– Что?.. Как?.. – растерянно бормотала Янина.
– А этот что ж, – указала подбородком на мужика помещица, – задушить меня надумал? Хочу предупредить: застрелю, коль шелохнетесь без моего дозволения. А у тебя, Янина, видать, страсть: любишь смотреть, как людей губят. Мне все поведал Павел перед смертью.
– Он лгал! – выкрикнула Янина.
– Отчего же лгал? – возразила помещица. – Его слова подтвердил конюх Тришка. Выловили его из реки, выжил он. И настоящие бумаги Павел отдал мне. Обманул он тебя, не их сжег. Так что свидетели твоему преступлению есть.
– Что вы хотите? – злобно процедила Янина.
– Картину, что писал Павел. И веер из слоновой кости. Ты знаешь, какой веер.
– Хорошо, я отдам, – вдруг согласилась Янина.
– Видать, думаешь, я глупее тебя? – невесело усмехнулась помещица. Только сейчас она поняла, с какой неудержимой силой ненавидела эту маленькую дрянь. И сколько же ей приходилось прилагать усилий, чтобы не выстрелить в негодяйку! – Я миром хочу все решить, помни это. Сейчас этот мужик, с которым ты пришла убить меня, поедет вместе с Ионой в бывший мой дом и привезет картину.
– Но в доме полно людей, они не отдадут…
– Ох, лживая твоя натура! – покачала головой помещица. – На балу все. Вон и ты ко мне с бала явилась – под плащом-то у тебя бальное платье, да и причесана ты для бала. Значит, сначала на балу побывала, потом ко мне заехала, чтоб убить, потом назад поехала б на бал. Даже если б тебя здесь увидели соседи, им не поверили б, потому что много господ подтвердит, что ты всю ночь танцевала. В общем, так: я хочу вернуть то, что ты у меня украла, поэтому прикажи мужику доставить картину с веером, и ты уйдешь отсюда с миром.
– Какие гарантии? – начала торговаться Янина.
– Мое слово, – жестко, по слогам процедила помещица. – Мое слово – не твое. У меня слово чести. Да и выбора у тебя нет.
– Лукьян, привези картину с моим изображением и веер, – нехотя сказала Янина. – Он лежит у картины на столике в сафьяновом футляре.
Иона, Фомка и Лукьян ушли, женщины остались одни. Янина заходила по комнате, поглядывая на пистолет в руке помещицы.
– Выстрелю, выстрелю, – заверила ее помещица. Она была страшна в своем спокойствии. – Ты не сомневайся. Как подойдешь поближе, так и выстрелю.
– Мечтаете отомстить мне? – спросила Янина, и голос у нее дрогнул. Все же она боялась решительной помещицы.
– Мечтаю забрать свое, – повторила Агриппина Юрьевна. – А ты за все и так сполна получишь, бог тебя накажет. Впрочем, уже наказывает, ты покуда не замечаешь этого.
– Да? И чем же? – сверкнула ненавистью Янина.
– О, сколько злости-то в тебе! – медленно произнесла помещица. – И откуда только черпаешь ее? Гляди, не подавись злостью-то своею. Отвечу тебе, чем наказывает. Тем, что не обратил на тебя взора своего при рождении твоем, оттого и обделил он тебя. Не дал того, без чего человеку не жить, – души, способной любить. Умеющий любить научится прощать, а коль он простит, то и его простят. Но происходит это, когда такой человек оступится, совершит безрассудный поступок по слабости, а не подлый ум его на то подтолкнет. Бог не дает душу кому ни попадя. Тебе-то как раз и не выдал.
– Но я же живу, – не воспринимала слова помещицы Янина всерьез.
– Кто ж тебе сказал, что ты живешь? В страхе прячешься, ибо тебе наверняка не один человек жаждет счет предъявить. Или отомстить. А это не жизнь. Полагаю, не одного моего сына ты обманула и обокрала. С пяток найдется?
– И более, – гордо бросила Янина.
Агриппина Юрьевна смотрела на очаровательное создание, притягивающее даже женский взор, и думала: надо же, это существо с божественным ликом столь ядовито, что не жалеет даже детей. Как легко Янина подняла руку на Ники! Уничтожила Владимира… Ведь он раздавлен ею! И все те, кого велела она убить, неужели не снятся ей ночами?
