек мизерное расстояние между ними и опустился перед ней на колени. Ухватившись за подлокотники, Норт придвинул ее к себе вместе с креслом.
— Если ты еще хоть раз так меня испугаешься запру тебя на чердаке и не выпущу, пока ты не превратишься в старую калошу. Я ясно выразился?
Она не удержалась и усмехнулась, несмотря на мрачность его тона.
— Да, Норри.
— Отлично. — Норт дотронулся до ее щеки. — Господи, как я рад, что с тобой ничего не случилось, Ви.
А потом он завладел ее ртом, и Октавия не успела придумать, что сказать в ответ. Ее губы приоткрылись, встречая его язык. От него отдавало вкусом бренди, вкусом мужчины и еще чем-то, что она боялась больше никогда не ощутить. Это был вкус ее драгоценного Норри.
Ее руки оказались у него под сюртуком, ощущая жар и силу тела через рубашку и жилет.
Норт погладил ее лицо, шею, плечи. Его пальцы прошлись по спине. Пока Октавия возилась с пуговицами на его жилете, он расстегивал крючки на ее платье.
Она ласкала его язык своим языком. Пила Норта, как пьют воду, и все равно не могла напиться.
Оторвавшись от ее губ, он скинул жилет и отбросил в сторону рубашку.
Норт был само совершенство. Во всем мире не было ничего прекраснее этих массивных плеч, этой мощной, как крепостная стена, груди. И все это принадлежало Октавии.
— Как ты хорош! — выдохнула она. От бренди и от желания заплетался язык.
Норт улыбнулся и потянул ее платье с плеч.
— Только хотел сказать тебе то же самое.
Норт стянул с нее платье и отбросил в сторону, чтобы оно не путалось в ногах. За платьем последовала рубашка. И теперь Октавия сидела в кресле — парчовая обивка холодила кожу — только в подвязках и чулках. Их он оставил. Наверное, ему так нравилось.
— Какая красота! — прошептал он, проведя руками по ее бедрам, а потом поднялся выше. Ее груди теперь лежали у него в ладонях. Большими пальцами он потер соски, и Октавию горячей волной затопило желание. Она невольно застонала. Не в силах отвести взгляд, она наблюдала, как под его лаской розовые соски темнели, твердели, становясь похожими на маленькие камешки. Они просто просились к нему в рот. Ей хотелось, чтобы Норт пососал и помял их, чтобы они зазвенели от наслаждения и боли.
Словно услышав ее мысли, он взял один сосок в рот, поиграл с ним языком, слегка покусал, и Октавия замотала головой и прижалась к Норту, чтобы он не смог прекратить эту сладостную пытку. В глубине билось желание, которое мог утолить только он один.
Норт погрузил в нее палец, и Октавия охнула, оцарапав щеку о его небритый подбородок. Стало приятно и немного прохладно, но это не облегчило ноющую боль внутри. Она стала только острее. Бедра задвигались в такт его проникающим движениям. Но только этого было недостаточно.
— Будь моим, — шептала Октавия ему в ухо. — Сделай меня своей.
— Спустись на пол.
Даже если вдруг ей захотелось бы отказать ему, услышав гипнотический тембр его голоса, она не смогла бы устоять. Держа ее за руку, Норт отдвинулся, а она съехала на пол, как будто тело у нее расплавилось от внутреннего жара и стало текучим.
Норт не сказал ни слова. Просто положил руки ей на плечи и развернул к себе спиной, слегка подтолкнув вперед.
— Возьмись за подлокотники, — хрипло приказал он. Октавия послушалась. Сердце неистово заколотилось, когда она сообразила, зачем это.
Чувство, связывавшее их, было настолько тяжелым и плотным, что становилось страшно. Если он возьмет ее со спины, это будет чересчур, это будет слишком пронзительно. Как бы то ни было, ее трясло от желания заполучить его навсегда. Чтобы избавиться от напряжения, чтобы можно было отдаваться, и доверяться ему, и нуждаться в нем.