Исчез, оплаканный свободой, Оставя миру свой венец Шуми, взволнуйся непогодой: Он был, о море, твой певец. Так писал в 1824 году (видимо, время ссылки из Одессы в Михайловское) Пушкин о смерти Байрона. Ките на его книжной полке тоже стоял, но нет ни малейшего свидетельства — прочел ли.

Китса не прочел не только Пушкин. По пальцам можно сосчитать тех, кто оценил его гениальность в XIX веке, — от Шелли до Уайльда, да и XX век не расставил акцентов. Т.С.Элиоту взбрело в голову заявить, что велик был Ките не в стихах, а... в письмах, советское же литературоведение возводило поэтическую родословную к БЕрнсу, 'поэту-пахарю' (естественная родословная для поэта, который сам был 'сыном конюха'). '...Невиноватых нет — И нет виновных', — писал по другому поводу один из лучших поэтов русской эмиграции XX века С.К.Маковский. Тем не менее Джон Китс — по крайней мере, в восприятии потомков — 'выиграл игру'. На его стихи пишут музыку (от Бриттена до Хиндемита), его сюжеты служат иллюстраторам (не только графикам, — он вдохновлял и прерафаэлитов на станковые формы), его, наконец, читают. Более того, сама легенда о Джоне Китсе как о поэте, жизнью и творчеством достигшем абсолютного синтеза, как о поэте-абсолюте становится кочующим сюжетом мировой литературы, — как некогда мифы об Орфее и Арионе.

На полке у любого уважающего себя ценителя фантастической литературы, рядом с произведениями Эдгара По, стоит нынче трилогия Дэна Симмонса -'Гиперион', 'Падение Гипериона', 'Эндимион', — последний том вьшел в 1996 году, и, возможно, покуда эта книга Китса дойдет до прилавка, выйдет и четвертый том — 'Восход Эндимиона'. Сюжет книги очень сложен, но главное в нем то, что Джон Китс через много столетий после нашего времени... оживает Постороннему взгляду такой поворот может показаться несколько бредовым (а мнение Элиота о письмах Китса — не бред?), но в этих книгах есть и планета Китс, и города в ней носят имена героев Китса, а герой последней — Рауль Эндимион — отнюдь не персонаж Китса, он всего лишь носит фамилию, данную ему по названию родного города. Не такая уж фантастика — астероид 'Китс' давно зарегистрирован в нашей родной Солнечной системе.

Так что на вопрос, заданный в эпиграфе к этому предисловию Печальным Королем Билли: 'Но почему?' — есть совсем простой ответ.

Потому, что это правда.

'Вперед, носороги!'

(Катрель)

Носорогов было двое — дядя и племянник. Эдакая пара кастаньет, которые, как известно, изготавливаются из особо твердых, неподатливых пород дерева, таких, как палисандр или каштан. Оба упомянутых носорога пробовали воевать с Россией — один в 1812 году, другой в 1854 году. Один проиграл, другой тоже мало что выиграл. Но ведь так хотелось повоевать! Вот и звучат на протяжении всего XIX века бессмертные слова: 'Вперед, носороги Великой Армии!...'

Именно эти слова произносит капитан Кастаньетт в парижском зоопарке: увидев настоящего носорога, он окрыляется новым способом спасения Франции. Когда, как и почему так вышло — читатель уже знает из прочитанной книги. О ее возниковении стоит сказать несколько слов.

Кто такой Катрель?

Это, конечно, псевдоним. Кто скрывался под ним?

В жизни писателя звали Эрнест-Луи-Виктор-Жюль Л'Эпинэ (1826-1893): на карточках каталогов отнюдь не всегда расшифровано его настоящее имя. Впрочем, тем же годом (1862), что и прославивший его имя 'Капитан Кастаньетт', датирована написанная в соавторстве с Альфонсом Доде одноактная пьеса 'Последний идол'. В 1870 году вышел его небольшой роман 'Шевалье Золотые-Дни', с предисловием Александра Дюма-сына, даже с виньетками того же Доре — увы, лишь с виньетками. Более поздние книги выходили одна за другой: автор был очень плодовит, писал водевили, книги для юношества, наконец, его поздние произведения иллюстрировал сам прославленный Альфонс де Невилль (1835-1885), иллюстратор Жюля Верна, но в этих книгах Катрель попытался быть до сентиментальности серьезен, — романтический Невилль его от забвения не спас, хотя в свое время именно Невилль создал классические иллюстрации к '80 тысяч километров под водой' и 'Из пушки на Луну'. Впрочем, Жюля Верна читали и без иллюстраций. Для того, чтобы книга обрела бессмертие, Катрелю требовалась беззаботная атмосфера Франции последнего десятилетия правления последнего французского императора, 'племянника того самого дяди', Наполеона III, и... Гюстав Доре.