– Как же я не раскусила тебя, старая гадина! – тихо процедила Янина, нервно вышагивая по комнате. – Прикинулась деревенщиной смиренной, а сама нос совала повсюду. Как я не заметила? Благодарите, сударыня, что я вас не отравила! А надо было яду подсыпать. Ваш сын и без того имел дурную славу, ему все одно светило: умалишенный!
– Вот потому ты и обделенная, что не понимаешь, какие мерзости творишь. А не понимаешь, потому что души в тебе нет. Пустая ты, как горшок из глины. И так же короток твой век будет, как у горшка. Найдется та рука, которая…
На лестнице послышались шаги, поэтому Агриппина Юрьевна осеклась, на дверь посмотрела в ожидании. И в этот момент – неожиданный для помещицы – Янина бросилась на нее, свалила на пол, и покатились они обе. Выпал пистолет.
Дверь открыл Фомка да так и обомлел, прижался спиной к стене. Лукьян живо сообразил, что происходит, бросил картину и накинулся на Иону. От неожиданности тот тоже выронил пистолет. Да и положение у него было невыгодное – пришлось обороняться от здоровенного мужика. Они свалились на лестницу, Лукьян успел вытащить нож. Иона хоть и стар, а не давал себя убить.
Тем временем Янина одолевала помещицу, превратившись в хищного зверька. Изловчившись, она схватила Агриппину Юрьевну за горло, торжествуя, скалила зубы и рычала, сдавливая пальцы.
Фомка, видя явный перевес мамзели, не смел сбросить ее с барыни. Как-никак Янина дворянского племени, и кто знает, может, после драки они помирятся, а его накажут! Но барыня вроде как задыхалась. Ну, как мамзель Янина убьет барыню, потом и его? Барыня хоть не убьет… Фомка перекрестился и подтолкнул ногой пистолет к дерущимся дамам. На счастье, он очутился прямо у руки помещицы. Миг – и раздался выстрел.
Агриппина Юрьевна сбросила с себя стонущую Янину, с трудом поднялась, услышала возню за дверью. Взглянув еще раз на корчившуюся в предсмертных судорогах Янину, она перекрестилась и бросилась за дверь. Уже потом, после всего, она верила, что сама судьба надоумила Иону купить английский пистолет с итальянским названием, у коего имелся откидной маленький штык. Длины штыка хватило, чтоб вонзить его в спину Лукьяна, который в тот момент явно одерживал верх над Ионой, и убить его.
– Убили!!! – раздался вдруг резкий визг. Агриппина Юрьевна глянула вниз, а там стояла Улита, ключница сына. – Ты… мужа моего убила! Изведу гадючий род твой! Спасите!
Улита выпрыгнула из дома на улицу. Как будто нарочно в поле зрения Агриппины Юрьевны попался пистолет, выроненный Ионой. Казалось, что конца свите Янины не будет никогда, а на раздумывания не было времени, да и злоба с обидой слишком разрослись, толкали на самосуд. Агриппина Юрьевна тоже выбежала на улицу, в полутьме все-таки разглядела бегущую к роскошной карете Улиту и прицелилась. Выстрела не услышала за ударами сердца, а только увидела, как Улита взмахнула руками и… растаяла где- то в темноте. Затем послышался топот копыт, скрип колес… карета Янины помчалась вперед. У помещицы подкосились ноги. Сползая по стене у порога дома, она прошептала:
– Попала… Попала…
– Ну, Агриппина Юрьевна, я теперь тебе жизнью обязан, – выдавил Иона, утирая рукавом кровь с лица. – Ух, и здоров бык… Ты-то как?
– Погляди, как там Янина, – едва выговорила Гордеева. Постепенно приходило осознание, что своими руками она убила людей.
Иона вошел в комнату, через минуту вышел:
– Померла, кажись. Туда ей и дорога. – Он спустился к барыне, помог ей встать на ноги. – А картину доставили. И веер. Фомка! Фомка!
– Тута я, – отозвался кучер, выходя из комнаты. – Чего кричите, Иона Потапыч? Лошади готовы, у крыльца стоят. А мамзель Нина тоже в карете прибыла. Вас, барыня, ейный лакей видал, он на козлах с кучером сидел.
– Едем! – решительно сказала Агриппина Юрьевна.
– Куда ж теперь-то? – бормотал Иона. – Ну, как схватят нас, а?
