– Посмотрите на нее! – взмахнула руками Калерия, побелев от негодования. – Ты его вскрыла автогеном!
– А что такое автоген? – наивно хлопнула глазами Марьяна. – Господин адвокат, на меня возводят поклеп. Это карается законом? Кстати! А ну-ка, докажите, что я вас обокрала! Какие деньги? Сколько я у вас украла?
– Чшшш! – призвал к спокойствию Богданов.
– Друзья мои, так вы не договоритесь, – сказал адвокат. – Вы еще не вступили в права наследства, из вас еще никто не является участником предприятия, а вступать в наследство вы будете в равных долях, следовательно, все станете участниками предприятия. До тех пор Константин Чупахин будет руководить предприятием как действующий генеральный директор. Однако должен предупредить: ситуация не очень хорошая. Сейчас у вас у каждого доля в уставном капитале равна тридцати трем целым и трем в бесконечности от общей суммы. Так дела не делаются. Вам нужно договориться, у кого из вас будет тридцать четыре процента. Договоритесь заранее и при свидетелях, чтобы потом не возникло осложнений.
– Я отдаю свои три в бесконечности процента моему брату, – сказала Калерия.
– А я их оставлю себе, – полезла в бутылку Марьяна.
– Марьяна, – взял слово бизнесмен Богданов, – у тебя положение хуже, чем у Толика и Калерии. Ты всегда будешь в проигрыше, потому что у них в совокупности шестьдесят шесть процентов голосов, и в любом случае решение будет принято такое, какое нужно им. Решения принимаются большинством голосов, тебе понятно?
– Ну и что? – упрямилась Марьяна. – У них на двоих и так больше процентов, почему бы им не отдать один процентик мне?
– Хочу заметить, – взял слово адвокат, – бывают ситуации, когда для принятия решения участниками общества требуется две трети от общего числа голосов, например, для внесения изменений в устав общества или единогласное решение, например, по ликвидации общества. Если у Марьяны будет доля в тридцать четыре процента, то решение, где требуется две трети голосов, скорее всего не будет принято. Вы, Калерия и Толик, не наберете двух третей.
– Тем более, пусть тогда будет тридцать три и три в бесконечности, – рявкнула Калерия. – Ну, с какой стати я должна отдавать что-то ей? Она нам чужая. Последнее время и папа ее терпеть не мог.
– Я вообще не понимаю, почему дело моего отца должно делиться на три части? – возмутился Толик. – Мы с сестрой должны быть единственными наследниками.
– Таков закон, – развел руками адвокат. – Поскольку не составлено завещание, Марьяна получит треть.
– Плохой закон, – рявкнул сынок, побагровев.
– А мне нравится, – расплылась в улыбке Марьяна.
– Можно мне сказать? – Константин Чупахин поднялся. – Мне, я тут слышал, выражено недоверие. На меня и без того можно повесить всех собак, чувствую, так будет и впредь. Поэтому, чтобы не иметь в будущем осложнений, я бы хотел освободить занимаемую должность.
– В таком случае я могу заняться делами отца? – подхватил Толик, обращаясь к адвокату, но тот его не порадовал:
– До вступления в наследство никто из вас не имеет права...
– Черт знает что! – был вне себя Толик.
– Стоп, стоп! – сердито прикрикнул бизнесмен Богданов. – Ребята, вы хоть понимаете, что будет, если Константин оставит работу? Вы разоритесь. Костя знает все связи Фисуна, все финансовые сделки, всех поставщиков и клиентов. Вы понимаете, что связи теряются мгновенно?
– Костя, со мной у тебя осложнений не будет, я доверяю тебе, – заверила Марьяна. И повернулась к адвокату: – Кстати, ему доверял и Фисун. Так почему бы не отдать один процент Константину? Это была бы неплохая награда за его тяжелый труд.
В общем, на этом одном проценте и застряли.
– Давайте, поступим так, – вновь заговорил Богданов. – Пока время терпит, вы подумаете, примете решение, а потом сообщите о нем нам на таком же собрании. В конце концов, бизнес теперь ваш, и ваше дело – сохранить его или пустить под откос. На сем ставлю точку. Ада, скажи, чтобы подали ужин.
Ну, и ужин это был! В гробовом молчании, кусок застревал в горле. Марьяна мужественно продержалась до конца, так как боялась, что уйдет, а тут без нее договорятся о чем-нибудь нехорошем. Когда детки удалились, тогда и она засобиралась. Ее провожала Ада Васильевна, которая не преминула сделать ей замечание:
– Ну, зачем тебе эти проблемы? Зачем ты лезла на рожон?
– Хм! – надула губы Марьяна. – Не знаю, как это получается. Терпеть не могу Толика и эту чахонь.
– Марьяна, они родные дети Фисуна, защищают свои интересы, а ты им никто – женой их отца была недолго, а получишь наследство наравне с ними. Пойми это. Любой на их месте вел бы себя точно так же, в том числе и ты. Послушайся разумного совета: отдай свои три в бесконечности доли процента. Спать будешь спокойно.
– Да я вообще продам свою часть. Я все равно ничего не понимаю в мазуте, бензине и нефти, детки папы Фисуна меня обуют. Но не им продам. Им – ни за что!
– Ах, ну тогда... Думаю, я помогу тебе, найду покупателя.
– Ой, вы прелесть!
Марьяна расцеловала ее в обе щеки и выбежала на улицу. Садясь в такси, потирала мысленно руки: скоро она станет богатой и независимой... если не посадят из-за Елецкого. Ну, как она так вляпалась? Знать бы раньше, что треть ей полагается по закону, не валяла бы дурака. Ну, ничего, будет делить все до нитки. Машин у Фисуна три? Вот! Разделит на три части каждую. А то можно подумать, их папочка честно заработал бабки. У народа отнял, значит, у Марьяны тоже!
Она искала ключи в сумочке, стоя на пороге дома. Вечно они куда-то деваются, будто у сумки есть двойное дно. Нашла. Вставила в замок... а ключ не поворачивается. Хорошо было, когда в доме дежурила охрана, Марьяна без ключей ходила. Убирать, готовить и гладить приходила какая-то тетка. На это муж тратился, потому что престижно иметь охрану и домработницу. Не жизнь была, а малина, стерпишь любого Фисуна. Сейчас положение Марьяны скромное, дожить бы до наследства.
– Я что, дверь не заперла? – удивленно вымолвила она, когда дверь без усилий открылась, стоило подергать ручку. – Ничего себе, так и нищей недолго остаться, обворуют ведь. Пора мне голову брать в руки...
Темный коридор она прошла на ощупь – забыла, уходя, свет оставить. Последнее время Марьяна приобщалась к жизни заново, ведь теперь некому свет включить, еду приготовить, убрать домище. Быстро человек забывает старые привычки.
Нащупав выключатель, ударила по нему ладонью... а света нет. Пришлось двигаться в прихожую. Дом старый, папа Фисун хоть и перекроил его на свой лад, а избежать некоторых архитектурных неудобств не смог, вот и получилось: сначала бесполезный и вечно холодный коридор, потом прихожая, потом уже начинаются комнаты. В прихожей Марьяну обдало уютным теплом. Как ни говори, а повезло, что папу пришили. Сейчас Марьяна заляжет на диване перед телевизором, журнальчики полистает, а завтра валяться в постели будет, и никто не толкнет в бок: вставай, корова.
Она расстегнула шубку и осторожно шла к выключателю, ощупывая стену. Ей показалось, в прихожей кто-то дышит. Наверное, псина Фисуна, но почему-то не воняет.
– Цент? Цент, ко мне...
Марьяна услышала, как Цент заскулил в гостиной, царапая лапой дверь. Испортит! Эта псина только вред приносит... А больше – ни звука, ни шороха. Но ощущение, что кто-то притаился в прихожей, не прошло. Неприятно стало. Ладонь никак не нащупывала выключатель... Марьяна лихорадочно трогала стену...
Споткнувшись о шкафчик для обуви, она едва не упала, а рукой дотронулась до одежды. Только одежда какая-то наполненная, будто бы надета на человека. Сообразив, что, возможно, это и есть человек, Марьяна ойкнула и отдернула руку:
– Кто здесь?