Но Доре быстро и всемирно прославился. Он иллюстрировал Сервантеса, Данте, Рабле, Кольриджа, Диккенса... словом, до Катреля ли ему было. Читателям оставалось удовольствоваться имеющимся, и в ХХ веке 'Кастаньетт' допечатывался уже чуть ли не сотым изданием.

Катрель был бы полностью забыт, если бы не его 'История неустрашимого капитана Кастаньетта' и не ее герой: тот, что родился в Париже ровнехонько для того, чтобы своим появлением на свет отметить первую годовщину со дня рождения будущего императора Наполеона I — бравый капитан наполеоновской армии Поль-Матюрен Кастаньетт, тот, который к пятнадцати годам успел трижды вывалиться из окна, дважды упасть в колодец и четыре раза — в реку. Потом он терял глаза, руки, ноги... Надо сказать, что частей тела он потерял столько, что и Мюнхгаузен бы засомневался: можно ли после такого выжить. Впрочем, дядя этого прославленного капитана обзавелся деревянной головой -и не иначе, как по совету возлюбленного племянника, после чего стал блондином, помолодел на тридцать лет, женился на юной красавице, да еще пережил своего племянника. Дядю якобы много раз видали возле парижского Дома инвалидов, куда в 1840 году был перенес прах Наполеона с острова Святой Елены: там он чуть дли не ежедневно ссорился на эспланаде со своими бывшими товарищами по оружию. Примечательный, однако, был дядя. Заметим, что книга вышла в 1862 году — знаменуя десятилетие французской Второй Империи, во главе которой стоял Наполеон III, славный племянник славного дяди -Наполеона I. С достопамятного для России 1812 года прошло ровно пятьдесят лет, и ветераны наполеоновских войн, хоть и состарились, но с годами все больше и больше помнили о своих подвигах в разных странах, о том, как император пожал им руку, о том, как им довелось грудью защитить императора — ну, и так далее.

Однако же Кастаньетт не просто приносил части своего тела на алтарь отечества. Ему выбивали глаз — он излечивался от косоглазия. Ему отрывало ноги — и он не мог кинуться в отступление. Он терял лицо (уже второе, восковое) на жаре в Египте — взамен император дарил ему чеканное, серебряное. Словом, с ним происходило то же самое, что со всей армией, и на мир он смотрел по принципу бессмертного Панглоса — все к лучшему!

Казалось бы — после того печального дня, когда на острове Святой Елены скончался Наполеон, а в Париже от тоски по любимому императору то, что еще оставалось от капитана Кастаньетта, дозволило прусской бомбе, которую герой столько лет носил в спине, все-таки взорваться — можно было только улыбнуться да и забыть незадачливого героя, вместе с автором, кстати. Но читателям капитан Кастаньетт все-таки оказался близок и дорог: его спас от забвения великий график Гюстав Доре. Причем сделал он эти иллюстрации в расцвете таланта, когда вся Франция любовалась его картинками с сказкам Шарля Перро.

Гюстав Доре (1832-1883) проиллюстрировал две книги Катреля сразу после того, как закончил работу над гравюрами к 'Барону Мюнхгаузену' (1862). Сразу после этого как раз и вышла в свет 'История неустрашимого капитана Кастаньетта' (1862), проникновенная повесть о подвигах верного 'дядиного солдата': хотя до Распэ Катрель не дотянул, но успех книги был колоссальным: есть все основания предполагать, что Катрель писал ее по сценарию Доре, сочинял текст к готовым гравюрам, — художник был соавтором если не тенкста книги, то ее сюжета. Следом вышла свет еще одна книга Катреля с иллюстрациями Доре — 'Легенда о пугале' (1863), едкая сатира с рыцарским сюжетом, притом из времен Карла Великого — до 'Дон-Кихота', впрочем, книга тоже не дотянула. Обе книги быстро выдержали в издательстве 'Ашетт' не один десяток допечаток, обе были почти сразу переведены на английский язык: в наши дни эти первоиздания оцениваются на аукционах во многие сотни фунтов и в тысячи франков, пардон, евро.

Стоит напомнить, что 'Мюнхгаузен', которого иллюстрировал Доре — это самый первый Мюнхгаузен, тот, которого создал Рудольф-Эрих Распэ (1737-1794) еще при жизни исторического прототипа, — того, которого звали Карл Фридрих Иероним барон фон Мюнхгаузен-ауф-Боденвердер (1720-1797): книгу бежавший из Германии, едва ли не проворовавшийся Распэ сочинил в Англии и по-английски в 1781 году; в

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату