— Нет, правильным это не будет. Но если ты так уж хочешь знать, то пожалуйста. Шторм начался слишком быстро, мы не успели отогнать корабль от границы. Если нас туда закинет, неизвестно чего тогда ждать. — И уже уходя, остановился и спросил, — Ну что, тебе стало легче?
Вы в своем стиле, капитан. Если уж нашли в себе силы несколько минут не грубить, то напоследок обязательно что-нибудь да ввернете, просто так, для поддержания имиджа.
— Хотя бы теперь я знаю, почему у вас, лорд Роккуэл, такое поникшее выражение лица.
Ссора не состоялась. Он хмыкнул и отправился по своим делам.
Стоять на ногах было уже затруднительно, я с трудом поборола желание упасть на четвереньки и поползти до своей каюты. Руки соскальзывали с мокрого дерева, но борт корабля был единственной существующей опорой.
Великан стоял у штурвала, мокрая рубашка облегала могучее тело, на котором бугрились мышцы. Перебарывая морскую пучину, он пытался развернуть корабль подальше от границы. Судно кидало с волны на волну как щепку, то отдаляя от границы, то приближая к ней. Как ни старался Великан, похоже, он проигрывал эту дуэль.
Нет, ничего плохого случиться не может. Просто не может. Это будет не честно. Меня уже закинуло не пойми как на этот корабль, теперь я должна благополучно добраться до земли и найти дорогу домой. А без корабля и его команды… да, даже без капитана, я не смогу этого сделать. Пусть все закончится хорошо. Пожалуйста.
Судно сильно качнуло в сторону, в очередной раз сваливая меня с ног. Я чувствительно ударилась о доски. От бушевавшего ливня не спасала уже и куртка капитана, мокрее быть было просто нельзя. Пальцы от воды и ледяного ветра потеряли чувствительность, кое-как я хваталась за лежащие рядом тюки. Сейчас «Лионелла» напоминала аттракцион в луна-парке, где корабль с визжащими ребятишками поднимают чуть ли не перпендикулярно земле. С одной только разницей: это был не аттракцион, это было реально и опасно. О том, чтобы добраться до каюты, я уже и не думала. В голове была только одна мысль, надо удержаться.
Как же я ошибалась когда-то: море — это не бескрайняя свобода. Море — это бескрайняя тюрьма. Отсюда не сбежишь, потому что бежать некуда. И держат здесь совсем не замки…
Послышался крик Великана и треск ломающегося дерева. Корабль содрогнулся как от удара. Меня подбросило и окатило потоком морской воды, онемевшие пальцы соскользнули с веревки. По накренившемуся кораблю я покатилась вниз. Уже у самого борта пальцы нащупали выступ в деревянном полу и ухватились за него, как за последнюю надежду. Надежда оказалась слишком зыбкой, нельзя удержать вес собственного тела, каким бы оно не было легким, на кончиках пальцев. Бьющийся в агонии корабль, как будто старался сбросить мешавших ему людей.
Сквозь дождь, заливающий глаза, я осмотрелась. Поблизости не было никого, на помощь звать некого, да и в таком шуме услышать меня будет просто невозможно. Спасать себя нужно самой. Но как?! Будет еще шанс уцепиться за борт, но с той силой, с какой волны врезаются в корабль, долго я не продержусь. И что потом? Море? Как же ты мне надоела, чертова лужа! Ты как будто задалось целью меня уничтожить. Уже второй раз, только после такого шторма меня уже врят ли кто-то обнаружит. Хотя я согласна целыми днями выслушивать гадости от капитана и даже молчать… Только, пусть все обойдется. Это страшная смерть. Правда смерть прекрасной и не бывает.
Корабль в очередной раз содрогнулся. Пальцы выскользнули. Я ударилась о борт и каким-то чудесным образом не перелетела через него. Зацепиться я не смогла, не успела. Корабль накренился, и я стала съезжать в другую сторону. Соленая волна накрыла с головой, забиваясь в легкие и лишая дыхания. Меня смывало. В последней отчаянной попытке я взмахнула руками, ища опору, хоть что-то за что можно зацепиться, но не нашла.
Руку больно дернуло, вырывая из сустава. Потянуло в верх. Очутившись над водой, я закашлялась. Кружилась голова, от соленой воды жгло глаза и нос, горло свела судорога.
— Я же сказал тебе, идти в каюту, какого черта ты здесь делаешь?! — через залитые водой уши звук голоса расплывался.
Рывком меня подтянуло куда-то и бросило в небольшое пространство между тюками, что-то тяжелое прижало к мокрому нагромождению. Я инстинктивно нащупала веревку и схватилась за нее. Корабль бросало по волнам и заливало водой, но груз, придавивший меня, крепко удерживал на месте.
Тяжесть мешала дышать, я попыталась освободиться.
— Прекрати дергаться, если не желаешь оказаться за бортом, — прошипели над ухом.
Я подняла глаза и встретилась взглядом с капитаном. Мокрые спутанные пряди облепили его лицо, темные напряженные глаза с мокрыми ресницами, смуглая кожа, по которой стекали струи дождя. Перед страхом смерти все казалось таким четким, живым, прекрасным… Он мертвой хваткой вцепился в веревки, удерживающие тюки. Я перевела взгляд на побелевшие костяшки его пальцев, потом снова на него.
— Что случилось, я слышала как кричит Великан?
— Я сказал тебе идти в каюту, что ты здесь делаешь? — он как будто и не слышал меня.
— Я не успела, — почти прошептала я. — С Великаном все в порядке?
— С ним все хорошо.
— А что случилось, почему он кричал?
Капитан отвел взгляд в сторону, высматривая что-то сквозь тьму и дождь. Потом снова посмотрел на меня. Было в его взгляде что-то такое, отчего мне захотелось съежиться. Мне уже не хотелось слышать ответ.
— Великан не пострадал. — После недолгих раздумий, он продолжил. — Отломился руль. Теперь мы не управляем кораблем.
С чем можно сравнить это ощущение? Со свободным падением? Нет, это другое. Падая, ты точно знаешь, что тебя ждет, и сколько мгновений тебе еще отпущено. А сейчас, сейчас мы оказались в лапах стихии. Всегда сложно зависеть от чужой воли, но одно дело, когда эта воля принадлежит человеку. Человеку, который мыслит, чувствует, даже в чем-то понимает. И совсем другое быть зависимым от мысли природной стихии. И кто знает, мыслит ли она. Что можно сказать с определенностью, так это то, что ей нет никакого дела до горстки людей мечущихся сейчас по волнам где-то очень далеко от земли.
— А граница?
— Мы с каждой минутой приближаемся к ней. Дело нескольких минут, нам не избежать столкновения, — капитан изучал мою реакцию. Похоже своей обезоруживающей откровенностью, он решил отучить меня оттого, что горькая правда все-таки лучше сладкой лжи.
Не дождетесь. Я выдавила из себя улыбку.
— Ну что ж, во всем есть свои плюсы, — наигранная жизнерадостность удивила даже меня саму. Может быть это вторая стадия истерики: когда паника переходит в холодную, рассудительную отстраненность, принятие неизбежного. Первую стадию я видимо пропустила перекатываясь по кораблю из стороны в сторону.
— Да? И какие же?
— Мы узнаем, что случалось с теми, кто пропадал за этой границей. Неужели вам не интересно? Хотя бы чуть-чуть?
— Чуть-чуть? Интересно. Но не настолько, чтобы рисковать собственной жизнью и жизнями других людей. Чтобы мне потом не говорили о моей некомпетентности как человека, на которого возложена ответственность за этот корабль и его команду.
Да, капитан, а вы злопамятны.
— А вам не кажется, что сейчас не время припоминать затаенные обиды.
— Всегда есть время для справедливости. — И, обращаясь скорее к себе, чем ко мне, добавил, — Кстати, из элементарной вежливости, можно было бы сказать спасибо. Уже второй раз. А я и первого не помню.
Нет, мне не стало стыдно. Я почувствовала усталость, усталость от непонимания. Сложно не только зависеть от чужой воли, не менее сложно, когда тебя не понимают. Не хотелось спорить, не хотелось ругаться, не хотелось оправдываться.
— Я не такая уж и неблагодарная, как вам кажется. Просто с вами сложно разговаривать, Лорд Капитан.
